Коллектив авторов - Антология средневековой мысли. Том 1

С. С. Неретина

Начинаются глоссы магистра Петра Абеляра к «Категориям» Аристотеля. Этот автор, озаботившись в основном обсуждением логики, не оставил непроработанным ничего из того, что считал необходимым для своего учения. Отсюда: так как логика есть способ рассуждения [400], то есть распознавание способов доказательства, а доказательства выражены в предложениях, предложения же сообразно речевым оборотам (dictio) образуют и свой состав, и утверждение, и значение, то [Аристотель] исследовал все это по отдельности так тщательно, что прежде обнаружил каждое значение простых выражений (sermo) в этом труде — то, что связано с вещами, а то, что связано с понятием — в [трактате] «Об истолковании», где свойства предложений прослеживаются еще усерднее. В «Топике» и «Аналитиках» [401]он завершает учение о доказательствах. И естественный порядок требовал того, чтобы как части по природе предшествуют своему составу, так и учение о них было бы первым и при обсуждении, и при чтении. Поэтому, по свидетельству Боэция [402], книга, которая передает учение о простых выражениях и которую начинающим нужно читать прежде прочих трудов Аристотеля, представляет логику.

По свидетельству того же Боэция [403], в замысел этого труда входит обсуждение с помощью первых обозначающих сказуемых (vox) первых родов вещей относительно того, что эти вещи означают, то есть объяснить их значение по природе субъектных вещей. Вот что он сделал при этом исследовании: обозрев неопределенное множество как вещей, так и имен (nomen) и не будучи в состоянии исследовать все это в отдельности из-за неопределенности этого [множества], рассмотрел десять имен, в которые можно заключить все — с любыми названиями — субъектные вещи, при объяснении значения он всеми способами демонстрировал присущие им десять имен в десяти природах всех субъектных вещей и некоторым образом выявлял [404]значения всех имен в этих десяти именах. Это десять наиболее общих родов, то есть субстанция, количество, качество и т. д., которые он называет предикаментами [405], потому что, по словам Боэция [406], они сказываются о прочем — как родах, так и видах.

Те же десять имен Боэций [407], раскрывая замысел этой книги, назвал первыми сказуемыми, обозначающими роды вещей, мы же, следуя отмеченному замыслу, сверх того удостоил внимания каждое слово (verbum) в отдельности. Поскольку, следовательно, эти десять имен он назвал первыми сказуемыми, то это можно принять по многим причинам. И в самом деле они могут называться первыми потому, что здесь внимание на них направлено в соответствии с первой импозицией имен, которая осуществляется над вещами. Ведь бывает двоякая импозиция сказуемых, а именно: одна, первая по природе, когда сказуемые слова вводились для обозначения (significatio) вещей, как, например, «эта» из вещей называлась «человек», а «та» — «лошадь». Другая же импозиция, вторая, — та, когда найденные при означивании (designatio) вещей сказуемые слова были вторично названы (appellatae) другими именами, эти, например, были названы именами, а те — глаголами. Бывает, следовательно, первая импозиция слов, в соответствии с которой они были найдены при означивании вещей, вторая же импозиция — та, в соответствии с которой другими именами назывались сами сказуемые. Здесь внимание — в соответствии с первой импозицией, которая производилась над вещами, — обращается на сказуемые, на то, что «это» означает субстанцию, а «то» — качество, и потому было сказано: направлять внимание на первые сказуемые, то есть на слова по их первой импозиции. Ведь хотя субстанция и качество — некоторым образом имена сказуемых (nomina vocum), здесь они не обсуждаются в этом значении. В [трактате] же «Об истолковании», поскольку в нем речь также идет как бы о простых выражениях, о них толкуется, скорее, потому, что они обозначаются другими словами, которые называются именами или глаголами, то есть на основании не первой, а второй импозиции.

Первые сказуемые слова можно принять потому, что они обсуждаются здесь в том значении, которое является первым по природе, так как обнаруживается их значение, присущее вещам. Ведь хотя слова имеют двоякое обозначение, а именно: относительно вещей и относительно понятий, вещи по природе предшествуют понятиям; ведь из природы вещей следует, что прежде должно стоять то, что мог бы «схватывать» интеллект, и тот, кто находит какое-нибудь слово (vocabulum) [408], рассматривает вначале природу вещи, ради демонстрации которой он приложил имя. Понятия, следовательно, которые должны следовать природе вещей, по природе позднейшие, вещи же — предшествующие. Однако поскольку, вследствие импозиции, первое и главное значение имени называется понятием, что само собой разумеется, постольку название (vocabulum) было дано вещи, чтобы оно конституировало понятие. Но хотя по причине импозиции значение имен является первым понятием, однако собственно понятие естественно — по природе своей субстанции — является более поздним, чем вещь. Отсюда справедливо, что для обозначения вещей, которые естественно предшествуют понятиям, здесь речь ведется о первых сказуемых.

Первыми же они могут называться из-за двоякого способа обозначения, а именно: вещь обозначают тогда, когда ее обозначают по сущности (secundum essentiam), а не по приложенности (secundum adjacentiam) [409], и еще когда они обозначают вещь как сущность в том статусе сущности, который по природе предшествует прочим. Ведь всякая вещь по своей сущности существует (subsistit) прежде, чем она поддерживается субъектом [410]. Отсюда: на основании способа обозначения, первыми по природе являются те слова, которые содержат обозначение сущности, а не приложенности, например, «человек» или «белизна», а не «белое». С другой стороны, так как при таком приоритете обозначения сущности эти десять имен соответствуют всем родам и видам, то они имеют приоритет еще и сверх того, потому что в первом статусе сущности именуют субъектную вещь. Ведь так же как об одной и той же вещи можно сказать «человек», «животное», «тело», «субстанция», то благодаря этому имени «субстанция» в статусе сущности она называется прежде прочих по природе.

Что же касается осмысленного содержания (sententia) [411], то эти десять имен могут называться первыми относительно родовых и видовых, потому, разумеется, что по этому своему смыслу, который заключается во [всем] прочем, как в части, они являются определяющими и некоторым образом конститутивными. Ведь «тело» выражает то целое, что содержит телесную субстанцию, «животное» — что содержит чувственную одушевленную телесную субстанцию, а «человек» — все это вместе, а, кроме того, рациональное и смертное.