Коллектив авторов - Антология средневековой мысли. Том 1

Точка зрения Гильома относительно того, что такое Персона, из «Диалога» не ясна. Судя по тому, что он употребляет предлог in («в») в словосочетании «в единстве Персоны», можно допустить, что он следовал старой формуле, согласно которой Бог Сын состоял не «из» двух субстанций, а «в» двух субстанциях. См. об этом: Боэций. Против Евтихия и Нестория // Боэций. Утешение философией.

Абеляр в то же самое время также обращал внимание на различие предлогов «в» и «из», что делает проблему, поставленную на заре Средневековья, актуальнейшей и в XII в., когда вопрос о Троице обсуждается не внутри христианства, а вовне, в связи с обсуждением различных философско-религиозных систем. «У Троицы, — писал Абеляр, — нет основания ни в Персонах, ни в чем бы то ни было, то есть она ни из чего не извлекает своего бытия, хотя и пребывает одновременной в трех Лицах. Я говорю „в трех", хотя Она скорее состоит более, чем из трех, потому что, пожалуй, свидетельствующий о вещественности предлог „из", означает, как кажется, материальное основание, тогда как [предлог] „в" непосредственно выражает содержание Персон в Троице... так что Троица то же, что три Персоны» (Петр Абеляр. Теология «Высшего блага» // Петр Абеляр. Тео-логические трактаты. С. 206).

Слова «Всемогущий» и «Бог» у Гильома являются соответственно началом и концом фразы Omnipotens igitur in Trinitate personarum et unitate Deitatis carens principio ac fine, ac permanens in seipso aeternaliter Deus. Поскольку все сказанное заключено внутри этих слов, то получается грамматическое определение того, что по природе не может быть определено философски.

Свободный выбор не подразумевал свободы как таковой, он осуществлялся в волевом пространстве и отождествлялся с волей, например, у близкого Ланской школе Бернарда Клервоского, рассматриваясь как способ различения добра и зла и направление по стезям добра и зла (см.: Бернард Клервоский. О благодати и свободе воли // Средние века. Вып. 45. М., 1982). Однако это не ставит волю в полную зависимость от предопределения (predestinatio). Августин говорил, что Бог в предвидении Своем не может познавать ничто, следовательно, в воле Он познает нечто, следовательно, свободная воля есть (Августин. О Граде Божием. Т. 1. С. 258).

Это, несомненно, то новое, что внес в описание идеи блага сам Гильом и что прежде всего относится к определению зла как ненависти Бога и выделении среднего, или общего, достояния, обладающего амбивалентностью, зависящей от определенных расположений воли.

Т. е. производить оценку, что есть свойство способности суждения — интеллекта.

Субстанциальная сущность (для русского уха звучащая как «деревянное дерево», поскольку со II в. Аристотелеву «сущность» переводили на латинский как «субстанция») в данном случае сопряжена с Боэциевым подразделением субстанции на субстанцию и субсистенцию (Боэций. Против Евтихия и Нестория // Боэций. Утешение философией. С. 173) и с подразделением Гильберта Порретанского субстанции на субсидирующее и субсистенцию (Гильберт. Порретанский. О природе // Вопросы философии. 1998. № 4).

Повтор творения, по Гильому, означает тождество, то есть не-творение. Творение есть всегда творение нового смысла. Поэтому вопрос об исправлении начала творения логически несостоятелен.

Не совсем ясное выражение, которое, возможно, сродни Августиновому определению материи, как «почти ничто», созданное из ничто (Августин. Исповедь. С. 314).

Гильом здесь совершенно необычно решает проблему познания зла путем деления познания на теоретическое (означенное термином scientia) и практически-моральное (означенное термином experimentum). Эксперимент определяет волю-желание. «Веер» предопределенных возможностей в результате эксперимента сузился до одного-единственного канала, актуализировавшего дальнейшую — греховную — жизнь человека.

Гильом выстраивает оппозицию: не «ум — глупость», а «ум — грех», что изначально полагает ум в сфере добродетели.

В античной мифологии Ирида — богиня радуги, дочь Тавманта и Электры, вестница богов.

В русской православной традиции эта книга называется Книгой Бытия.

Ср.: «Он согрешил сознательно и рассудительно» (Августин. О Граде Божием. Т. 3. С. 32).

В русском синодальном издании: вместо «Ева» — «жена».

Августин сравнивает Адама с Соломоном, поклоняющимся идолам, который «увлечен в это святотатство женским ласкательством... Так же точно нужно думать, что и оный муж, чтобы нарушить закон Божий, последовал своей жене... не потому, чтобы введенный в обман поверил ей, как бы говорящей истину, а потому, что покорился ей ради супружеской связи» (Августин. О Граде Божием. Т. 3. С. 32).

Слова «в помощники» отсутствуют в цитированном месте в синодальном издании.

Т. е. дьявол.

Печатается по изданию: Антология педагогической мысли христианского средневековья. Т. 2. М., 1994. С. 52-93.

Сведения об этой надписи, очень популярной в Средние века, восходят к Ксенофонту и известны были благодаря сочинению Макробия «Комментарий на „Сон Сципиона"».

«Тимея» в Средние века знали по неполному его переводу на латинский Халкидием.

Слова эти взяты у Халкидия, который приписал их Эмпедоклу.

Работа Варрона «Перифизион» («О природе») до нас не дошла. (Примеч. ред.)

Слова из «Югуртинской войны» Саллюстия.

Взято из сочинения Ремигия Оксерского «Комментарий к „Утешению философией" Боэция».

Из элегий Максимиана.

Имеются в виду астрономы.

Легендарная страна блаженных.

Из сочинения Марка Туллия Цицерона De inventione («Об открытии»).

Взято из сочинения Вергилия «Георгики».

Вероятно, имеется в виду Соран Эфесский (нач. II в.). (Примеч. ред.)

Здесь Гуго повторяет слова Боэция из «Комментария к Порфирию».

Взято из «Этимологии» Исидора Севильского.

Из «Комментария к Порфирию» Боэция.

Этимология слов «арифметика» и «музыка» неверна. Гуго, если даже и знает их подлинное греческое происхождение, считает, однако, более важным то, что «добродетель знаний» характеризует в полном смысле слова «доблесть знающего». Идеал монаха-интеллектуала эпохи Боэция — далеко в прошлом, в век Гуго это «рыцарь веры». (Примеч. ред.)