Софокл - Электра

Вы, жены, вижу, здешние: скажите,
Не это ли дворец царя Эгиста?

Да, чужестранец, — это он и есть.

А это, как могу предположить,
Его супруга? Видно, что царица!

Не иначе — царица пред тобой.

Привет, царица! Я тебе с супругом
От друга весть приятную несу.

Я рада слышать, — но сперва хочу
Осведомиться, кем сюда ты послан?

Фокейцем Фанотеем, с важным делом.

С каким же, гость? О говори! От друга
Лишь дружеских я ожидаю слов.

Короче говоря — Орест скончался.

О горе мне! Теперь погибла я…

Что, что сказал ты, гость?.. Ее не слушай…

Я повторю: Ореста нет в живых.

Пропала я, несчастная… Конец…

Ты здесь при чем?.. А ты, о чужестранец,
Всю правду мне скажи: как он погиб?

Я для того и прислан, все скажу.
Прибыв на место знаменитых игрищ
Всеэллинских — дельфийских состязаний —
И услыхав глашатая призыв,
Он встал в ряду для первого забега —
Он весь сиял, все восхищались им —
И, бег закончив у исходной точки,
Почетную награду получил…
Но буду краток: в жизни я не видел
Ни подвигов таких, ни торжества.
Да, знай: во всех судьей провозглашенных
Соревнованьях первым был Орест.
Едва глашатай выкликал: аргивец
Орест, сын Агамемнона, который
Собрал Эллады доблестную рать! —
Все повторяли радостно: «Счастливец!»
Так дело шло… Но если бог начнет
Преследовать, и сильный не спасется…
Наутро прибыл он с восходом солнца
На колесничные бега, — немало
Еще возниц в тот день соревновалось:
Ахеец и спартанец, два ливийца, [20] Ливийцы — жители Ливии, греческой колонии в Северной Африке.
Искусники однояремной править
Четверкою; с упряжкой фессалийских
Кобыл, Орест был пятым; на буланых
Шестым шел этолиец, и магнет [21] Магнет — житель одного, а эниец — житель другого района Фессалии. —
Седьмым; восьмым — эниец шел на белых;
Девятый прибыл из Афин, богами
Воздвигнутых; в десятой колеснице
Был беотиец [22] Беотиец — житель Беотии, области в Средней Греции. родом. Колесницы
Построили по жребию, труба
Знак подала — и ринулись вперед!
Вот, на коней загикав, как один,
Взметнули вожжи. Грохотом колес
Наполнилось ристалище. Взвилась
Пыль. Мчались ровно, скопом, не жалели
Стрекал. Стремился каждый обогнать
Соседнего возницу и храпящих
Его коней — на спины и колеса
Летели клочья пены с конских морд.
Орест едва ступицей не задел
О крайний столб. Он, правой пристяжной
Дав волю, левой сдерживал стремленье.
В порядке колесницы шли. Но вот
Энийца туго взнузданные кони
Вдруг понесли — и в сторону… Когда же
На круг седьмой уже переходили,
Вдруг сшиблись с колесницею баркейца. [23] Баркеец — житель ливийского города Барки, в северо-восточной Африке.
Враз две беды! Разбились в прах и грудой
Свалились друг на друга, — поле Крисы
Обломками покрылось колесниц. Увидев это,
Ловкий афинянин
Взял вбок и придержал, проход давая
Смешавшемуся конскому потоку.
Орест последним шел, своих коней
Не припускал, в конце нагнать надеясь.
Но, увидав, что лишь один остался
Соперник, он ретивых зычным криком
Погнал вперед. Помчались, дышло в дышло,
И то одна четверка, то другая
Опережала на голову. Так
Благополучно все круги злосчастный
Прошел, — и сам и кузов были целы.
Но он ослабил левую вожжу
И не приметил, как на повороте
Задел за крайний столб. И вмиг ступица
Вся вдребезги! И соскользнул Орест
И пал на землю, путаясь в ремнях.
Упал, а кони по полю помчались.
Народ же, увидав, как с колесницы
Низвергся он, завыл: свершив так много
Отважных дел, такую муку принял! —
Влачится по земле, ногами к небу!
Тут конники, с трудом его коней
Остановив, распутали Ореста, —
А он был весь в крови — никто из близких
Несчастного не смог бы опознать!
И тотчас на костре его сожгли мы,
И тело мощное — горсть пепла! — в урне
Сюда несут фокейские послы,
Чтобы в земле родимой упокоить.
Вот что случилось… Тяжело и слушать, —
Ну, а для нас, все видевших воочью,
Нет в целой жизни горя тяжелей.

Увы, увы мне! — с корнем вырван весь
Старинный род властителей микенских…

О Зевс! Что приключилось?.. Счастье?..
Горе… Спасительное все же?.. Не пойму…
Ах, тяжко жизнь спасать ценой несчастья!

Но чем ты так смутилась, госпожа?

Что значит мать!.. Нас оскорбляют дети,
А нам возненавидеть их нет сил…

Выходит, что некстати наш приход.

Некстати?.. Нет, и быть того не может,
Раз ты пришел свидетелем надежным,
Что умер он — дитя моей души.
Забыв, что я его кормила грудью,
Бежал он на чужбину и не видел
Меня с тех пор… и все винил в убийстве
Отца и страшной местью мне грозил,
Так, что ни днем, ни ночью сладкий сон
Мне не смыкал очей. За годом годы
Я верной смерти каждый день ждала.
Отныне я избавлена от страха
Пред ним… и ею. Злейшей мне напастью
Была она — живя со мной, пила
Кровь чистую души моей. Сегодня
День проведем мы без ее угроз.

О горе! Вот когда вдвойне пристало
Тебя оплакивать, Орест: ты умер,
А мать язвит!.. Как хорошо, не правда ль?!

Ему-то хорошо, тебе — едва ли.

Умершего услышь, о Немесида! [24] Немесида — богиня возмездия и справедливости

Услышала… и все уже свершила.

Что ж, оскорбляй… Ты нынче торжествуешь.

Тебе ль с Орестом мне язык связать?

Язык наш нем… Тебя ль молчать заставим!

Тебя я наградила б, гость, когда бы
Ты мог прервать ее истошный крик.

Так я отправлюсь — выполнил я дело.

Нет! И меня то было б недостойно
И друга, кем с известьем прислан ты.
Войди в наш дом… Пускай она тут стонет
Над братом дорогим и над собой!