Лудовико Ариосто - Неистовый Роланд. Песни XXVI–XLVI

108 А как сгнался багрец стыда
Свычным гневом,
Он кричит, что неправилен приговор,
Что мечом об этом поясе
Пред лицом короля и всех, кто здесь,
Он желает победы или бесчестия,
А не женским судом,
Для которого что недолжно, то и мило!

109 Мандрикард в ответ,
С новым пылом вскинувшись: «Будь по-твоему!»
И тут быть бы вновь челноку
В дальнем плаванье до ближней пристани,
Не вспеняй Родомонту Аграмант,
Что ему-де уж неподстать
Вызывать к ответу царя-соперника;
Только тем челну и сбит парус ярости.

110 Видя дважды в единый день
Родомонт себя при всех опозоренного —
Государем, которого он без спору чтил,
И возлюбленною дамою, —
Не желает здесь больше ни ногой,
Забирает из великого своего полчища
Лишь двух слуг
И спешит вон из вражеского стана.

111 Как тоскливый бык, [48] Как тоскливый бык… — Ср.: Вергилий. Георгики, III, 220 слл.
Уступив свою телицу сопернику,
Бредет прочь от привычных пажитей,
Ищет дальних рощ, брегов, песков,
Где мычать ему и полднем и полночью,
А любовного буйства не избыть, —
Так, смятенный скорбью,
Удаляется отверженный царь алджирский.

112 Было ринулся оружный Руджьер
Вслед врага и коня своего Фронтина,
Но как вспомнился,
Что обязан битвою и татарину, —
Повернул с Родомонтовой тропы,
Чтобы сведаться сталью с Мандрикардом
Прежде, чем приспеет король Градасс
О Роландовой ратовать Дурендали.

113 Тяжко ему зреть скакуна,
Уводимого зримо и безвредно,
И он крепкий зарек себе зарок,
Кончив начатое, отбить отъятого.
А черкесский между тем Сакрипант,
Не имев Руджьеровых помешательств
И о том же соревнуя коне,
Быстро прочь по Родомонтову следу;

114 И настиг бы, кого искал,
Не случись ему в пути дивный случай,
Сбив с тропы
И замедлив до закатного часа.
Он увидел
Даму, павшую в сенскую волну
И погибшую бы, не приди он помочь;
Вмиг он в воду, выводит ее на сушу,

115 Но едва собрался опять в седло —
Глядь, коня его нет, как не было;
Он вдогон, и гонял его до вечера,
И настиг с немалым трудом,
А настигши, уже и сам не знал,
Как вернуться на путеводные тропы:
Двести миль
Избродил он, взыскуя Родомонта;

116 Где сыскал, как бился, как был побит
С превеликим себе уроном
И остался без коня и в плену,
О том скажется впереди; а покуда
Моя повесть — о том, в каком пылу
Против дамы и государя
Отъезжал от стана Родомонт
И какими словами клял их, едучи.

117 Жгучие вздохи
Раскаляли ветер в его пути,
Эхо
С жалостию вторило из полых скал.
«О, — стенал он, — женская душа,
Как изменчива, как ты переменчива!
О тоска, о горе, кто вверится тебе,
Верности не ведающая!

118 Ни служенье без срока, ни любовь без края,
Явленная стотысячекрат,
Не осилила тебя, не поволила
Устоять такой, какова была.
Не за то я тобой забыт,
Что помыслился хуже Мандрикарда:
Всем невзгодам моим одна вина —
Твой женский пол:

119 Клятый пол,
Верно, созданный Природой и Господом
В взыск и в бремя мужскому роду,
Как гадючья поползь,
Как медведь, как волк,
Как в заразном воздухе
Мухи, комары, осы, оводы,
А меж сеяний плевел и овсюг!.

120 Ах, почто благодатная Природа
Не судила рождаться мужам без жен,
Как рождает людской привой
Плод от груши, и яблони, и смоковницы!
Но и сам я знаю, почто, —
Звуча звуком твоего имени:
Ты, Природа, — женского рода,
Так какой в тебе разум или добро?

121 Из шипов рождаются розы,
А чистейшие лилии из гниющих трав, —
Не чваньтесь же, не кичитесь же,
Что дано вам рождать мужчин,
О женщины,
Дерзкие, мерзкие, злостные, несносные, коварные, неблагодарные,
В ком ни веры, ни разума, ни любви,
А лишь пагуба веку и человеку!»

122 Таковыми и несчетными разными
Стенал стонами он во весь свой путь,
То вполголоса толкуя сам с собой,
То бросая крик в далекие дали,
Но лишь в срам и поношение женщинам, —
А напрасно,
Ибо, право, на две ли, три ли злых
Между ними надо быть сотне добрых.

123 Правда, скольких я ни любил,
Ни одна не явила себя верною,
Но не положу я, хулы на всех,
А скажу: такова уж моя недоля.
Много есть, а пуще было таких,
О которых никто не молвит худа,
Но что делать — знать судьба: будь и в стах
Одна злая, так ей-то я и надобен.

124 А хотелось бы, [49] А хотелось бы… — Эта октава появилась в третьем издании поэмы, адресована она Алессандре Бенуччи (см.: I, 2, прим.).
Пока я не сед и не мертв,
Отыскать такую, чтобы воскликнуть:
Вот она, благоверная даже мне!
Ежели чудо сбудется
(А надежда на то во мне жива) —
Неустанно стану слагать ей славу
Устно и книжно, прозою и стихом!

125 А не меньше, чем против дамы,
Кипя гневом на своего короля,
Сарацин хулою на ту и этого
Равно рвется разумом из брегов:
Жаждет видеть,
Чтоб на царство его грянула злая буря,
Чтоб по Африке — ни камня на камне,
В каждом доме — смерть,

126 Чтоб, низвергнувшись, король Аграмант
Влачил жизнь тщетно, скудно, скорбно, слезно,
И чтоб он, Родомонт,
Вернул честь ему, воссадил на престоле,
Явил плод своей вечной верности,
И тогда увидится: честный друг
Вправе быть поддержан в добре и в худе,
Даже ежели он один против всех.

127 Так-то пышучи сарацин
Буйным сердцем на государя и даму,
Скачет долгий день за долгим днем,
Сам не спит и Фронтину не даст прохлады.
На второй или третий перегон,
Глядь, а он уже и у Соны,
Потому что держал на юг,
Чтоб из лукоморья отчалить в Африку.

128 Видит: Сона от берега до берега [50] …от самого Парижа // И до Мертвых Вод… — Т. е. в руках сарацин находилась вся центральная и южная Франция. Мертвые Воды. — см.: II, 63, прим.
Вся в плотах, расшивах, ладьях,
Отовсюду правящих снедь и сыть
На потребу осадному ополчению,
Потому что от самого Парижа
И до Мертвых Вод и испанских гор
Вся земля, что направо по пути,
Полегла под басурманскую руку.

129 А где нету водного ходу,
Там поклажу сваливают на угор
И за людною охраною
Тянут далее вьючно и тележно.
Для того по всем берегам
Согнан крепкий скот со всей Франции,
А погонщики над рекою
В постоялых дворах справляют вечерю.

130 Как застигла здесь алджирского [51] А пивал знатней всякого француза. — Родомонт, тем самым, не признает закон шариата, запрещающий мусульманам употребление вина. Ср., однако: XXIX, 22.
Короля слепая черная ночь,
Зазывает его здешний гостиник,
И король невсхотно, а встал в постой.
Конь расседлан, выставлен стол,
Брашна, вина корсские и грецкие,
Потому что сарацин, хоть и маврам мавр,
А пивал знатней всякого француза.