Густав Шваб - Мифы и притчи классической древности

Ее слова сильно опечалили родителей. «Выбрось эти мысли из головы, — сказал отец, — не обещай нашему хозяину больше, чем ты можешь выполнить; это свыше твоих сил. Ты ребенок и не видела еще смерти. Когда же придет час расставаться с жизнью, тебе захочется жить, но будет уже поздно. Поэтому замолчи, иначе тебе достанется от меня!» Он думал заставить ее молчать просьбами и угрозами, но это ему не удалось. «Дорогой отец! — сказала девушка. — Как бы я ни была глупа, но настолько ума у меня есть, чтобы знать об ужасах смерти по рассказам. Но и жизнь не слишком сладка для того, кто трудится в поте лица своего. Если же ему и удается дотянуть до старости в нужде и заботе, то смерти все-таки ему не миновать и даже, может быть, души не спасти. Не лучше ли такому человеку совсем и на свет не родиться. Мне же суждено еще в юные годы отдать свое тело во имя вечной жизни. Не противьтесь мне. Это всем будет на пользу: до тех пор пока будет жив наш хозяин, и вы будете обеспечены. Спасем же его при помощи этого прекрасного средства, и все мы спасемся. Дайте согласие, так должно быть». Услышав такое решительное заявление, мать заплакала и сказала: «Подумай, милая дочка, сколько мук мне пришлось перенести ради тебя. Такова-то твоя благодарность. У меня сердце разрывается от твоих речей. И перед Богом ты грешишь и губишь свою душу. Вспомни заповедь: чти отца и мать. В награду за это обещал Он спасенье души на небесах и долгую жизнь на земле. Ты уверяешь, что хочешь пожертвовать своей жизнью ради нашего счастья. Нет, ты этим только отравишь нашу жизнь. Если мы и довольны своей жизнью, то только потому, что живем для тебя. Ты должна быть опорой на старости лет и будешь повинна в наших слезах, которые мы будем проливать над твоей могилой». Девушка отвечала: «Я охотно верю, что ты и отец любите меня, как родители своего ребенка, и каждый день это чувствую. Ваша любовь дала мне душу и красивое тело, за которое меня все любят. Кому же мне после Бога быть благодарной, кроме вас?! Но именно потому, что душой и телом я обязана вашей любви, позвольте мне освободить их от дьявола и посвятить Богу. Я боюсь, что, когда стану старше, слабости жизни прельстят меня и развратят и я попаду в ад, как это случается со многими другими. Наша молодость, как и вся жизнь, не более чем призрак, и глуп тот, кто отдается во власть этого призрака. На гнилой соломе постлан пестрый ковер; кого заманят эти краски, тот потеряет и душу и тело. Подумайте еще и о том, что в случае смерти Генриха вас ждет нужда и непосильный труд; если же он останется жив, но будет попрежнему болеть, пока я не выйду замуж за богатого и почтенного человека, то вы надеетесь, что меня, ждет спасение и всякие блага, которые только можно придумать. Но мое сердце подсказывает мне другое: если я полюблю мужа, то это будет мукой для меня, потому что перед моими глазами всегда будет страдающий Генрих, если же возненавижу, то будет хуже смерти. Дайте же мне лучше вечное счастье. Свободный жаждет меня, и я отдамся всей душой. Легко пашет его плуг, добра в доме вдоволь, там не падает скот и не плачет дитя, жара не тяжка, не мучает холод, никто не стареет, старики же молодеют, ни жажды, ни холода, ни тяжких трудов, ни болей мучительных, там полная чаша в вечной свободе! У вас еще есть дети: пусть они будут вашей мирской радостью и утешением после моей смерти. И не приходи ко мне на могилу, дорогая мать! Пусть никто не увидит меня в том месте, где я умру. Это произойдет в Салерно; там найдем спасение мы все, и я более всех».

Увидев, как твердо решилась их дочь пойти на смерть, какие умные речи говорит и как смело переступает через порог человеческого права, родители подумали, что святой дух руководит ею, и не осмелились отклонять ее более от смелого замысла и внушенного свыше решения. Но любовь к ребенку снова вызвала перед их глазами страшную картину расставания, и они молча сидели в глубоком горе. В конце концов все-таки решили дать ей свое согласие, полагая, что если суждено потерять дочь, то уже лучше теперь для такого святого дела.

Получив утвердительный ответ от родителей, девочка пришла в восторг и, как только наступил день, побежала в спальню Генриха и воскликнула: «Мой господин, вы еще спите?» — «Нет; милая женушка, но скажи, почему ты так рано сегодня поднялась?» — «Ах, господин, ваша болезнь мне спать не дает». — «Спасибо тебе, женушка, за доброе чувство ко мне. Бог тебя вознаградить за это! Но, увы! спастись мне от беды нет никакой возможности». — «Нет, нет, мой дорогой, есть хорошее средство. Сами же вы говорили, что вас может излечить девушка, если добровольно согласится умереть за вас. Такой я хочу быть: ваша жизнь лучше и благороднее моей». Генрих сердечно благодарил ее, и глаза у него наполнились слезами. «Милая женушка, — обратился он к девушке, — умереть вовсе не такое удовольствие, как ты может быть думала. Я убежден, что ты охотно помогла бы мне. Я узнаю твою чистую душу и доброе сердце. С меня и этого довольно. Да воздаст тебе Господь за твою преданность. Но все смеялись бы, услыхав, что я все еще ищу новых средств, когда так много уже испытано и болезнь так далеко зашла. Моя милая, ты поступаешь, как все дети: сначала они очень сильно хотят чего-нибудь, а затем раскаиваются. Подумай только: отец и мать не могут обойтись без тебя; я также не могу желать несчастья той, которая питает ко мне такую искреннюю любовь; слушайся же своих родителей, как они скажут, так и поступай». Так он сказал и улыбался, совершенно не подозревая, какой оборот дело может принять. Вошли родители и сказали: «Дорогой наш хозяин, вы нас любили и уважали. Было бы несправедливо с нашей стороны не воздать вам тем же. Наша дочь решила умереть за вас, и мы дали наше согласие. Вот уж третий день, как она нас просит о разрешении, и теперь добилась его. Господь да излечит вас, мы готовы ею пожертвовать ради вас!»

Убедившись, что девушка вполне серьезно задумала принять смерть для его излечения, больной заплакал от волнения; не знал, как и поступить, принять ли жертву или отказаться. Прослезились и родители, сожалея ребенка. Горевала также девушка из опасения, что он откажется от ее предложения. Наконец, бедный Генрих решил дать свое согласие и благодарил всех. Девушка была очень рада такому исходу и стала готовиться к отъезду в Салерно. Ей предоставили все, что она только хотела, отличных лошадей, роскошные одежды, каких она раньше никогда не носила, из горностая, бархата и дорогого соболя. Трудно описать душевные муки ее родителей. Расставание с любимым ребенком, которого они посылали на смерть и никогда больше не должны были увидеть, было бы ужасно, если бы Бог не облегчил их страданий и не внушил молоденькой девушке добрый дух и добровольное желание пойти на смерть.