Данте Алигьери - Божественная комедия

67 "Мой сын, — сказал учитель достохвальный, —

Вот город Дит [80], и в нём заключены

Безрадостные люди, сонм печальный".

70 И я: "Учитель, вот из-за стены

Встают его мечети, багровея,

Как будто на огне раскалены".

73 "То вечный пламень, за оградой вея, —

Сказал он, — башни красит багрецом;

Так нижний Ад тебе открылся, рдея".

76 Челнок вошёл в крутые рвы, кругом

Объемлющие мрачный гребень вала;

И стены мне казались чугуном.

79 Немалый круг мы сделали сначала

И стали там, где кормчий мглистых вод:

«Сходите! — крикнул нам. — Мы у причала».

82 Я видел на воротах много сот

Дождём ниспавших с неба [81], стражу входа,

Твердивших: "Кто он, что сюда идёт,

85 Не мёртвый, в царство мёртвого народа?"

Вождь подал вид, что он бы им хотел

Поведать тайну нашего прихода.

88 И те, кладя свирепости предел:

"Сам подойди, но отошли второго,

Раз в это царство он вступить посмел.

91 Безумный путь пускай свершает снова,

Но без тебя; а ты у нас побудь,

Его вожак средь сумрака ночного".

94 Помысли, чтец, в какую впал я жуть,

Услышав этой речи звук проклятый;

Я знал, что не найду обратный путь.

97 И я сказал: "О милый мой вожатый,

Меня спасавший семь и больше раз,

Когда мой дух робел, тоской объятый,

100 Не покидай меня в столь грозный час!

Когда запретен город, нам представший,

Вернёмся вспять стезёй, приведшей нас".

103 И властный муж, меня сопровождавший,

Сказал: "Не бойся; нашего пути

Отнять нельзя; таков его нам давший.

106 Здесь жди меня; и дух обогати

Надеждой доброй; в этой тьме глубокой

Тебя и дальше буду я блюсти".

109 Ушёл благой отец, и одинокий

Остался я, и в голове моей

И «да», и «нет» творили спор жестокий.

112 Расслышать я не мог его речей;

Но с ним враги беседовали мало,

И каждый внутрь укрылся поскорей,

115 Железо их ворот загрохотало

Пред самой грудью мудреца, и он,

Оставшись вне, назад побрёл устало.

118 Потупя взор и бодрости лишён,

Он шёл вздыхая, и уста шептали:

«Кем в скорбный город путь мне возбранён!»

121 И мне он молвил: "Ты, хоть я в печали,

Не бойся; я превозмогу и здесь,

Какой бы тут отпор ни замышляли.

124 Не новость их воинственная спесь;

Так было и пред внешними вратами [82],

Которые распахнуты поднесь.

127 Ты видел надпись с мёртвыми словами;

Уже оттуда, нисходя с высот,

Без спутников, идёт сюда кругами

130 Тот, чья рука нам город отомкнёт".

1 Цвет, робостью на мне запечатленный,

Когда мой спутник повернул назад, —

Согнал с его лица налёт мгновенный [83].

4 Он слушал, тщетно напрягая взгляд,

Затем что вдаль глаза не уводили

Сквозь чёрный воздух и болотный чад.

7 "И всё ж мы победим, — сказал он, — или…

Такая нам защитница [84]дана!

О, где же тот, кто выше их усилий!"

10 Я видел, речь его рассечена,

Начатую спешит покрыть иная,

И с первою несходственна она.

13 Но я внимал ей, мужество теряя,

Мрачней, быть может, чем она была,

Оборванную мысль воспринимая.

16 "Туда, на дно печального жерла,

Спускаются ли с первой той ступени [85],

Где лишь надежда в душах умерла?"

19 Так я спросил; и он: "Из нашей сени

По этим, мною пройденным, тропам

Лишь редкие досель сходили тени.

22 Но некогда я здесь прошёл и сам,

Злой Эрихто [86]заклятый, что умела

Обратно души призывать к телам.

25 Едва лишь плоть во мне осиротела.

Сквозь эти стены был я снаряжён

За пленником Иудина предела [87].

28 Всех ниже, всех темней, всех дальше он

От горней сферы, связь миров кружащей [88];

Я знаю путь; напрасно ты смущён.

31 Низина эта заводью смердящей

Повсюду облегает скорбный вал,

Разгневанным отпором нам грозящий".

34 Не помню я, что он ещё сказал:

Всего меня мой глаз, в тоске раскрытый,

К вершине рдяной башни приковал,

37 Где вдруг взвились, для бешеной защиты,

Три Фурии, кровавы и бледны

И гидрами зелёными обвиты;

40 Они как жены были сложены;

Но, вместо кос, клубами змей пустыни

Свирепые виски оплетены

43 И тот, кто ведал, каковы рабыни

Властительницы вечных слез ночных,

Сказал: "Взгляни на яростных Эриний.

46 Вот Тисифона, средняя из них;

Левей — Мегера: справа олютело

Рыдает Алекто" [89]. И он затих.

49 А те себе терзали грудь и тело

Руками били; крик их так звенел,

Что я к учителю приник несмело.

52 "Медуза [90]где? Чтоб он окаменел! —

Они вопили, глядя вниз. — Напрасно

Тезеевых мы не отмстили дел" [91].

55 "Закрой глаза и отвернись; ужасно

Увидеть лик Горгоны; к свету дня

Тебя ничто вернуть не будет властно".

58 Так молвил мой учитель и меня

Поворотил, своими же руками,

Поверх моих, глаза мне заслоня.

61 О вы, разумные, взгляните сами,

И всякий наставленье да поймёт,

Сокрытое под странными стихами!

64 И вот уже по глади мутных вод

Ужасным звуком грохот шёл ревущий,

Колебля оба брега, наш и тот, —

67 Такой, как если ветер всемогущий,

Враждующими воздухами взвит,

Преград не зная, сокрушает пущи,

70 Ломает ветви, рушит их и мчит;

Вздымая прах, идёт неудержимо,

И зверь и пастырь от него бежит.

73 Открыв мне очи: "Улови, что зримо

Там, — он промолвил, — где всего черней

Над этой древней пеной горечь дыма".

76 Как от змеи, противницы своей,

Спешат лягушки, расплываясь кругом,

Чтоб на земле упрятаться верней,

79 Так, видел я, гонимые испугом,

Станицы душ бежали пред одним,

Который Стиксом шёл, как твёрдым лугом.

82 Он отстранял от взоров липкий дым,

Перед собою левой помавая,

И, видимо, лишь этим был томим.

85 Посла небес [92]в идущем признавая,

Я на вождя взглянул; и понял знак

Пред ним склониться, уст не размыкая.

88 О, как он гневно шёл сквозь этот мрак!

Он стал у врат и тростию подъятой

Их отворил, — и не боролся враг.

91 "О свергнутые с неба, род проклятый, —

Возвысил он с порога грозный глас, —

Что ты замыслил, слепотой объятый?

94 К чему бороться с волей выше вас,

Которая идёт стопою твёрдой

И ваши беды множила не раз?

97 Что на судьбу кидаться в злобе гордой?

Ваш Цербер, если помните о том,

И до сих пор с потёртой ходит мордой" [93].

100 И вспять нечистым двинулся путём,

Нам не сказав ни слова, точно кто-то,

Кого теснит и гложет об ином,

103 Но не о том, кто перед ним, забота;

И мы, ободрясь от священных слов,