Лопе де Вега - Том 2

Посмотрим. Это что за лист?

Адонис, писан Тицианом [81] Адонис, писан Тицианом… — Тициан Вечеллио (1477–1576) — знаменитый итальянский художник, глава венецианской школы. Одна из его известнейших картин изображает мифического красавца Адониса, любимца богини Афродиты (Венеры), убитого на охоте вепрем. Далее в реплике Валерьо упоминаются «Урбинский Рафаил», т. е. великий итальянский художник Рафаэль Санцио (1483–1527) и другие, менее значительные живописцы и граверы. ,
Который дал пример всем странам,
Как величайший портретист.
Адонис, друг Венеры нежной!
Когда б я мог сравняться с ним
Он умер счастлив и любим,
Я гибну в муке безнадежной.
Или вот этот. Неужели
Он ваши взоры не пленил?
Писал Урбинский Рафаил,
И резал на меди Корнелий.
Мартин де Вос, отрада глаз.
Вот Федерико; ведь чудесно!

Мне это все неинтересно.
А нет божественных у вас?

Есть, как же! Высшего разбора.
Вот: свадебное торжество.

Нет, нет, я не хочу его.

Вы не хотите? Ах, сеньора!
Ведь вы окружены толпами,
Которым снится ваше «да».
И вот один проник сюда,
Идальго, покоренный вами,
Ваш раб, Валерьо, облачен
В одежды низменного званья.

Раз начинаются признанья,
То здесь имеется Отон.
Я кавальеро, я богат,
Люблю, готов ума лишиться…

Кто мне поможет расплатиться
За этот милый маскарад?
Ола!

Сеньора…

Сей же миг
Обоих этих с их товаром…

Хотите, так берите даром;
Не жалко нам гравюр и книг.

Ну, поскорей! Чего вы ждете?

Спокойнее, без суеты!

Вы мне постыдные листы,
Дурные книжки продаете?
Их надо в палки гнать отсюда.

Полегче, мы уйдем и сами.

Посметь так обращаться с нами!

Вот люди! Экая паскуда!

Там у дверей какой-то третий
С духами и с помадой ждет.

Ну, поживей, честной народ!

О, вы жесточе всех на свете!

Заприте двери на засовы!
Беда тому, кто постучит!

Что ж, Марта, уговор забыт?

Тш! Госпожа услышит! Что вы!

Ей-богу, маска, ваш рассказ
Звучит весьма необычайно.
Вдобавок, я не знаю вас.

Сеньор! Священнейшая тайна —
Все, что вы слышали сейчас.

Но раз ко мне она нежна,
Она и верить мне должна.
Нельзя ли, чтоб я ей служил,
Встречался с ней и говорил
И знал при этом, кто она?

Нельзя. Доверьтесь ей всецело.
Желая ближе разузнать,
Вы сразу губите все дело.

Стараться что-нибудь понять —
Сойдешь с ума, скажу вам смело!
Когда б еще я знал врагов,
Я мог бы этот странный зов
Считать ловушкой очевидной;
Но человек я безобидный,
Мне всякий удружить готов.
Но вы, быть может, разрешите,
Чтоб я, во избежанье бед,
Подумал о своей защите
И взял с собою пистолет.

Возьмите два, хоть сто возьмите.
И если сердце внять готово
Призыву сердца молодого,
Идите смело до конца.
Такого дивного лица
Нет в этом городе второго.

Но что мне от ее красот?
Впотьмах — плохое лицезренье.
Еще окажется урод.

А голос? А прикосновенье?
Вам это яркий свет прольет.
А надоело, заскучали —
Не возвращайтесь.

Но нельзя ли
Перед собой хоть видеть путь?

Как можно? В этом-то вся суть!
Вы все спросили, что желали?

И я пойду таким слепцом?

Так вы должны войти, Камило,
И точно так покинуть дом,

Великолепно, очень мило!

И слушаться меня во всем.

А где, мой друг, я вас найду?

Сегодня, ровно в три, я жду
У Королевского моста;
Но вас — и только, без хвоста;
Иначе я не подойду.

Не покидает ли иной
Для стран авзонских или галльских [82] …стран авзонских или галльских… — Авзония — древнее поэтическое название Италии, Галлия — Франция. Ниже в реплике Камило упоминаются «португальские Индии», т. е. Бразилия, Гоа, Даман, Диу.
Свою семью и край родной
И к далям Индий португальских
Плывет над водной глубиной?
Бросают же родимый дом,
Чтоб воевать за рубежом?
Стоят же тысячи народа
В жаре и в давке, в куче сброда,
Любуясь пышным торжеством?
Иной среди пустынной нивы
Часами в зной и холод ждет,
Мелькнет ли кролик боязливый;
Простую рыбу стережет
Всю ночь удильщик терпеливый.
А я, который юн и смел,
Собравшись в путь, я оробел,
Когда, быть может, он прекрасен?

Идите с миром; я согласен.

Поверьте, счастлив ваш удел!

Я принимаю приглашенье,
И в три я буду у моста.

Вас ожидают наслажденье
И ангельская красота.

Или хотя бы приключенье.

Прощайте же. Вас будут ждать.
Иду.

Прошу не опоздать.

Не бойтесь, я не опоздаю.

Что это значит, я узнаю,
Хотя бы жизнь пришлось отдать.

Я буду стоек и спокоен,
Не отступлю перед судьбой.
Я вышел в дерзновенный бой
И должен одержать, как воин,
Победу над самим собой.
Томимый тяжким колебаньем
Между боязнью и желаньем,
Я движусь, как во власти сна,
И воля словно сражена
Каким-то злым очарованьем.
Ведь, может быть, завистник жалкий,
Какой-нибудь безвестный враг
Придумал этот ловкий шаг,
И ждут меня удары палки,
А то еще удары шпаг.
А я? Склонил покорно шею,
И головы поднять не смею,
И жду кровавого конца,
Как бессловесная овца,
Идущая под нож злодею!
Но я вовек не возбуждал
Ничьей вражды; со мной все дружны.
Все эти страхи — вздор ненужный:
Кто никого не обижал,
Шагает смело безоружный.
И тот, кто мне принес поклон,
Ведь сам же мне позволил он,
Чтоб я кой-чем вооружился!
Не для того ль, чтоб я страшился?
Ведь страх всегда вооружен,
И вряд ли юного гонца
Мое оружье беспокоит:
Глаза он сразу мне прикроет,
А зрячему связать слепца,
Конечно, ничего не стоит.
Кто слыхивал такое диво?
Ведь если женщина красива
И ей желанен кто-нибудь,
Он вправе на нее взглянуть!
Как эта красота стыдлива!
Что если, ангела лаская
И сладостно прильнув к нему,
Я черту шею обниму,
Который, гнусный вид скрывая,
Нарочно прячется во тьму?
Что если лысая старуха,
Оглохшая на оба уха,
Давно отвыкшая жевать,
Решила мной повелевать,
Призвав на помощь злого духа?
А вдруг она — одна из тех,
Кого недуг французский гложет,
И на меня ярмо наложит,
Чтоб я потом, за час утех,
Пять лет ходил, как труп, быть может?
Но, кажется, сюда идут.