Лопе де Вега - Том 3

Что вы!

Рейнель!

Да, сеньор?

Постели
Приготовлены?

Служанка
Простыни вам постелила.
Эта баба — галисийка —
Непорочна, как святая,
Но страшнее обезьяны.

Ладно, оставайтесь с богом.

Да хранит господь и вас!

Только бы от нас подальше!..
Уф! Наконец-то он умолк!
Каков болван! Не понимаю,
Зачем приятель ваш собрал
Все, чем Испания гордится,
В одно ничтожное местечко?
А ну его!.. Дон Гарсеран!
Скажите; что мы будем делать
В проклятой этой Саламанке?
Зачем вы назвались Клариндо,
А я — Чаконом? Как найдете
Свою возлюбленную даму?
Ведь здесь кругом одни чужие.
Что с нами будет?

Я, Марин,
У Фабио спросил недаром
Про старый тот устав: я слышал,
Что университетский шут
Имеет вольный доступ всюду,
Во все дома всех кавальеро,
И — мало этого! — дворяне
Издревле почитают честью,
Чтоб университетский шут
К ним приходил. Так вот, любезный,
Найди две куртки из дерюги,
А также два плаща дырявых,
И мы направимся с тобою
В колехио, где нет шута.
Я дураком прикинусь, чтобы
Шутом остаться у студентов.
Тогда, Марин, тогда смогу я
И днем, и вечером, и утром
Ко всем являться на дом, видеть
Мою Фульхенсию…

Сеньор,
Поймите! Мне за вашу дерзость
Придется жизнью поплатиться.

Попробуй только мне перечить!
Клянусь, что я…

Сеньор!

Марин!
Любовь слепа, она не видит,
Что впереди: позор иль честь,
Жизнь или смерть, — ей безразлично.
Поэт Овидий и другие
Рассказывают, как Юпитер
Бывал для женщин то быком,
То лебедем. [131] Поэт Овидий и другие Рассказывают, как Юпитер бывал для женщин то быком, то лебедем. — Публий Овидий Назон (43 до н. э. — 17 н. э.) — римский поэт, автор сборника «Метаморфозы», построенного на древних греко-римских мифах о превращении богов и людей. Юпитер — по римской мифологии верховное божество; он похитил Европу, явившись в образе быка, и появился перед дочерью этолийского царя Ледой в образе лебедя. Что это значит?
Что любящий меняет облик,
Желая повидаться с дамой.
Так вот, накинь дырявый плащ
И называй меня: племянник.

Нет, нет, вы слишком благородны
Осанкой и лицом! Студенты
Вам не поверят.

Полно, друг!
В Испании таких шутов
Немало бродит по дорогам.
У них не будет даже тени
Сомнений.

Ладно! Значит — в бой!
Вперед, хозяин! Я недаром
Прослыл повсюду хитрецом.
А как вас величать?

Как? Паблос.

Что ж, это неплохое имя.
А где родились вы?

Я? В Корье.

Ах, в Корье? Ладно, не забуду!
Учитесь быть шутом скорей!

Пусть я возлюбленной моей
Хоть именем приятен буду.

Теперь ты понял, отчего
Я так подавлен и несчастен?

Мужчина над собой не властен,
Когда так оскорбят его.

Нет, от Октавио такого
Коварства я не ожидал!

Октавио вам слово дал?
Пускай теперь он держит слово.

Не успокоюсь я, пока
Не догадаюсь, в чем тут дело.
Что милую мою задело,
И отчего ее тоска?
Чем вызваны ее досада
И раздраженье — не пойму!
Она сердита. Почему?
Я ждал ее — она не рада.
Она влюбилась, может быть,
В провинциального актера?..
Но — за два месяца?.. Так скоро
Едва ли можно полюбить!

Вполне достаточно сеньоре
Двух месяцев. Сперва река
Шумна, бурлива, глубока,
Потом стихает, влившись в море!

Послушай: если это страсть,—
Она ведь ждет письма?

Конечно!

А ждать придется бесконечно —
Никто не сможет к ней попасть
С письмом, с приветом…

Как жестоко!

Брат выбивается из сил,
Он музыкантов пригласил.

Где ж музыканты?

Недалеко.

Боюсь, от музыки, увы,
Она еще сильней заплачет.

Позвали музыкантов — значит,
О чем-то догадались вы?
Скажите: что бедняжку гложет?

Вот Селия, а с ней она.

Мой друг! Я тяжело больна,
Лишь смерть мне, кажется, поможет.

Да, меланхолия — недуг,
Который болью душу точит.
Она одна остаться хочет,
Не нужен ей ни брат, ни друг.
Твой взор не должен быть сердитым.
Вот видишь: брат мой ждет тебя!

Вы снова плачете, скорбя
О чем-то, от меня сокрытом!
Наверно, я тому виной…

Не так я, сударь, неучтива,
Чтоб вас винить несправедливо
За происшедшее со мной.
Недуг усилился жестоко,
Когда спросили вы о нем.

Вы сами виноваты в том,
Что я не знал его истока.
Меня тревожит ваш недуг,
И это вызвано любовью,
Вниманьем к вашему здоровью…
Фульхенсия! Ведь я ваш друг!
Какие гложут вас печали?
Я недостаточно богат,
Но сотню жизней дать бы рад,
Чтоб люди вас не огорчали.

Певцы пришли.

Зови сюда.
Я верю, что напевов звуки
Развеют тень душевной муки.

Прошу садиться, господа!

Плотней и гуще мрак забвенья.
Давно ль вернулась я домой?
Прошел лишь месяц… Боже мой!
Мелькнуло краткое мгновенье,
А он уже меня забыл!
В любви мне клялся мой любимый
И в верности ненарушимой,
Но миг прошел — и умер пыл!..
«Без вашего благословенья,—
Твердил он, — я сойду с ума…».
Проходит месяц — нет письма,
И все чернее мрак забвенья!..