Лопе де Вега - Том 6

Неужели
Впрямь вы этой даме брат?

Это вам я буду рад
Завтра ж доказать на деле.

Грех вам ссориться, притворы!
Скрыть вы силитесь напрасно
То, что выдают столь ясно
Ваши речи, жесты, взоры.
Гостю снова дать приют
Вам, сеньора, страсть охота;
У него ж одна забота —
Как бы задержаться тут.
А уж раз сошлись желанья
И у вас и у него,
Нам разумнее всего
Здесь остаться без ломанья.
Отвечайте ж, не финтите —
Полно вам себя терзать!

Остаюсь.

Что ж мне сказать?

То, что вы сказать хотите.

Мне сдается, тоже есть
У тебя, брехун, сестрица.

Как не быть! Ведь ты-то — псица.

Тсс!.. Ваш брат, сеньора, здесь.

Выйдем, и запри их.

С вами
Скоро ль я увижусь вновь?

Скоро.

Наглость иль любовь
Движет нашими гостями?

Брат!

Сестра моя!

Я рада,
Что вернулся наконец ты.
Как я горько сожалела,
Что в безумную затею
Втянут ты безумцем другом!
Ну, что скажешь? Вы успешно
Справились с задачей вашей?
Найден тот смельчак приезжий?
Он убит?

Он — нет, зато
Я, пожалуй, близок к смерти.

Боже! Что с тобой? Ты ранен?
Как? Куда?

Сдержи волненье.
Только душу умерщвляют
Раны, схожие с моею.

Разве умереть душа
Может?

От любви — конечно.

Как! И ты познал любовь,
Ты, кто ни одной из женщин
Не давал себя увлечь,
Увлекаясь сразу всеми?

Полагал я, Леонарда,
Что не я им нужен — деньги,
Почему и отдавал им
Только кошелек — не сердце…
Вызнав, где остановился
Дон Хуан, — сгори он в пекле! —
С доном Педро добежали
Мы до переулка Змея
И в гостиницу вошли,
Чтоб, коль гость оставил вещи,
Их забрать, но вдруг столкнулись
Там с его живым портретом,
С доньей Анхелою, с чудом,
С сущим ангелом небесным,
Лившим слезы, от которых
Ночь — и та бы посветлела.
Для того я восхваляю
Неземные слезы эти,
Чтоб себе ты представляла
Глаз, блестевших ими, прелесть.
Если уж ее бессильны
Умалить печаль и беды,
То какой неотразимой
Сделает ее веселье!
Теребя гвоздик букет,
Влажный от слезинок-перлов,
И смущенье этим скрыв,
Все мне рассказала честно
О своих невзгодах дама,
Я же с ней стал сразу нежен,
Ибо на столь ярком солнце
Быстро тает лед душевный.
Видя, что ее несчастьем
Тронут я, она сильнее
Увлажнила взор слезами:
Лить их любо человеку,
Коль он знает, что не глухи
Ближние к его мученьям.
Обещал я ей помочь,
Чем разгневал дона Педро.
Он ушел, а от меня
Содержатель заведенья
Получил при расставанье
Сто эскудо полновесных,
Данных мной на нужды дамы.
Знай, сестра: я не намерен
С доном Педро рыскать больше.
Пусть он думает о мести,
Я ж хочу (за это будешь
Ты меня бранить, наверно)
Стать слугою и опорой
Ангела, что мною встречен.

Да, бранить тебя я буду,
Хоть и не за милосердье
(Женщина соболезнует
Женщине обыкновенно),
Но за то, что даме знатной
Ты подачку бросил, дерзкий,
В миг, когда ей душу отдал.

Ты права: я глупость сделал.
Впрочем, иногда полезно,
Утешая человека,
Выразить ему участье
Ощутимо и предметно.
Только потому в придачу
Золото и дал к душе я,
Что оно в сравненье с нею
Веса вовсе не имеет
Для того, кто сердцем чист,
Хоть встречаем в наше время
Золотой мешок мы часто,
Золотое сердце — редко.
Но прощай! Бегу…

И все ж
Поступил ты, брат, прескверно.

Поступить не мог иначе
Я в подобном положенье.

Нет, ты мог, Фелисиано,
Даже от любви ослепнув,
С незнакомкой обойтись
Осторожней и умнее,
Ей сказав: «С сестрой живу я.
Вас, без всякого сомненья,
Приютит она, покуда
Вам замять скандал с дуэлью
Деньги друга не помогут».

Значит, ты ее приветишь,
Если с ней придем сюда мы?

Разве бог мне сердца не дал?
Хочешь, я за нею съезжу,
А при случае — по-женски
Ей замолвлю и словечко
За тебя, мой брат любезный?

Ах, сестрица, пред тобою
Упаду я на колени,
Если ангела такого
Ты утешишь и пригреешь!
Лошадей подать вели-ка,
Да отправься поскорее
В переулок Змея, ставший
Для меня теперь Эдемом.
Все отдать тебе согласен
Я за это — жизнь, именье.
Лишь души моей не требуй —
Ею ведь не я владею.

Лошадей, Руфина! Брату
Рай я привезу в карете.

А тогда — два против двух!

Ангел Анхела! О, если б
Ты под этот кров явилась!

Вы, Хуан, должник мой вечный!

Мне ж не ангела, Мартин,
Посылает бог, а беса!

То, что случилось с нами, лишь присниться
Во сне могло.

Нет, это явь, мой друг.

Вот уж и небо золотит денница,
Цветами усыпающая луг…

Итак, в каморке этой, как в темнице,
Встречал я час, когда все спит вокруг
И ночь вперяет в мир свой взор совиный,
Привычный путь свершив до половины.
Я думал о сестре… Вдруг в тишине
Дверь скрипнула. Вошла твоя мулатка
И молвила, что Леонарда мне
Пробраться в спальню к ней велит украдкой,
Чтоб с нею поболтать наедине.
Пьян от надежды, дерзостной, но сладкой,
Я в темноту, Руфине вслед, побрел,
Схватясь рукою за ее подол.
И вот стою я в комнате богатой,
Которая озарена слегка
Одной свечой, чей отблеск желтоватый
Колеблется от вздохов ветерка.
Везде благоухают ароматы,
Парча сверкает и шуршат шелка.
«Настал блаженный миг!» — сказал себе я,
При этом все же несколько робея.
Тут шепчет мне рабыня: «Господин!
Что ж вы боитесь подойти к кровати?»
Я осмелел, откинул балдахин
И — как любовь порой слепа некстати! —
Прелестной, словно юный райский крин,
Красавице открыл свои объятья,
Но в них узрел — ей богу, я не вру! —
Не Леонарду, а свою сестру.
Она вскричала: «Ты нашелся все же!»
И, вновь ее обняв, увидел я,
Что с Анхелой хозяйка делит ложе,
Отворотясь, но вздохов не тая.
Тогда, — хоть сознаваться в том негоже,—
Почувствовал я, что сестра моя
Доставила бы радости мне больше,
В гостинице оставшись чуть подольше.
Когда устали мы с сестрой болтать,
Я у нее спросил: «Ответь, зазнайка:
Кто лечь тебе позволил на кровать
С той стороны, где спать должна хозяйка?»
Сестра в ответ: «Она сама, чтоб дать
С тобою мне поговорить. Вставай-ка
Да ложе обойди и перед ней
Сполна свою признательность излей».
«Нет! — Леонарда вскрикнула тревожно.—
Нет! Я боюсь… Не смейте подходить!»
И, с толку сбит боязнью этой ложной,
Утратил разом я и пыл и прыть.
Она же, словно я злодей безбожный,
Задумавший насилье совершить,
От страха напускного побелела,
Изобразив его довольно смело.
То издавая стон, то хохоча,
То прячась с головою, то небрежно
Приоткрывая шею, грудь, плеча,
Она рвалась и билась так мятежно,
Что недотрогу, время улуча,
Я попытался б урезонить нежно,
Когда б она рабу не позвала
И к ложу та свечу не поднесла.
Разбросив косы — волны в море страха,
В меня вперилась Леонарда вновь
И убедилась, — но уж не впотьмах, а
При свете, — что во мне кипит вся кровь.
Тогда плутовка, став алей шарлаха,
Хотя чиста была моя любовь
И я не помышлял о совращенье,
Под простыни нырнула в возмущенье.
Ловчей она ломалась, чем иной
Комедиант завзятый и отпетый.
К тому ж я знал, что брат ее родной
Домой не возвратится до рассвета,
Поэтому под сенью тьмы ночной
Я рад был задержаться в спальне этой…
О женщина! Коль в ход ты пустишь ложь,
То и судьбу вкруг пальца обведешь.
Я отошел к стене, встал у пилястра
И долго на постель глазел молчком.
Вдруг с ножки, что белее алебастра,
Упала наземь туфелька тайком…
Своею жизнью дон Хуан де Кастро
Тебе, мой друг Мартин, клянется в том,
Что нет во всей Севилье достославной
Ни туфельки такой, ни ножки равной!
Ниспосланный мне столь внезапно клад
Я поднял с полу и унес с собою,
Считая, что вознагражден стократ
Теперь за все лишения судьбою.
Когда сюда вернулся я назад,
Уже алело небо голубое,
И не во сне, а наяву со мной
Произошло все это, милый мой.