Луиджи Пульчи - Лоренцо Медичи и поэты его круга. Избранные стихотворения и поэмы

Такова природа наша,
Донны милые, поймите,
В том вина нередко ваша.
Вы порой стократ твердите,
А потом… потом храните
Тайну за семью замками.

Тот, кто резв, пусть убегает
От опасных сих подвохов.
Что вас, донны, заставляет
Доводить до смертных вздохов
Нас, несчастных пустобрехов,
Своенравьем и делами?
Девушки отвечают:

От ничтожных сплетен, право,
Будут ли красе уроны?
Вам, Любовь и Юность, слава!
Зависти – лишь боль да стоны.
Что ж, болтайте, пустозвоны,
Веселимся тем упрямей.

Всё всему вразрез идет —
Думай так или иначе,
Мы же движемся по-рачьи
Всё назад, а не вперед.
Нынче за спину, назад
Обратите взор нехмурый,
Пусть туда глаза глядят.
Мы – изменники Натуры;
Только дураки и дуры
Верят в то, что предстает.
Оправдаем без труда
Наше продвиженье задом,
Заявляя, что всегда
Жив обычай сплошь и рядом.
Делай так и тем же складом,
Как и весь честной народ.
Верим, что удастся нам
Тем манером продвигаться;
Персик приберешь к рукам,
Присмотрись пред тем как браться,
Щупай, трогай и приладься,
Ни стыда в том, ни хлопот.
Кто не обращает лик
И не ходит как пристало,
Тот тычка схлопочет вмиг;
Стерпит, словно не бывало,
Но запомнит, коли жало
Той обиды больно жжет.
Не дивитесь, коли так
Наши донны поступают.
Извратился ныне всяк,
В месяц раз у них бывает:
Раз за разом наплывает,
Так и всё вокруг идет.

Мы пекари, о донны, каждый млад,
В искусстве нашем всё идет на лад.

Готовим караваи, кренделя мы
И чашечки печем, благие дамы,
Есть хлеб большой, а есть и малый самый,
Снаружи мягки, сладкий вкус таят.

И сахарные шишки с пирогами
Выделываем мы, узрите сами,
«Тверды» решите, тронув их руками,
Внутри же лучше, чем на первый взгляд.

Пусть предпочтут одни бобов покупку,
Мы растолчем их лучше, бросим в ступку,
Пестом раздавим прочную скорлупку,
Поводим с силой так, вперед, назад.

Как пышный хлеб испечь, то нам известно,
Еще белей, чем локон ваш прелестный,
По нраву будет, говорим вам честно,
Иных не пожелаете услад.

Мука должна быть лучшей, не иначе,
Просейте через сито с той задачей,
Чтоб чисто было, и водой горячей
Залейте после, помешав стократ.

Покрепче спины здесь нужны, подруги:
Сминайте тесто, ловки и упруги,
Пусть пот со лба закаплет от натуги,
И замесите, ждите результат.

Нужны для хлеба справные закваски,
Держите в теплом месте без опаски;
Хоть над кроватью – будет словно в сказке,
Всё по порядку – тесто выйдет клад.
Пред тем как печку раскалить, метлою
Сор выметайте, ибо там порою
Он остается с прежнею золою,
Иль хлеб ваш чистым будет уж навряд.

Почувствуйте, какой там жар таится,
Взбухает хлеб, выходит прочь водица,
Входя, был тверд, но мягким обратится,
Как мякиш, хлеб – любой такому рад.

Коль и жаркое сделать захотите,
Большую с малой печку совместите,
С единой дверцей как бы, но простите,
Не знаем, то ль все пекари творят.

О нашем ремесле на карнавале,
Благие донны, мы вам рассказали,
Чтоб этой штучкой рты вы ублажали,
А мы на свой всё сравниваем лад!

Величье празднеств и забав столицы,
Что краем славных тосков управляет,
И грозное владычество царицы,
Чей светоч третье небо просветляет,
И благородных игрищ вереницы
Мне смелый ум воспеть повелевает,
Чтоб имена героев, их свершенья
Не стерла Смерть, Судьба иль власть Забвенья.

О дивный бог, вливающий в сердца нам
Сквозь очи вожделения любви,
Питающийся плачем непрестанным
И сладкий яд рождающий в крови,
Ты жалуешь нас благом несказанным,
И чужды злого помыслы твои!
Амор, веди меня прямой тропою,
Мой низкий разум озари собою

И помоги нести мне тяжесть гнета,
Правь языком, рукою неуклонно,
Правь замыслом высокого полета.
И коль моленьям внимешь благосклонно,
Поведай, как поймал в свои тенета
Высокий ум тосканского барона,
Младого отпрыска этрусской Леды?
Как одержал столь славные победы?

И ты, о Лавр, под чьим широким кровом
Флоренции, вкушающей покой,
Не дрогнуть пред ненастием суровым
Иль Громовержца гневного рукой,
Услышь мой глас, дрожащий с каждым словом,
Укрой меня под сению благой;
Ты цель, причина всех моих желаний,
Цветущих от твоих благоуханий.

Ах, обретет ли силы для полета
Душа моя, что с самой колыбели,
Себе не чая лучшего оплота,
Живет тобой, чтоб струны зазвенели
И в песне, от нумидян до Боота,
От Инда до закатных вод, воспели
Счастливый род твой, дабы превратиться
Мне в лебедя из каркающей птицы?

Пока робею ввысь полет направить —
Подрезаны крыла у вдохновенья —
Позволь же брата твоего восславить,
Чьи новые трофеи, без сомненья,
Тебе не могут радость не доставить;
Как и ему, потеть мне на арене.
О бог любви, внушающий мне строки,
Подвигни сердце на полет высокий!

И коль не лжет молва нам, что Елена
Твой светлый дух, божественный Ахилл,
Любовной страсти причастила плена,
Как только он от персти воспарил,
Прощусь с твоей трубою дерзновенно
И на кифаре, сколько хватит сил,
На всю страну я буду славить рьяно
Любовный пыл и брани Джулиано.

В ту чудную, безоблачную пору,
Когда еще не тронул пух лица,
Наш Джулиано не внимал Амору,
Что сладким игом бременит сердца.
Беспечный, предавался он задору
И погонял лихого жеребца.
Из сицилийских стад был конь отборный,
Он спорил с ветром, быстрый и покорный.

То прыгал он с повадкой леопардьей,
То узкий круг на тропке делал конь,
И всадник, весь в охотничьем азарте,
Метал свой дротик в цель лесных погонь.
Свободным жил он и судьбины хартий
Не ведал, не предвидел тот огонь,
Что слезной станет для него юдолью,
И он смеялся над влюбленных болью.

О, сколько нимф по юноше вздыхало!
Но все их пени, горести и плачи
В груди надменной не могли нимало
Лед растопить, воспламенить – тем паче.
В лесах он так охотился, бывало,
С суровым, гордым видом – не иначе,
А чтобы не был зной ему докука,
Носил венок он из сосны и бука.