Луиджи Пульчи - Лоренцо Медичи и поэты его круга. Избранные стихотворения и поэмы

Когда же звезды на небе блистали,
Он возвращался, радостный, домой,
И девять сестр его сопровождали,
Напев ему внушая неземной,
Возвышенные песни пробуждали
Старинной добродетели устой.
Любовь считал он похотью и тленом,
Диане предавался и каменам.

А если видел он в слепом блужданье
Влюбленного, поникшего в кручине,
Что вызывает только состраданье,
Бредя покорно вслед своей врагине,
Покорствуя Амору в ожиданье
Двух светочей, как истинной святыни,
Кому лишь плач сужден в ярме жестоком, —
То горьким настигал его упреком:

«О жалкий, брось нелепое юродство,
Слепое заблужденье и растраву
И не питайся тленом сумасбродства,
Злой ленью или похотью лукавой.
То, что зовут любовью – есть господство
Безумия; ту сладкую отраву,
Коль молвить жестче, звать чумой пристало,
Злом радостным, что в сети мир поймало.

Как жалок тот, кто дамой в сеть заманен!
Не помышляя об иной отраде,
Грустит он или счастьем отуманен,
Ловя его в словечках иль во взгляде!
Лист на ветру не столь непостоянен —
Сто прихотей на дню забавы ради:
То прячется, то гонится за нами.
Прилив, отлив – сравню ее с волнами.

Расцветшая красавица подобна
Скале коварной, спрятанной на дне,
Или змее, меж трав скользящей, злобной,
Что сбросила покров свой по весне.
Ах, можно ль быть несчастней, коль способна
Она своей суровостью вполне
Измучить вас, ведь чем лицо прекрасней,
Тем больше фальши, тем она опасней!

В очах юниц – Аморовы привады,
Что похищают мужество тотчас;
Сглотнешь наживку, поглощая взгляды —
Глядишь, свободы дух в тебе угас;
Когда ж Амор летейские каскады
Забвения обрушит вдруг на нас,
Забудем и высокую природу,
И всю отвагу недругу в угоду.

Насколько же приятней без волнений
Преследовать зверей в столетних борах,
За гранью рва и замка укреплений
Выслеживать их в логовах и норах;
Зреть долы, холмы, красоту растений,
Ручьи и воздух чистый на просторах
Под пенье птиц и волн шумливых ропот
И ветерка в древесных кронах шепот!

Как сладко видеть коз, что на утесах
Умильно щиплют сочные былинки,
А горный пастырь, опершись на посох,
Дудит в свои нехитрые тростинки;
Красу земли на пашнях и покосах,
Плоды деревьев, словно на картинке,
Коров мычащих и овнов бодливых,
И спелой ржи волнение на нивах!

Вон грубый гуртовщик, открыв защелку,
Заводит стадо рунное в загон
И прутиком отнюдь не втихомолку
Отставших хлещет, погоняет он.
А вон виллан собрался на прополку
Или мотыжить комья принужден;
Крестьянка вон, без пояса, босая,
Идет, гусей под яром выпасая.

Я верю, также радовался жизни
Люд первобытный в веке золотом;
И не рыдали матери на тризне
О детях, ратным сгубленных трудом;
Еще ветрам не доверяли жизни,
Волов не тяготили мы ярмом,
Жилища дубом украшать умели,
Мед из ствола и желудь с ветки ели.

Еще злодейской гонкой за наживой
Мир первозданный не был обуян,
Свободно жили все, миролюбиво,
Без пахоты был урожай нам дан.
Но доле рок завидовал счастливой,
Не стало блага, был закон попран,
Лихая похоть к нам вселилась в груди,
Та, что любовью называют люди».

Так юноша заносчивый сверх меры
Святых влюбленных порицал везде.
Самодовольный, не давал он веры
Чужому плачу и чужой беде.
Но вот слуга Амора и Венеры,
Что пламенел, покорный их узде,
Воззвал к Амору: «Гнев свой справедливый
Яви, о бог, да сломится строптивый!»

И Купидон не пренебрег мольбами,
Он рассмеялся и изрек свирепо:
«Я что ль не бог? Или угасло пламя,
Что обнимает ширь земли и неба?
Юпитера я встарь облек рогами,
За Дафною заставил гнаться Феба,
Я с трона адова совлек Плутона.
Так избежать ли моего закона?

Велю – и тигр послушный не лютует,
Лев не рычит, уймет шипенье змей,
А человек в спокойствии толкует,
Что, мол, не для него ловушки клей!
Ужель моя божественность рискует,
Коль власть мою презрел отважный сей?
Что ж, поглядим, как выстоит несчастный
Перед очами девушки прекрасной».

Уже Зефир дыханием весенним
Украсил склоны, изморозь убрав,
И ласточка вернулась к милым сеням,
От перелета долгого устав,
И спозаранку сладкозвучным пеньем
Пичуги нарушали сон дубрав,
И мудрая пчела чуть свет кружила,
Собрать добычу сладкую спешила.

Когда в дупло спешат укрыться совы,
С рассветом, наш отважный Джулиано
На скакуна садится удалого
И мчится в лес с компанией избра́нной,
А сзади свора верная готова
Напасть на след, вынюхивая рьяно,
Здесь всё, что только нужно для охоты:
Рога, тенета, луки, пики, дроты.

Обхвачен лес отрядом бесшабашным.
Уж не дремать по логовам зверям —
От ужаса дрожат в смятеньи страшном:
Псы взяли след, псы рыщут тут и там.
На тропах – сети; с грохотом протяжным
Сливается и нарастает гам
Из свиста, гика, топота и лая;
Рога гремят, дубраву оглушая.

Такой же грохот сотрясает своды,
Когда Юпитер огнь метнет из тучи;
С таким же шумом низвергает воды
С крутых порогов грозный Нил кипучий;
Такой же страх объял латинян роды,
Как взвыл Мегеры адский горн могучий.
И звери – кто грызет себя, отчаясь,
Кто, хвост поджав, бежит не озираясь.

Рассеялась ретивая ватага:
Кто – к сети, кто на тесный встал проход,
Кто держит псов, а кто почел за благо
Их отпустить, кто их назад зовет,
Кто – во всю прыть по полю до оврага;
Иной, вооруженный, зверя ждет,
Иной залез на дерево с расчетом
Там притаиться с луком или дротом.

Точа клыки в свирепом ослепленье,
Вепрь ощетинился в своей ложбине;
Покинув гроты, робкие олени,
Ища спасенья, мчатся по равнине,
Лисою позабыты ухищренья
И зайцы – врассыпную по долине.
Всяк мелкий зверь спешит забраться в нору;
Петляет волк, обманывая свору,

Но всё ж ему не скрыться в глухомани,
Ведь резвых гончих не подводит нюх.
Дрожат пред ними трепетные лани,
У вепрей пред мастиффами испуг.
А Джулиано, весь в пылу желаний,
Покинув свиту, прянул во весь дух.
Как на крылах он в заросли помчался,
И горе зверю, что ему встречался.