Луиджи Пульчи - Лоренцо Медичи и поэты его круга. Избранные стихотворения и поэмы

Вот какова моя победа славная,
Добытая трудом и многим по́том.
Так наша честь и наша мощь державная
На небесах возвысится с почетом;
Так память сохранит (а это главное)
Тебя, о мать, со мной, твоим оплотом;
Стихи и лиры будут славить краше
Огни, колчаны, луки, стрелы наши».

Лицо ее улыбкой озарилось,
И пурпуром румянец проступил.
Не то что Марс – скала бы покорилась
Любовным чарам! А во взоре пыл,
Как будто высь Авророй обагрилась.
К груди прижала сына что есть сил,
Ему златые кудри поласкала
И, радостью сияя, отвечала:

«Что б ни желал, всё, милый сын, приму я,
Ведь слава наша крылья обретает
И возвращает на стезю прямую
Благою волей всех, кто заплутает.
На новый путь и Лавра подниму я,
Победа уж венок ему сплетает:
Средь тягот доблесть вспыхивает жарче,
Так золото в огне сияет ярче.

Чтоб слава наша землю охватила,
Пусть Джулиано выйдет в бой впервые;
Тот, кто поет о доблести Ахилла
И возрождает времена былые,
Нам сложит гимны, чтоб стило явило
Любви примеры чистые, благие.
Тогда, прекрасный сын мой, наша слава
Превыше звезд взметнется величаво.

А вы, сынки, победными крылами
Овейте всех Тосканы сыновей,
Через эфир неситесь, словно пламя,
Берите лук и стрелы поживей,
Пусть Марс в благом пылу помчится с вами,
И посмотрю я, кто из вас резвей,
Разите вы тосканцев до упада.
Лук золотой будь лучшему награда».

По сих словах схватили лук и стрелы
И у бедра привесили колчан, —
Так и гребцы, что наги, загорелы,
Хватают весла, коли свист им дан.
Летят через эфир, быстры и смелы,
И рушатся на город, как таран.
Так пар порою с воздухом составится,
И кажется: тот звездами буравится.

Идут и выбирают благородных,
Дабы огню любовному обречь,
Кремнями бьют в усильях не бесплодных,
Чтоб потихоньку каждого возжечь.
Проник в них Марс и, больше не свободных,
Не преминул забавами увлечь,
Теперь юнцы, хоть крепким сном объяты,
Мнят, что они Аморовы солдаты.

Когда в созвездье Рыб войдет светило,
То силой жизни полнится земля,
Которую весна уж застелила,
Цветами и травой убрав поля,
Так и огонь в сердца их скрытой силой
Проник нежданно, жажду воспаля,
Желанье славы и признанья разом
Воспламенило доблесть в них и разум.

Здесь больше Трусость не имеет власти,
А Лень и от медлительных бежит,
И купидоны, взяв за обе пясти,
Влекут Свободу, в гневе та рычит;
Желанье пальмы рвет сердца на части,
Огнем их опаляет и крушит,
Как только в грудь их эти сны нисходят,
Покоя духи страсти не находят.

И между тем изнемогают спящие —
Не выбраться никак из крепкой сети;
Как змейки, молча между трав скользящие,
Как рыбы в водах, так и духи эти
По венам, по костям бегут, горящие,
И пламя всё растет в пылу и свете.
Посланники крылатые за двери,
И новое на ум пришло Венере.

Супругу Сна призвала Киферея,
Одну из Граций, юных нимф-сестер,
Всех влюбчивей, изящней Паситея,
И краше всех у Паситеи взор,
И говорит ей: «Крыльев не жалея,
Лети к супругу, дабы тот простер
Пред Джулиано сей же миг виденье
Такое, чтоб подвигнуть на сраженье».

Так изрекла. Бесшумно, что есть мочи,
Помчалась та сквозь небо напрямик,
И молнию не дольше видят очи;
Нашла она его в единый миг.
Он шествовал за колесницей Ночи;
И сонм летучих Снов пред ней возник,
Причудливых, разнообразных, коим
Дано ветра и хлябь смирять покоем.

Пред томными супружними очами
Она улыбкой нежно просияла,
И облаки перед ее лучами
Пропали с вежд его, как не бывало.
Меж тем ей Сны противились тенями,
Тень каждая ей лик свой открывала,
Из них избрав единого Морфея,
Сон попросив, исчезла Паситея.

Она исчезла, а за Паситеей
Помчались Сны от горних рубежей;
У нимфы веки стали тяжелее,
И ею сон овладевал уже,
Она летела, перьями не вея,
И в радости предстала госпоже.
Здесь избранные Сны ей повинуются,
Все в новых формах, строятся, волнуются, —

Так в ожидании приказа воины
Без ропота вздевают облачение,
Застегивают шлемы и настроены
Под звуки труб отправиться в сражение,
С мечами, с копьями они построены,
Примеривают щит, вооружение
И после шпорят скакунов с отвагою,
Вот-вот столкнутся с вражеской ватагою.

Был час, когда уж близится денница,
Но небеса по-прежнему темны,
Икара наклонилась колесница,
И потускнел ущербный лик луны,
Сошла на Джулиано вереница
Летучих Снов, ему внушая сны;
Уходит горечь, входит в тело сладость,
На свете, право, редка эта радость.

И видит он: безжалостная донна
С чертами резкой строгости и гнева
Приковывает властно Купидона
К стволу Минервина благого древа,
На девственной груди ее – Горгона;
В покрове белоснежном эта дева
Ему выщипывает оперенье,
Ломает стрелы, лук без сожаленья.

Ах, как перемениться смог несчастный
Амор, который прежде весел был!
Теперь уж не надменный и не властный,
Он гордость и триумфы позабыл
И о пощаде, горести причастный,
Он, вызывая жалость, возопил,
Кричал он Джулиано: «Горе, горе!
О, защити меня в моем позоре!»

И Джулиано в ложном сновидении
Ответствовал, не поборов конфуза:
«Мой господин, почто же ты в пленении?
В Палладины тебя замкнули узы.
И видит дух мой, что твои мучения
От облика чудовищной Медузы,
Ее керастов ярых, ужас сеющих,
Лица, шелома, дротов пламенеющих».

«Воззри, о Джулиано, как, пылая,
Она и солнце затмевает разом,
Как низость гонит, сердце просветляя,
Возвышенный воспламеняет разум.
Тебе она предстала – лань простая
И, душу подчинив очей приказом,
Страх зародила в ней, многострадальной,
Храня тебя для пальмы триумфальной».

Так рек Амор, и Слава тем мгновеньем
Коснулась, осиянная, земли,
И вместе с ней, пылая вдохновеньем,
Поэзия с Историей сошли,
И Джулиано легким мановеньем
На поле брани вмиг перенесли;
И уж на донне не доспех Паллады,
А только белоснежные наряды.