Владимир Богораз - Три сказки, записанныя въ Колымскомъ краѣ. [Старая орфография]

Сяли обѣдать; пообѣдали. На послѣдахъ говоритъ: — «принесите гуся!» Принесли гуся на желѣзной ско́вродѣ. Вотъ гусь некроеной, вотъ гусь нерушеной, только шерсть на ёмъ нѣту. Взялъ онъ ножичо́къ, изрѣзалъ гуся, по всѣмъ мѣстам. — Ну, — говоритъ, гуся ѣшьте, косточки объѣдайте, а косточки не ломайте, а всѣ на столъ кладите! — Поѣли они гуся, онъ скатерть за углышекъ со стола сдернулъ, гусь закричалъ да пошелъ. Жена въ ладушки захлопала. Правда, — говоритъ, — диво! да и великое диво! — Ну, — говоритъ, — гуся береги, да не всякому про него сказывай!

Ну ладно. А покамъ купецъ ѣздилъ, былъ у этой бабѣ заведеной дружокъ. Купецъ въ лавку пошелъ, дружокъ на порогъ. Сяли они, стали разговаривать. — Ну, — говоритъ, — какой мужъ тебѣ гостинецъ привезъ? — Гостинца говоритъ не привезъ, а привезъ мнѣ диво. — А какое диво? — А вотъ — говоритъ, — ходитъ гусь. — Какое это диво? У насъ у самихъ кормленьи много. Буваютъ гуси на святой Руси! — Нѣтъ, — говоритъ, — буваютъ гуси и гуси. А этотъ, — говоритъ, — гусь, самъ на сковородку ложится, самъ и жарится, послѣ ѣды цѣлой буваетъ! — Можно ли повѣрить това́? — говоритъ молодецъ, — никто не повѣритъ! — Она увѣрать, она увѣрать. Онъ не вѣритъ. — А ну, — говоритъ, — покажи, какъ это онъ самъ на сковороду ложится, самъ и жарится, послѣ ѣды цѣлой буватъ! — Вотъ она не долго думала, вышла на кухню. — Эй, гусь! — кричитъ, — ступай въ куть! — Гусь сидитъ. Въ другой разъ кричитъ: — Эй, гусь! — Ступай въ куть! — Гусь сидитъ. — Въ третій разъ кричитъ: — Эй гусь! ступай въ куть! — Гусь сидитъ. — Оскорбилась она на гуся, схватила сковородникъ — рука прильнула къ шеѣ, руки къ сковороднику. — Ой — кричитъ, другъ любезной! Чего-й-то сталось; иди, отдѣляй руку! — Пришелъ молодецъ, сталъ отдѣлять и самъ прильнулъ! Кликнулъ своего холопа. — Иди! — Кричитъ, — отдѣляй руки! — Пришелъ холопъ и тоже прильнулся. Повернулся гусь, пошелъ на дворъ. Они упираться. Нѣтъ, братъ, не тутъ то було! Такъ и тащитъ. Вытащилъ ихъ на дворъ, потащилъ ихъ по улицѣ, близъ лавку дошелъ, закричелъ. Купецъ услышалъ. — Ой! — Говоритъ, — это мой гусь кричитъ! — Вышелъ, посмотрѣлъ, а гусь ихъ всѣхъ тащитъ. — Гусь! — Кричитъ, — поворачивай домой! — Поворотилъ гусь домой, привелъ ихъ въ домъ, купецъ за нимъ. Дверь на запоръ. — Гусь! — кричитъ, — распусти! Сковородникъ упалъ и руки отстали. — Ну, молодецъ! Говоритъ купецъ — ты почего пришелъ? — съ вами повидаться! — Какъ это повидаться? Ходишь ты безъ меня, какъ это чужія рѣдкости смотришь? — Вынулъ отъ плеть, сталъ гостя охаживать, колотилъ, колотилъ, его отпустилъ, за жену принялся. Ее такъ угостилъ, что она три месяца нѣмогла. Съ той пары баба ужъ боялась гусю слова сказать.

Записана въ д. Каретовой на нижней Колымѣ отъ мѣщанина Михаила Кулдаря.

Живали, бували старикъ со старухой. У нихъ два сына. Большой сын-отъ большой сталъ. Отецъ заставилъ его топоръ точить. Тотъ топоръ точилъ, точилъ, брусъ переломилъ. Брусъ переломил; началъ отецъ его бить пальменным [2] Пальма́ , короткое копье. ратовьемъ. До рукъ выломалъ ратовье. Этотъ сынъ его со злости меньшому братишку сталъ лучокъ, да тамарчикъ дѣлать. Лучокъ да тамарчикъ доспѣлъ. — Если ты тосковать станешь, этимъ лучкомъ да тамарчикомъ стрэляй! — Самъ пошелъ. Шелъ, шелъ, долго-ли, коротко-ли, вечеръ сталъ. Меньшой парнишко заплакалъ. Отецъ говоритъ: — Пошто плачешь? — Я, — говоритъ, — батѣ [3] Ба́тя — старший братъ. тоскую. Батя куды ушелъ? Батя говорилъ: я долеко уйду, долго не буду. — Старикъ на старуху сказалъ: — Старуха, принеси мой о́буй! — Та принесла ему о́буй. Онъ наделъ обуй, погонилъ сына. Гонилъ, гонилъ сына. Сынъ шелъ, шелъ, лѣсъ только сталъ, вышелъ на тундру. Старикъ вышелъ на тундру, на лѣсину послѣднюю попалъ, сталъ реветь, — у сына только пустой паръ видитъ, пустой паръ видитъ и сталъ кричеть: — Сынъ мой, воротись, воротись! Не ворачивасся, такъ хоть ты послушай! — Сынъ его остановился, сталъ слушать. — Ну, — говоритъ, на́ моро ты выйдешь, черезъ моро пойдешь, станетъ моро ломать, станешь ты съ ледину на ледину скакать, по ту сторону мора дойдешь, только у теба сила станетъ, черна из-подъ нутра послѣдня ледина выплыветъ, на ніи как-нибудь скачи. Как-нибудь на ніи скачи, да говори: «Сто ледина, ледина, донеси мене до берегу!» Не бойся! Перейдешь черезъ моро, выдешь на берегъ, хоть пэтишечка [4] Мелкая птичка. прилетитъ, (в)се убивай, да ѣшь, (в)се сладко будетъ; хоть кукша [5] Небольшая птица съ сѣрыми перьями, довольно часто встрѣчающаяся въ колымскихъ лѣсахъ (рожна). прилетитъ, (в)се убивай да ѣшь, — (в)се сладко будетъ. Не бойся, за моромъ олени по человѣчьи баютъ.

Вотъ дослушалъ отца, пошелъ. Шелъ, шелъ, шелъ, шелъ, на моро вышелъ, черезъ моро пошелъ, стало моро ломать. Сталъ онъ съ ледина на ледину скакать. Ледина на ледину скакалъ, скакалъ, скакалъ; обезсилился. Из-подъ нутра черна ледина выплыла: коё-какъ на ніи скакнулъ. Стало ледину нажимать, да нажимать, на сухой берегъ вытолкало. Едва онъ вышелъ, то ись весь перемокъ, ло́пать развѣшалъ, лежитъ самъ у огоньчика; (в)другъ пэтишечка прилетѣла. Лукъ онъ схватилъ, эту пэтишечку убилъ: эту пэтишечку убилъ, вытеребилъ. На рожончикъ іи поставилъ. Жарилось, жарилось кругъ роженчику пуста пѣна только осталась. Бросилъ роженчикъ, говоритъ: Пэтишечка, такъ пэтишечка и есь. Кава́ у ніи и исти-то? На умъ ему пало: отецъ наказувалъ сто? Этотъ роженчикъ схватилъ, сталъ пѣну исти кругомъ роженчика, такая очутилась баранья грудина, жирная, только держись. Онъ поѣлъ и лежитъ, отдыхать. Прилетѣла ему кукша. Схватилъ онъ лукъ, стрѣлилъ, её убилъ. Убилъ іи, вытеребилъ: поставилъ опять на рожнѣ на жаркое. Самъ заснулъ. Пробудился: на рожнѣ такъ нихто нѣту, пуста опеть пѣна. Взялъ, бросилъ и говоритъ: чево іи исти-то? Какая то ѣда? — Лежалъ, лежалъ: на умъ ему пало опеть отцовския речи. Сталъ исти: (в)другъ очутился такой бараній бокъ жирной. Отдохнулъ онъ, высушился, собрался, пошелъ. Шелъ, шелъ, услышалъ: люди баютъ, дѣвушки баютъ, — слышно. Одна и справатъ: — Сестра, — говоритъ, — ты а йдѣ свою скобельну доску [6] Доска, подкладываемая подъ шкуры при скобленіи. покинула? — Я вотъ, — говоритъ, — на хребтѣ-тѣ покинула. — Друга-то у ніи спросила: — «Ты а йдѣ свой ши́вальный мѣшок [7] Мѣшокъ съ принадлежностями для шитья. покинула?» — «Покинула я, — говорить, — подъ камнемъ. Этта вотъ!» — Онъ запалъ, смотритъ. Увидѣлъ: ва́женочий табунъ идетъ. Выбралъ важенку хорошую, потянулъ лукъ на ніи, стрѣлилъ. Вдругъ заскакала. — «Йо, бокъ болитъ, о, бокъ болитъ у мене!» — Стрелялъ, убилъ іи. Взялъ іи, опустилъ, разбилъ какъ слѣдуетъ, масо, развѣсилъ къ огню, штобу подсохло. Жирное мясо развѣшалъ, которое, какъ могъ самому себѣ — штобъ поднясти, унести, подсушилъ, завязалъ въ постелю, понесъ самъ себѣ на подорожну. Скоро сказка сказыватся, между тѣмъ много дѣла минуется. Шелъ, шелъ, пріоблегчилась эта у него котомка. Услышалъ, люди слышно опять баютъ, мужчины: — «Братъ, а ты а-йдѣ, — говорилъ, — свой лукъ покинулъ?» — «Я, — говоритъ, — вонъ за хребтом-тѣ покинулъ». — Братъ, а-йдѣ свой ты тулъ покинулъ? — Ну, я, — говоритъ, — вотъ это на долу-ту. — Онъ запалъ, глядитъ, караулитъ: каки́ же люди идутъ, — православные, или хто? Увидѣлъ: бычій табунъ идетъ. Выбралъ жирнаго оленя и потянулъ лукъ. Опеть заскакалъ: — «Йо! бокъ болитъ, бокъ болитъ!» — Стрѣлилъ, билъ его. Опустилъ его; мясо, которое хорошее мясо, развѣшалъ его, — какъ могъ подпясти, самъ себѣ. На край мора шелъ, вдругъ на моро рѣчка вышла. Перебродъ ему нигдѣ нѣту. И пошелъ онъ по этой рѣчкѣ, погонилъ эту рѣчку перебродъ искать. Недалеко по этой рѣчкѣ шелъ и увидѣлъ стоятъ двѣ вѣтки: одинъ каюкъ, друга вѣтка. Двѣ дѣвки ягоды собираютъ: одна воронья, другая князцовска [8] Князецъ — родовой староста юкагирскаго или ламутскаго рода. дочь. Взялъ онъ отъ этой, отъ князцовской дочери ягоды чистыя, поѣлъ много, а у вороньей каки чисты будутъ? Всѣ съ листами. Взялъ эту котомку свою, всѣ въ ветку положилъ, гдѣ чисты ягоды; а гдѣ сметьеваты ягоды, тутока мяско маленько да жирокъ положилъ. Воронья дѣвка увидала съ лѣсинѣ. — «Сестра, — говоритъ, — морской скакунъ пришелъ, котору-то изъ насъ замужъ (в)зясти хочетъ? Пойдемъ скорѣе домой», — говоритъ. — Пошли онѣ домой: прибѣжали (къ)вѣткам. — Сестра, — говоритъ — воронья дѣвка — чего у теба (въ)вѣткѣ есть? У меня, — говорить, — нихто нѣту. Ну, — говоритъ, — сестра, видно меня замужъ взясти хочетъ морской скакунъ, што менѣ (въ)вѣтку положилъ жиръ да мясо. Вотъ на проходъ погребли домой. Тотъ за ними бѣжалъ, шелъ, шелъ, само на эвой-тѣ сторонѣ тутъ домы-те, онъ пришелъ, князцу прамо вошелъ. У князьца одна дочи и три сына и онъ со старухой, князец-то. Эта дѣвка на проходъ бѣлу постелю возлѣ себа постелила и посадила жениха. Эта воронья дѣвка пришла, сяла возлѣ жениха, возлѣ этого. Та іи (в)зяла, выпинала. — «Уйди, — говоритъ, воронья дрыстунья, ты все мѣсто обгадишь!» Та ушла. Жили, жили. Этотъ отецъ вороньей дѣвки, какъ бу, эту обиду отворотить, дочерь что есть изжени́ли, князцовскому зятю говоритъ: — Пойдемъ охотничать за птицой, птицу промышлять. — Тотъ сказалъ ему: — Я, — говоритъ, — (въ)чемъ пойду? У меня вѣтка нѣту. — Тесть-то ему и сказалъ, князецъ: — Да вотъ есть вѣтка; — возьми, — говоритъ, — поди съ нимъ. Онъ хочетъ испытовать твое удальство дак… — Ну, вотъ пошли они. А гдѣ стадо найдут… это князцовской зять крупняков-то и убивать гусей. А этотъ воронъ все гагарленковъ гонятъ, цыпленочковъ. Тотъ вѣтку полонъ какъ наубивалъ князьцовской зять-отъ, возвратился назадъ. Пришелъ, эту птицу всю вытаскали. Тожно этотъ воронъ пришелъ. Ну, гагарленковъ, цыпленковъ наубививалъ, дакъ тѣ унесутъ домой, да (въ)пазуху́ назадъ принесутъ опеть (къ)вѣткѣ. Это воронья дѣвка-то. Тѣ взяли птицу вытеребили, всю её тамъ насушили. Ночь какъ стала, эта воронья дѣвка съ матерью стали шерсть таскать съ улицы-те. Эти перья (в)сѣ убрали съ улицы.