Автор неизвестен Эпосы, мифы, легенды и сказания - Маадай-Кара. Алтайский героический эпос

Алтайские героические сказания пелись (и поются сейчас) на диалекте каждого из племен, которые в советское время составили алтайский народ. Но они, как показывают старые записи (В.В.Радлова, В.И.Вербицкого и др.), по содержанию, композиции и образам еще в XIX в. были общими для всех алтайских племен: одни и те же сказания пелись по всей территории Горного Алтая. То же самое, по-видимому, было и в более раннее время (до XIX в.), но ни записей, ни других достоверных сведений на этот счет нет. В настоящее же время, несмотря на некоторые различия в диалектах, можно с полным основанием говорить об алтайском героическом эпосе как едином целом.

Исследователи расходятся в определении характера алтайского героического эпоса.

С.Е.Малов считал, что алтайские сказания с течением времени деградировали и «как-то измельчали, сократились, распались на отдельные части и превратились в обыкновенные сказки» [55] С.Е.М а л о в, Предисловие,— С. В. Ястремский, Образцы народной литературы якутов, Л., 1929, стр. 1. .

Той же точки зрении придерживался и Н.К.Дмитриев. Поддерживая мнение С. ?. Малова, он писал, что алтайские сказания — это «разбитые на части осколки отдельных героических эпопей» [56] Н. К- Дмитриев, Введение,— «Алтайский эпос „Когутэй"», стр. 23. и что «переход от героического эпоса, как особого жанра, к сказкам — типичен для алтайского эпоса» [57] Там же, стр. 24. . Эта точка зрения, отражающая взгляды на эпос представителей «исторической школы», была подвергнута довольно резкой, но в основе своей убедительной критике Л.П.Потаповым [58] Л. П. Л о т а п о в, Алтайский героический эпос,— «Советская этнография», 1949, № 1, стр. ив—1J 4. . Он, как и А.Л.Коптелов [59] А. Л. Коптелов, Н. У. Улагашев и ойротский народный эпос,—сб. «Алтай-Бучам», стр. 41—42; его же, Н. У. Улагашев и его былины,— сб. «Малчи-Мерген», стр. 3—16 и др. , правильно считает алтайские сказания героическим эпосом.

По мнению же В.М.Жирмунского [60] В. М. Жирмунский, Сказание об Алпамыше и богатырская сказка, М., 1960. , алтайские сказания — это вообще не героический эпос и им никогда не были, а богатырские сказки. В подтверждение своего мнения он приводит особенности сюжета алтайских героических оказаний (борьба с чудовищами, героическое сватовство, мифологическая фантастика и т. п.).

Однако В. М. Жирмунский не учитывает многообразия признаков героического эпоса, главным и определяющим среди которых, как правильно отмечает В. Я. Пропп, является «героический характер его содержания» [61] В.Я.Пропп, Русский героический эпос, стр. 5. . Целесообразнее всего различные компоненты эпоса рассматривать в их совокупности. Только этим путем возможно правильно определить характер такого сложного явления, как героический эпос, и создать прочную основу для концепции исследователя.

Е.М.Мелетинский [62] Е. М. Мелетинский, Происхождение героического эпоса, М„ 1963, стр. 247—375 и 423—448. , исходя из сходств некоторых элементов сюжета алтайских сказаний с сюжетами эпоса различных народов мира, привлекает их для своих гипотез о происхождении мирового эпоса. Но этот вопрос выходит за пределы тематики настоящей статьи.

По мнению всех исследователей, истоки алтайского героического эпоса восходят к глубокой древности. Например, Н.А.Баскаков находит некоторые параллели между алтайскими эпическими оказаниями и описаниями подвигов героев в орхоно-енисейеких текстах, относящихся к VI—VIII вв. В частности, он указывает на надгробный памятник в честь Кюль-Тегана, умершего в 732 г. [63] Н.А.Баскаков, Алтайский фольклор и литература, стр. 4 . Здесь нет возможности подробно остановиться на этом вопросе, однако отметим, что эта гипотеза имеет определенные основания.

Орхонские тексты (я имею в виду особенно три наиболее крупные из них: малую и большую надписи на памятнике в честь Кюль-Тегина и надпись на памятнике в честь Тоньюкука) вполне можно назвать древнейшими образцами художественного творчества тюркских народов. Однахо в орхоноких памятниках поэзия еще недостаточно выделилась, из прозы, поэзия в них причудливо смешана с прозой. Это — период зарождения художественной литературы, некое синкретическое явление, в котором имеют место и начала поэзии, и художественная проза, и эпитафии на надгробии, и ораторская речь, и деловой обзор происходящих событий, и обозрение событий, уже отошедших в область прошлого (зачатки исторического освещения фактов). Но все это дано в надписях так, что элементы художественного поэтического творчества преобладают над изложением фактов, что и делает орхонские тексты явлением художественной литературы (пусть в зачаточной ее форме). В них очевидно стремление не просто изложить свою мысль, но и выразить ее в образной форме.

Возьмем первый же абзац из большой надписи на памятнике Кюль-Тегину. В нем говорится:

У за кок Tairpi

асра jagua jip кылынтукда,

axiH ара xici одлы кылынмыс.

(Когда вверху возникло голубое небо,

[а] внизу — бурая земля,

между ними возникли сыны человеческие) [64] С. Е. Малов, Памятники древнетюркской письменности. Тексты и исследования, М.—Л., 1951, стр. 28. Перевод приводится также по С. Е. Малову, но с разбивкой на стихотворные строки и с некоторыми уточнениями, сделанными И. В. Стеблевой в книге «Поэзия тюрков VI—VIII веков», М., 1965, стр. 110. .

Это, бесспорно, художественно организованная речь. Совершенно ясно, что в обычной жизни люди тогда в таком стиле не разговаривали между собой.

Приведенная фраза (как и во многих других местах орхонских памятников) построена на смысловом параллелизме: небо — земля — человек между ними.

Особенно же характерна для орхонских текстов, как явления художественно организованной речи, близость их к стилю устного народного поэтического творчества. Об этом говорят указываемые И.В.Стеблевой постоянные эпитеты и сравнения, поэтическая гиперболизация, парные словосочетания, устойчивые формулы [65] И. В. Стеблева Поэзия тюрков..., стр. 43—49. , часто встречающиеся в орхонских текстах и столь характерные для устного поэтического творчества тюркских народов. К этому надо добавить, что и приведенное выше начало большой надписи на памятнике в честь Кюль-Тегина весьма сходно с началом многих героических сказаний тюркоязычиых народов (например, якутского олонхо «Будуруйбэт Мулду Безе» — «Неспотыкающийся Мюлдью Сильный», записанного от Д.М.Говорова), в которых изложению событий предшествует рассказ о сотворении мира и возникновении жизни и людей на земле [66] О характере орхоно-енисейских текстов в настоящее время, в связи с книгой И. В. Стеблевой «Поэзия тюрков VI—-VIII веков», происходит дискуссия. См., например: L. Н г е b i б е k, Are the Old-Turkic Inscriptions Written in Verses?, — cArchiv Orien-ttfnfs, Praha, 1967, vol. XXXV, № 3, стр. 477—482; Б. Л Жирмунский, Орхонские надписи — стихи или проза? — «Народы Азии и Африки», 1968, № 2, стр. 74—82; И. В. Стебле в а, Еще раз об орхоно-енисейеких текстах, как произведениях поэзии»,— «Народы Азии и Африки», 1969, № 2, стр. 126—138: В. М. Жирмунские, О некоторых проблемах теории тюркского народного стиха,— «Тюркологический сборник. 1970», М., 1970, стр. 29—68. Подробное обсуждение выдвинутых на этой дискуссии вопросов не входит в задачи настоящей статья. Некоторые же предварительные суждения изложены выше. .