Александра Любарская - Калевала

Стал Илмаринен у горна, бросил в огонь железо, бросил в горящие угли сталь, прибавил горсть золота, подбросил пригоршню серебра и велел работникам качать мехи.

Точно тесто, размякла в огне сталь. Жидким маслом течет горячее железо. Со звоном струится серебряный ручеек. Как волна в море, колышется золото.

А Илмаринен всё стучит и стучит своим молотом.

Хороший меч выковал он старому, мудрому Вяйнемейнену: на кончике лезвия сияет месяц, посредине светит солнце, а на рукоятке блещут яркие звезды.

Пришел старый, мудрый Вяйнемейнен за мечом, осмотрел его со всех сторон и говорит:

— Спасибо тебе, Илмаринен, вековечный кователь! Таким мечом я каменные горы и те разрежу, расколю на мелкие куски даже медные скалы. Ну, а теперь пора нам в путь собираться.

Привел Вяйнемейнен из лесу двух желтогривых коней, а Илмаринен говорит ему:

— Подожди, старый, мудрый Вяйнемейнен. Надо и мне приготовиться к битве с врагом.

Снова стал вековечный кователь около горна. С утра до утра стучит молотом по наковальне — и выковал себе железную рубашку. Такая рубашка от всех бед спасет героя. Не пробьет ее ни стрела, ни копье, ни острый меч.

Надел Илмаринен железную рубашку, опоясался стальным поясом, и отправились герои в далекий путь, в страну мрака и холода, в сумрачную Похъёлу.

Едут они по дороге и вдруг слышат — плачет кто-то на берегу, тихо стонет кто-то на пристани.

— Только девушки так плачут, — говорит Вяйнемейнен. — Давай-ка спросим, что за беда там случилась?

Повернули они коней к самому берегу и видят — то не девушка льет слезы, а плачет у мостков лодка, жалобно стонет дощатый челнок.

— Что ты плачешь, дощатый? — спрашивает его Вяйнемейнен. — О чем горюешь? Может, плохо тебя сколотили? Или слишком тяжелы твои уключины?

Отвечает Вяйнемейнену дощатый челн:

— Потому я плачу, потому я горюю, что хочу я выйти на морской простор, хочу, чтобы столкнули меня с этих смолистых катков, чтобы пустили гулять по синим волнам. Чего только мне не пели, пока сколачивали мои бока! Что буду я и героям служить, и в славные походы буду ходить, и возить на своем дне сокровища… Но ни разу еще не качался я на морских волнах!.. Другие лодки хоть и похуже меня, а трижды за лето выходят в море. А я, построенный из сотни самых лучших досок, так и лежу без дела на этих дрянных катках. Не держит паруса моя мачта — на ней только птицы вьют себе гнезда. И не лежат у меня на дне сокровища, а скачут по нему одни скользкие лягушки. И руль мой не бороздит морского простора — всего только и видел он, что земляных червей! Уж лучше остался бы я горной елью, лучше бы рос на песке высокой сосною! Прыгала бы по моим веткам белка, а у моих корней лаял бы веселый пес!..

— Ты не плачь, дощатый! — говорит ему старый, мудрый Вяйнемейнен. — Не плачь, мой сосновый! Еще повезешь ты по морю славных героев! Но сначала скажи мне, челн с железными уключинами: искусный ли мастер тебя строил? Сможешь ли ты выйти в море, если никто не тронет тебя рукой, не коснется пальцем, не сдвинет плечом?

Отвечает ему дощатый:

— Какой же это челн выйдет в море, если не столкнут его в воду, если не сдвинут его с деревянных катков!

— А если столкну я тебя в воду, — спрашивает опять Вяйнемейнен, — побежишь ли ты без весел, найдешь ли без руля дорогу, не потеряешься ли среди волн без паруса?

Отвечает ему дощатый челн:

— Всем моим дорогим братьям всегда помогали весла, всегда служил им добрый руль, а ветер держал их паруса. Чем же я хуже своих братьев!

В третий раз спрашивает Вяйнемейнен:

— Скажи мне, челн с красиво изогнутыми боками, если столкну я тебя в воду, если посажу в тебя гребцов и сосновый руль направит твой бег, а ветер надует твои паруса, — будешь ли ты стоять на воде так же прямо, как на этих катках?

Отвечает ему дощатый челн, говорит ему ладья с медными уключинами:

— Посади хоть сто мужей с веслами, хоть тысячу, — и я буду стоять на пенистом хребте моря еще лучше, чем на этих жалких катках.

Тогда тихонько запел старый, мудрый Вяйнемейнен — и сам собой спустился на воду дощатый челн.

Поет Вяйнемейнен — и вот уже сидят по бортам лодки храбрые юноши, отважные мужи, прославленные старики.

Взялись гребцы за весла. Илмаринен сел на носу, Вяйнемейнен — на корме, и поплыл челнок по широким морским просторам. Ветер надувает его парус, сосновый руль показывает ему дорогу. А старый, мудрый Вяйнемейнен подгоняет его своей песней:

Прилежно гребут юноши, без отдыха машут веслами, но едва движется по морю дощатый челн.

Сели к веслам сильные мужи, но и тут не намного сдвинулась лодка, не далеко ушла вперед.

Тогда взялся за весла кователь Илмаринен, и сразу рванулся вперед дощатый челн.

Небывалый шум поднялся в море. Скрипят сосновые скамейки, стонет тяжелый руль, дикими гусями гогочут уключины, лебедем кричит сосновый нос.

Быстрее ветра, легче птицы бежит дощатый челн по синему хребту моря.

ано утром вышел из дому веселый Лемминкайнен. Посмотрел на север, посмотрел на запад, повернулся к солнцу и видит — плывет по морю дощатый челн.

Удивился молодой Лемминкайнен. Никогда он не видел такой прекрасной лодки.

Стал он у самой воды и закричал громким голосом: — Это чья лодка плывет, чей корабль качается на волнах?

Отвечают ему с лодки:

— Откуда взялся ты, герой? Верно, совсем ты ослеп, богатырь! Разве не видишь сам, кто сидит на веслах? Разве не знаешь, кто держит руль? Посмотрел Лемминкайнен одним глазом, взглянул другим и говорит:

— Вижу я теперь, кто у вас рулевой, знаю, кто сидит на веслах. Правит рулем старый, мудрый Вяйнемейнен, а гребет вековечный кователь Илмаринен. Но скажите мне, славные мужи, куда вы плывете по волнам, покрытым пеной? Ответьте мне, герои, куда держите путь?

— На север лежит наш путь, — отвечает ему старый, мудрый Вяйнемейнен. — Плывет наш челнок в суровую Похъёлу за чудесной мельницей Сампо. Хочу я, чтобы всем живущим на радость вертелась пестрая крышка, чтобы во все дома приносила она богатство и счастье.

Тут говорит веселый Лемминкайнен: