Мифы, предания и сказки Западной Полинезии

Так, Э. Шульц [52, с. 114] приводит самоанскую пословицу "Напрасно прятали белокожую девушку, все равно скрыть не смогли" (употребляется в значении, сходном с русским "Шила в мешке не утаишь") и дает к ней следующее пояснение. У одной самоанской пары рождается дочь-альбинос, родители, устыдившись, прячут ребенка в пещере неподалеку от своего поселка и оставляют там на произвол судьбы. Девочка каким-то образом остается в живых, вырастает и встречается со своим братом, который соблазняет ее и затем рассказывает о необычной встрече своим родителям.

В текстах, приводимых в этой книге, можно встретить и насмешливые или даже нейтральные описания слепых, близнецов и альбиносов (ср. № 6, 15, 17, 83, 116), и вполне серьезные, отвечающие архаичному представлению "близнецы-духи", "слепой дух", "альбинос-дух" (№ 21, 40, 44, 46, 79, 95, 116).

Духи могли воплощаться и в обычных людях, однако и здесь особую группу составляли медиумы или жрецы: на Тонга таких жрецов называли "якорем духов" (см. выше о животных — "лодках духов"), "Говорящим с духами" — так тоже нередко называли медиумов, — естественно, приписывались сверхчеловеческие способности, которые, однако, могли быть утрачены с нарушением табу.

Понятия табу и магической силы — маны — неразрывно связаны с представлением о сверхъестественном. По Дж. Фрэзеру, табу — это "совокупность негативных предписаний" [13, с. 30]. По мифологическим представлениям о мире, табу — указание на обязательства человека перед скрытыми силами, непостижимыми и неподвластными ему. За исполнением этих обязательств следят многочисленные духи, божества, сами люди, и всякое нарушение неизбежно влечет за собой кару. Мана — это результат действия таинственных, сверхъестественных, сверхчеловеческих сил, всего того, что освящено и табуировано. Магическая сила заключена, согласно традиционным представлениям, в различных органах человека. Когда Нуджкау и Нуджманга (№ 15) или духи, убивающие женщину с сыном (№ 8), выливают в специальный сосуд кровь жертвы, они некоторым образом овладевают той маной, которая заключена в этом человеке. Когда Апа-ула (№ 66) просит сохранить для нее голову убитого сына, когда Мёс-тото с сестрой уносят кости съеденной Пуак-левы (№ 17), когда оставшаяся в живых акула заглатывает останки убитой сестры — во всех этих случаях они пытаются помешать врагам воспользоваться той самой силой, которая заключена в останках погибшего. С верой в силу, заключенную в другом человеке, несомненно, была связана и практика ритуального каннибализма. По-видимому, он был наиболее характерен для меланезийцев, а на востоке Океании носил строго ограниченный характер, причем являлся привилегией жрецов и высоких вождей, что отчасти объясняется складывавшимся у полинезийцев культом вождей. Тем не менее, если судить по преданиям, то может показаться, что каннибализм имел значительно более широкое распространение, чем было на самом деле: о нем идет речь в очень многих отрывках (ср. № 8, 12, 17, 18, 35, 39, 43, 65, 66, 87, 88) [34] 34 На Ниуэ и Ротума каннибализм, по-видимому, вообще не был известен. Любопытно, что ниуэанцы приписывали ужасы людоедства тонганцам, а в тонганском сказании о потомке Мауи (№ 88) с явной гордостью говорится о том, что каннибализм свойствен лишь фиджийцам, но никак не тонганцам. Здесь, конечно, следует учитывать, что такая трактовка могла сложиться уже в позднее время и не без европейского влияния. .

Как носители особой силы — не потенциальной, скрытой, а действенной, актуализованной — выступают в полинезийской мифологии богатыри и герои. Первый среди них — великий Мауи. В иерархии сверхъестественных существ он стоит ниже бессмертных небесных богов. Это легендарный герой, совершивший все главнейшие подвиги, о которых только повествуют полинезийские мифы. Ему принадлежат подвиги разделения неба и земли, добывания огня, вылавливания островов, собирания ветров, добывания культурных растений. На деле Мауи сочетает черты культурного героя, трикстера, демиурга и персонажа волшебной сказки. На разных островах и даже в разных рассказах о нем, имеющих хождение в одной и той же местности, может актуализироваться та или иная из его характерных черт. В этой книге представлены рассказы о Мауи, записанные на всех четырех островных группах; бросается в глаза не только повторяемость сюжетов и отдельных ситуаций, но и различная трактовка сходных персонажей.

В ротуманской и ниуэанской мифологиях Мауи (ротуманский Моэа-тики-тики) — "бедный сиротка", покинутый младенец, разыскивающий своих родителей и демонстрирующий свою чудесную силу. На первый план выступают здесь черты героя волшебной сказки и культурного героя (чудесное спасение, необыкновенное развитие, прохождение различных испытаний). У самоанцев Малыш Мауи (Тии-тии, сын Мауи Старшего, см. № 60) прежде всего трикстер, проказливый мальчишка, как бы перерастающий затем в культурного героя. Во многом он сходен с тонганским Мауи, но в тонганских мифах гораздо подробнее разработана тема семьи (рода) Мауи: функции, приписываемые в мифологиях других островов одному только младшему Мауи, распределены в тонганском фольклоре между несколькими представителями этой семьи, в первую очередь между отцом, Мауи — созидателем, воплощающим черты демиурга, и младшим Мауи.

В мифологиях островов есть и другие культурные герои, дублирующие функции Мауи. Это самоанские Пили и Лоси, доставляющие на Самоа с небес или из подземного мира таро, а также наделяющие самоанцев умением плести сети; ротуманский Мёс-тото, в образе которого наиболее существенны черты героя-богатыря; тонганский Муни (№ 90, 91) и ниуэанские Тафа-хе-моана (№ 105) и Лауфоли (№ 126).

В Западной Полинезии менее популярны, чем в Восточной, такие сюжеты, как борьба Мауи со смертью, путешествие Мауи на небо, соперничество его со старшими братьями. В восточнополинезийском фольклоре Мауи часто связывается с Хиной (Синой), которая выступает как его мать, сестра или жена (см. [2; 3; 43; 11, 210, 211, 213, 229]); в западнополинезийских мифах эта связь не прослеживается. Хина ассоциируется здесь чаще всего с духами, происходящими от небесных богов и живущими на небе [35] 35 Местом обитания Хины и ее семейства считается "низкое", т. е. ближнее к земле, небо; такая близость к земле и отличает Хину от подлинных небесных богов, живущих выше. , Мауи же нередко соотносится с хтоническими силами.

С хтоническими силами связан и хозяин земли мертвых Пулоту. У самоанцев он носит имя Савеа Сиулео, у тонганцев — Хикулео. В ротуманской мифологии ему соответствуют, по-видимому, несколько духов (ср. № 9, 10). Нередко этот властелин мертвых предстает в образе морского угря, пожирающего своих земных родственников, или воплощается в птице, рожденной, как и он сам, из сгустка крови (№ 49), или приобретает обличье дряхлого старика. В самоанских мифах о Нафануа [№ 44, 46, а также [11, № 153, 154]) Савеа Сиулео предстает также как дух предка.