Мифы, предания и сказки Западной Полинезии

Хозяин подземного мира — единоличный владелец замечательных растений — ямса, таро, сахарного тростника, батата, которые удается похитить у него лишь хитростью. Для рассказов о духах вообще характерны этиологические концовки, причем большинство из них связано с темой добычи пищи. Изобилие, свойственное неземному миру, будь то небесный мир или подземный край вроде тонганской мифической земли Лалофонуа, — типичный мотив мифологий народов Океании, в жизни которых, как уже говорилось, периоды относительного довольства перемежались с тяжелыми голодными временами.

Многие рассказы, в которых фигурируют духи, посвящены столкновению земного, "человечьего" с запредельным, сверхчеловеческим. В повествованиях о встрече и состязании человека и духа особенно силен элемент волшебной сказки; у самоанцев такие повествования носят даже специальное название фангонго — "вечерние сказки" [36] 36 Иногда их называют "страшными сказками". По традиции, такие сказки рассказывались на ночь, когда все члены семьи располагались в доме, готовясь ко сну. Уже это отграничивало их от мифов о богах или героях, которые рассказывались (а точнее, распевались) в общинном доме или на святилище, во время торжеств. . Ряд таких сказок носит явно дидактический характер: они как бы призваны напомнить человеку о бдительности — ведь духи подстерегают его повсюду (ср. самоанские рассказы о Мосо — Нифо-лоа).

В других волшебных сказках обычные люди, волей или неволей встречающиеся с духами, успешно дурачат их (№ 8, 10, 18, 57, 98, 114) и, избавляясь от них, приобретают норой принадлежащие духам сокровища и знания. Любопытно, что антагонистами духов чаще всего оказываются персонажи, стоящие вне привычного социума: это или чужеземцы, почему-либо оказывающиеся в данной местности (№ 8, 98, 126), или дети (№ 6, 8). В последнем случае в сказках трансформируются сюжеты о "бедном сиротке" (в Полинезии они менее популярны, чем в Меланезии или в Микронезии) или сюжеты близнечных мифов.

Как мы уже говорили, при всей нерасчлененности жанров океанийского фольклора волшебная сказка как самый частотный и, наверное, самый популярный жанр выделяется наиболее четко. В волшебных сказках сложным образом преломляется мифологический эпос, их героями оказываются не только духи и люди, но и необыкновенные деревья, птицы, киты, черепахи, рыбы. Предстают в этих сказках и одухотворенные явления природы: ветры, солнце, звезды, планеты (чаще всего Венера и Марс). Возможно, в их персонификации — отголосок тотемных представлений о мире, свойственных сознанию древнего человека.

Почти на всех островах Океании рассказываются сказки, в основе которых лежит универсальный мифологический сюжет "дитя солнца". В полинезийских сказках дитя солнца (у одних народов — девочка или девочки-близнецы, у других — мальчик) с рождения отличается необыкновенными способностями, растет не по дням, а по часам, а вырастая, совершает героические подвиги.

Волшебно-героические сказки на основе солярных мифов повествуют о великой борьбе с солнцем (мотив "солнце-людоед", в редуцированном виде представленный в самоанском мифе, см. № 43) и об охоте за солнцем.

В волшебно-мифологических и волшебно-героических сказках, в которых фигурируют растения и животные, подчеркивается их сверхъестественная сила, причем эта сила может быть направлена против человека (наиболее частый мотив здесь "животное-людоед", ср. № 87), а может идти и на пользу ему (в сказках могучие киты, рыбы, черепахи, птицы переносят героев на дальние расстояния, спасая их от врагов, чудесные деревья дают героям кров, одежду, пищу).

Совершенно иной характер имеют сказки о животных, нередко приближающиеся по типу к анекдотам, и сказки о растениях, имеющие характер басен. Любимые персонажи таких сказок — крыса, осьминог, летучая лисица, различные птицы (полинезийские ржанка, скворец, бекас, голубь, цапля, птица-фаэтон), рыбы, черепахи, насекомые, кокосовая пальма, банан, хлебное и железное дерево. Как отмечает Е. М. Мелетинский [3, с. 28], большое число таких сказок в самоанском и тонганском фольклоре [37] 37 Некоторые из этих сказок представлены в сборнике "Сказки и мифы Океании" [11, № 147, 155, 159]. свидетельствует об особенно сильном сохранении реликтов тотемизма. Однако сказок такого рода немало и на других островах Западной Полинезии, в частности на Ниуэ. Кроме всего прочего следует иметь в виду, что с христианизацией островов полинезийцы с необычайной легкостью освоили именно европейские сюжеты сказок о животных; так, в начале XX в. Э. Луб на Ниуэ и Дж. Браун на Самоа записывают сказки о войне птиц и пресмыкающихся, в точности повторяющие известные европейские басни [42, с. 194 — 195; 17, с. 172-177].

Помимо темы войны между животными разных видов в сказках-анекдотах и дидактических сказках часто разрабатываются сюжеты о ссорах и состязаниях двух животных (ср. № 136, 137, 142, 143), о хитрости и мудрости одних животных или растений в противоположность другим. В ниуэанских сказках о животных сохраняются и весьма архаичные черты, проявляющиеся, в частности, в наличии этиологических мотивов (например, в сказке об угре объясняется, почему у него такая форма тела, в сказке о сове — откуда у совы такой клюв). Прослеживается в этих сказках и откровенно дидактическая тенденция, особенно характерная для сказок о деревьях, насекомых (например, № 139, 140, 141).

В повествованиях, включенных в этот сборник, присутствует крайне характерный для древних мифологий инцестуальный мотив (№ 44, 46, 84). В древней мифологии инцест, как правило, воспринимается и трактуется как сакральный акт, соотносимый с актом творения. Отголосок древней разработки этого мотива можно усмотреть в том, что кровосмешение совершают именно боги и духи (полудухи), но никак не обычные люди. При этом сама трактовка инцеста носит поздний, негативный характер. По-видимому, здесь, как и в трактовке других сюжетов, нельзя отвлечься от европейского влияния.

Существенно, что духи и боги, совершившие кровосмешение (как правило, по неведению), ждут наказания и суда извне и в то же время сами наказывают себя, судят себя собственным моральным судом. Это проявление иных, надчеловеческих возможностей: обычный человек за нарушение табу может караться лишь свыше и лишен в искуплении вины какой-либо активности и инициативы.

Сравнивая мифы и сказки четырех народов, представленные здесь, мы видим, как переплетаются в них мотивы разного рода: универсальные (например, "дитя солнца", сюжет о чудесной жене), общеокеанийские (например, многие сюжеты о Мауи), чисто полинезийские и, наконец, типичные для данного острова.

В качестве примера сюжетов последнего типа рассмотрим происхождение кокоса. В большинстве океанийских мифологий известен и преобладает этиологический мотив "кокос из головы": из спрятанной или зарытой в землю головы убитого животного вырастает кокосовая пальма. На основе этого мотива строятся известные полинезийские сюжеты о Хине и ее возлюбленном — морском угре (см. здесь № 28, а также [3, с. 24; 12, с. 241]). Однако в ниуэанском фольклоре, где этот сюжет, по свидетельству Э. Трейджера, также известен, оказывается более популярной совершенно иная, "частная" версия происхождения кокосов, связанная, по-видимому, с реальным историческим фактом: кокосы привозят с Тонга легендарные герои-мореплаватели (см. № 120).