Грузинские народные предания и легенды

Пошел управитель к Арешидзе. Князь спрашивает его:

— Что нового в деревне?

— Много зверя в лесу, батоно. Надо поохотиться.

— Сон я видел плохой и боюсь идти на охоту, — говорит ему Арешидзе.

— Сон — то ничего.

— Стрелами меня осыпали во сне, в крови я плавал.

— То знак великой охоты.

— Хорошо это, да гнетет меня сон.

Уговорил его управитель, и повел двух братьев Арешидзе на охоту.

Только ступили они на мост Цинчала, осыпали их стрелами жители Геби. Одного брата там же убили, другой прыгнул в реку.

Погнались за ним, да князь хорошо плавал и быстро рассекал воду. Пускали в него стрелы, но ни одна не попала: Вплавь добрался князь до Геби. У церкви Мацховари [609]заметили его женщины и сообщили о том старику Гулитаду Гавашели. (Остальные мужчины у моста собрались.)

Знаменитым стрелком был в молодости тот старик, а теперь немощный лежал на плетеном челти [610].

— Что случилось, зачем бежит народ вдоль берега? — спросил старик.

— Так и так, Арешидзе-то, сбежал он от наших.

— Поднимите меня на носилках и несите на берег. Дайте лук и стрелы.

Понесли его на берег, натянул старик лук, пустил стрелу и убил князя.

Узнал о случившемся третий брат Арешидзе. Захотел перейти через Риони — войти в селение. Жители Геби снесли мост, чтоб не было доступа князю.

Одна старуха подъехала на лошади к берегу. Попросил ее господин:

— Перевези меня через реку.

Посадила его в седло впереди себя старуха. Как вошли они достаточно глубоко, обхватила его руками и бросилась с ним в. воду. Утонули оба.

Такова была последняя воля старухи:

"Как умру — каждый год ставьте мне поминальный стол".

И вправду, так велось издревле. Три поминальных стола у нас ставили в старину: отцу, и сыну, и святому духу. И ставили, у нас также четвертый стол для поминовения души той старой женщины.

Так завоевало свободу село Геби.

Над селением Кахи [612], в узком ущелье, высится башня. Зовут ее башней женщины. По крутому склону ведет к ней заросшая тропа. Давно никто не ходил здесь. Если споткнется кто, сорвется с крутого обрыва — и костей его не собрать!

Жил здесь раньше герой Торгва. Да, то был настоящий герой, не гнул он спины перед господами. Высоко в горах вырубил он жилище и укрылся там. Взял себе в жены красивую девушку и жил с ней вдвоем.

Женщина эта была под стать своему мужу. Когда Торгва ходил на охоту, она сторожила подступы к крепости.

Немало врагов было у Торгвы среди князей. Однажды властитель того края держал совет с приближенными:

— Не подчиняется мне Торгва, держит сторону народа. Поймать его и доставить ко мне! Я выжгу ему глаза и накормлю своих собак его мясом!

Многие пытались убить Торгву, покрыть себя славой, но никто не вернулся живым с той тропинки. Ни одного не миновали стрелы Торгвы и его жены. Так и не нашлось смельчака, что справился бы с Торгвой. Опечалился князь, созвал вновь своих приближенных и говорит им:

— Что же делать, как избавиться нам от Торгвы?

Ничего не могли придумать. Вдруг со двора раздался крик: то голодный пастух, погонщик княжеских ослов, пытался пробраться к князю.

Господин велел привести пастуха.

— Чего тебе надобно? Зачем пришел?

— Выслушай погонщика твоих ослов, — говорит ему пастух. — Вам не справиться силой с Торгвой, так как он стоит за народ, а народ — за него. Смелостью его не возьмешь, но хитростью его взять легко, если только ты соблаговолишь выслушать такое ничтожество, как я!

— Что же ты советуешь? — говорит князь.

— А то, что у подножия крепости Торгвы, на дне ущелья, там, где лесная просека, растет густая, сочная трава. Зверье охотно пасется там, и Торгва часто охотится в тех местах.

Украсим одного из твоих ослов оленьими рогами, накроем оленьей шкурой и ночью выпустим голодного на тот выгон.

Меткого же стрелка укроем в кустах. Поутру Торгва увидит нашего осла, примет его за оленя, выйдет из крепости, а тут наша стрела его и настигнет.

Единодушно одобрили совет погонщика князь и его свита.

Третье утро разгоралось, когда княжеский стрелок выгнал к берегу речки осла, одетого оленем, а сам спрятался в лесу.

Немного времени прошло, и Торгва открыл двери своего жилища, вышел на крыльцо и осмотрелся. Заметив на просеке оленя, он тотчас вошел в дом, взял лук и стрелы и стал спускаться по тропинке вниз, не сводя глаз с оленя.

Прошло лишь несколько дней, как у Торгвы родился первенец. Маленький лежал в люльке — красивый, что вишневая ягодка. Вслед за Торгвой на крыльцо вышла и его жена. Она несла в руках люльку с ребенком. Поставив ее возле двери и мерно покачивая ее ногой, она следила за спускавшимся вниз Торгвой, не спуская глаз и с оленя, щипавшего сочную траву.

Торгва спустил стрелу. Олень упал. Торгва прыгнул к нему и одновременно из-за скалы вылетела стрела княжеского слуги. Бездыханным упал Торгва на землю.

— Тебе изменили! — крикнула жена. — Но где муж, там и жена.

Привязав люльку к поясу, она бросилась с высокой скалы.

Царица Тамар часто путешествовала. Ее всегда сопровождала многочисленная свита. Посередине, говорят, ехали женщины, окружая царицу. А вокруг женщин ехали мужчины. Разумеется, все они были на конях. (В старину в Грузии женщины ведь были превосходными наездницами.) Головы у всех женщин были покрыты лечаки [614].

Каждый раз, собираясь куда-нибудь ехать по велению царицы Тамар, каждая из придворных дам завязывала в уголок своего лечаки горсть извести. Как поднимались они на какую-нибудь высокую гору, оглядывала Тамар местность, и, если ей она нравилась, по ее знаку развязывались лечаки и известь ссыпалась в кучу.

Обычно ее набиралось столько, что можно было построить большой храм или высокую крепость. Тогда по знаку Тамар все мужчины становились цепочкой и начинали передавать друг другу камни со дна ущелья с берега реки. Один подавал камень другому, и так, не двигаясь с места, поднимали они на вершину горы нужное количество камня. Лишь после этого уступали они место каменотесам и строителям.

Поднимая стены, по мере их роста снаружи насыпали землю, заменявшую им леса. Заканчивалось строительство, землю ссыпали, вывозили и перед всеми вставало готовое здание.

Так строились все эти башни и крепости на неприступных горах. А как же могло быть иначе? Кому же могло быть под силу поднять на вершины гор столько камней и извести?