Героический эпос народов СССР. Том второй

Как-то в один из дней
У дороги видят они —
По обеим ее сторонам
Пасутся табуны лошадей.
Красавица Кортка,
Выглянув из крытого возка,
Разглядывает коней.
Вдруг видит она,
В середине табуна
Пегая кобылица стоит.
Остановив свой возок,
Подозвала она Кобланды:
Сказала: "Повелитель мой,
Вон ту кобылицу в табуне
Хоть в обмен на меня возьми".
Смеется богатырь Кобланды,
Шуткою отвечает ей:
"За тебя головой рисковал
И тебя на кобылку обменять?!"
"Выслушай же меня,
Подойди поближе, — она говорит. —
Твой темно-гнедой конь
Не пригоден, чтоб, его оседлав,
Выехать на врага.
Чалый жеребенок, что сейчас
В утробе пегой кобылицы той,
Будет верным спутником твоим,
Помни мои слова, — говорит, —
Сбудется предсказанье Кортки".
Красавица Кортка, так сказав,
Соскочила со своего возка,
Пойманную в табуне
Кобылицу поцеловала в лоб
И на поводу ее повела.
Вскоре и время подошло —
Вымя у кобылицы налилось, —
Мечется, дышит она тяжело —
Трудно тулпара произвести на свет.
Не подпускает к себе никого,
Одна лишь Кортка присматривает за ней.
Пегая кобылица копытами бьет,
Кортка ни жива ни мертва,
Тревожась, чтоб не задохнулся тулпар,
Разрывает она пузырь,
Жеребенку дает вздохнуть.
Вот родился тулпар Тайбурыл.
Чтобы даже не коснулся земли,
Кортка бесподобной красоты
Расшитую шубу с себя сняла,
Завернула в шубу его,
Дунула ему в самый рот,
Коснулась губами его лба, —
Всевышнего благодарит.
У тулпара голова — в аршин,
У тулпара крылья на боках.
Сказала: "Ты — конь повелителя моего".

Из страны кызылбашей
Пришел богатырь Казан.
Он захватил и подавил
Ногайлинский многочисленный род.
Всех не покорившихся ему
Казан убивал, уничтожал,
Взял в добычу себе табуны,
Земли их он захватил.
Разбежался ногайлинский род,
Бросив имущество и скот.
Города Кырлы-Кала и Сырлы-Кала
Силою взяв, хан Казан
Так хвастливо говорил:
"Посмотрите, как укреплен
Город Кырлы-Кала:
С одной стороны — река,
С другой — рвы в шесть рядов
Большой глубины и ширины.
Ворота, кованые, стальные,
Стерегут шестьдесят богатырей.
К городу моему Кырлы-Кала
Ни за что не подступится враг".

Из сорокатысячного рода кыят
Войско огромное собрав,
Высоко подняв черный стяг,
Выехал он на кызылбашей.
Караман так сказал:
"Заставлю Казана откочевать", —
И кликнул боевой клич.
Вышли от кыятов пять богатырей:
Каракозы, Аккозы,
Сын Каражана — Косдаулет,
Вышел и батыр Карабукан,
Кто может темной ночью скакать,
Предугадывать, что ожидает впереди.
А у Карамана-богатыря
Снег намерзает на бровях,
Ресницы покрылись льдом.
Весть о Казане услыхав,
Он ночи проводит без сна:
"Захватил Казан ногайлинцев", — сказал, —
Для сородичей наших это позор,
Умереть бы, да жизнь сладка,
В могилу бы лечь, да могила жестка!"
Сорокатысячное войско собрав,
Караман так говорит:
"В низовьях горы Караспан
Живет многочисленный род кипчак.
Есть у них батыр Кобланды,
Проедем мимо стоянки его,
Если поедет, возьмем его с собой,
Если не поедет, нас благословит.
Он мне ровесник по годам,
Одно у нас горе, одна печаль.
Если согласны со мною, друзья,
Поедем по дороге, ведущей к нему".
Кыяты посовещались между собой,
К согласию они пришли
И поскакали к стоянке Кобланды.
Подъехали, остановился Караман
У подножья горы Караспан.
Увидев множество войск,
Богатырь Кобланды
Понял, что это неспроста.
Вмиг вскочил он на коня.
Выехал навстречу войскам,
Посылает Естемеса вперед,
Хочет узнать, что за войска.
Подъехал к воинам Естемес,
Убедился в дружелюбии их,
Батыру об этом сообщил.
Подъехал и Кобланды,
Приветствуя Карамана, спросил:
"Ровесник, куда держишь путь?"
Караман ему отвечал:
"На Казана вышел я
И тебя зову с собой.
Пойдешь ли с нами, ровесник мой?
Ведь ровесники мы,
Одна у нас печаль".

Когда Караман так сказал,
У богатыря Кобланды
На подбородке выступил пот,
Даже вздыбились волоски на руках,
Вышел из себя, вспылил, —
Эти слова Карамана
Пронзили его до мозга костей.
Вскочил он на гнедого коня,
Поднял острый меч, как алмаз,
Бьет плетью по крупу коня.
Буре подобен его порыв,
Рассвирепел, грозен он,
Расшумелся, бушует он,
С его век осыпается снег,
Ресницы покрылись льдом.

Тайбурыла-коня увидав,
Богатырь Кобланды
Перестал гневаться на Кортку.
На Бурыла бросил взгляд
И сказал тогда Кобланды:
"Я — взлетевший с озера гусь,
Гуси гнездятся на глиняном берегу,
После наурыза лето настает,
Безумный я, рожденный глупцом!
Кортку, вырастившую такого коня,
Я чуть было не зарубил".
Когда погасла предутренняя звезда,
Когда занялась красная заря,
Зная, что батыра Кобланды
Невозможно удержать,
Красавица Кортка на коня
Положила седло со сбруей золотой,
Положила немного еды и зерна,
К белой юрте коня подвела,
Где батыр прилег отдохнуть.
Тайбурыла-коня увидав,
Встал с постели Кобланды.
У юрты собралась вся родня,
Услыхав о его сборах в поход.
Дивился и плакал народ —
Всем было жаль отпускать
Юного батыра Кобланды.

Одевшись, из юрты вышел он,
Народ его окружил.
Попрощавшись с народом своим,
На Тайбурыла вскочил Кобланды,
Белую кольчугу надел,
На пояс повесил меч,
Ногайскую шапку надел,
Выехал из-за горы Караспан.
За кыятами, ушедшими вперед,
Отправился богатырь Кобланды.
Девяностолетний его отец Токтарбай,
Шестидесятилетняя мать Аналык,
Сестра родная Карлыгаш,
Любимая жена Кыз Кортка, —
Рыдая и причитая, вчетвером,
Едут следом за Кобланды.
Когда провели в пути полдня,
Когда настал полуденный час,
Сестра батыра говорит:
"Единственный мой, родной коке,
Решил ты отправиться в поход.
Белый сокол летает, когда
Целы крылья его и хвост.
Я — трава кокты, что в овраге растет,
Я — перышко на шапочке меховой.
Да буду жертвенным ягненком твоим!
Печальные мысли охватывают меня,
Коке, слезы застилают мои глаза,
Пока не вернешься, мой милый коке,
Меня, несчастную, оставшуюся без тебя,
Пусть богу в жертву принесут!
Золотые перья на шапочке моей,
Родной коке, когда не вижу тебя,
Не мил мне и белый свет —
Словно ступаю по раскаленным углям.
Стрела смерти, предназначенная тебе,
Пусть в меня попадет.
Жеребенок, рожденный вместе со мной,
Ты — мой тополь, опора для всех,
Брат мой, рожденный вместе со мной,
Ты — надежная опора моя,
Ты — камыш, поднявшийся над водой,
Ты — мой скакун, вырвавшийся вперед.
Все горести, ниспосланные тебе,
Я готова принять на себя!
Ты — мой ягненок, мой близнец,
Вместе мы родились, вместе росли,
Мы — две утки, что пасутся вдвоем,
В трудностях ты опора моя.
Твои загоны полны овец,
На кого же оставляешь их?
Твоя коновязь полна лошадей,
На кого оставляешь их, коке?
Девяностолетнего Токтарбая-отца,
Шестидесятилетнюю свою мать Аналык
На кого оставляешь, родной коке?
Вместе, как жеребята, резвились мы —
Рожденную и выросшую вместе с тобой,
На кого оставляешь, несчастную, меня?
Богом данную супругу твою —
Дочь Коктыма — Кортку,
На кого оставляешь невестку мою?"
Тут призадумался Кобланды,
Задели батыра слова сестры.
Оперся он на белое копье,
Опечалился, заплакал богатырь:
"Гуси возвращаются назад,
Садятся там, где гнезда свили.
Каждый в радости, в веселье,
Когда он среди сверстников своих".
Опершись на белое копье,
Украдкой, чтоб не увидела Карлыгаш,
Вытер Кобланды слезы рукавом,
Потом заговорил;
Вот что он сказал:
"Камни пестрые бывают на горе,
Когда горюют, льются слезы из глаз,
Когда ранит подмышку стрела,
Только близкий может опорой стать.
Если близкого друга нет,
Сложишь голову в стане врага.
Пряди черных волос твоих
Рассыпались по спине.
Дорогая моя Карлыгаш,
Если я задержусь, не вернусь,
Здесь не оставит вас в беде
Многочисленный род кипчак.
Карлыгаш, родная моя,
Слезы свои осуши,
Родная, дай поцеловать
Твои глаза в жемчуге слез.
Единственный сын у отца,
Вышел я на врага,
Не ведаю, что случится со мной,
Ты хоть и женщиной родилась,
Достоинства твои не умалю.
Повернись ко мне, милая Карлыгаш,
Дай поцелую в щеки тебя
И уеду со спокойной душой".
Подошла к батыру Кортка,
Говорит ему красавица Кортка:
"Негнущееся серебро мое,
Богом мне данный, вершина моя,
Радость моя, улыбка моя,
Когда соединились мы с тобой,
Стал мне мир просторней и светлей.
Из золота много сделано вещей,
Ты — весь рай для меня,
Ты — вода из источника Каус-Каусар,
Из райского сада плод.
Лев мой, будь жив, здоров!
Ты — приметный конь в табуне,
Конь жесткошерстный, вороной.
Оставив своих отца и мать,
Идешь ты навстречу беде,
Если уж собрался в путь,
Разве кого послушаешь ты,
Пока не добьешься своего?
Прощай, повелитель, в добрый путь!
Через высокий горный хребет
Перескочишь на Тайбурыле своем,
Опередишь на двенадцать дней
Кыятов, что ушли вчера.
Из двух занятых Казаном городов
Сначала город Сырлы возьмешь.
Поблизости от него
Возвышается гора Каскарлык,
Ты взойдешь на вершину ее,
Дашь коню поесть травы,
К битве подготовишь его
И отдохнешь, повелитель мой.
Твой ровесник по имени Караман
Захочет город Кырлы отбить,
Но не сможет, не осилит врага,
Его конь не перескочит шесть рвов,
Городские ворота не сможет открыть —
Не сможет похвастаться перед тобой.
И к тебе за помощью сам
Явится твой ровесник Караман.
Вот тогда его и пристыдишь
За то, что бабой тебя назвал.
Когда два коня хана Кобикты
Поскачут к косяку, Тайбурыла опередив,
Вот тогда и убедишься сам,
Что не выстоял он еще сорок три дня,
Вот тогда ты и поймешь,
Права была Кортка или неправа.
Когда девяностолетнему свекру моему
Нечем будет прикрыть свою наготу,
Когда о землю кызылбашей
Он пятки до крови сотрет,
Ты вернешься тогда, повелитель мой.
Когда шестидесятилетняя моя свекровь
Будет шерсть трепать и аркан плести,
Кипятить для брынзы молоко,
Будет с горя кровавые слезы лить,
Вот тогда вернешься ты назад.
Когда сестра твоя Бикешжан
С полотенцем на плече,
Повязав передником свой стан,
Будет чай кипятить для кызылбашей,
Ты вернешься тогда, повелитель мой.
Когда меня, оставшуюся без тебя,
Самый сильный среди врагов
Захочет себе в жены взять,
Когда запрет в темницу меня,
Когда горе переполнит душу мою,
Ты вернешься тогда, повелитель мой.
Под тобою быстроногий конь,
Ты — прославленный богатырь.
Предначертанную судьбу
Познает каждый, живущий на земле.
Ты отправляешься в поход.
Прощай! Да поможет тебе бог!"
Тем временем к Кобланды
С плачем подходит его мать
И, обняв богатыря,
Заливаясь слезами, говорит:
"О создатель восемнадцати тысяч миров,
Владыка всевышний, единственный!
Внемли моим словам!
Не оставляй меня в слезах!
На небесах пророк Кияс,
На земле пророк Ихлас,
Кто мой заступник, кроме вас?
Вам в жертву ягненка принесу.
Не заступитесь — погибнем мы!
О духи предков, молим мы вас!
Ни один конь не опередит
Взращенного невесткой чалого коня,
Не даст стреле коснуться богатыря
Выкованная Даутом кольчуга его.
Создатель, препоручаю тебе
Сына, чей меч с рукоятью золотой.
Как ни хвастает белый сокол,
Но и он однажды попадает
Охотнику в силок.
Как ни хвастает лучший скакун,
Но и он однажды упадет
В вырытый возле города ров.
Ихлас святой, Шашты-Азиз!
Ягненка моего, отправившегося в путь,
Препоручаю тебе одному!
Не дай моему ягненку упасть в ров,
Не дай ему повстречаться с бедой!
Если из этого похода
Возвратится невредимым он,
Серых баранов — двойню —
В жертву я принесу,
Серых верблюдов — двойню —
И тех принесу в жертву за тебя.
О Камбар, владыка озер!
О Камбар, владыка пустынь!
Ягненка моего, отправившегося в путь,
Препоручаю лишь тебе —
О Гали, наш лев!
В морозный день я ласкала его,
В туманный день нежила его,
Склонялась над колыбелью его,
Просыпалась, едва заслышав его крик.
Из золота сделала ему колыбель,
Пеленала его в белый шелк.
Он — долгожданный ягненок мой,
Даже ребра гнулись мои,
Гнулись все десять пальцев моих,
Когда из колыбели его брала,
Как гусенка, водила его за собой,
На руки брала — немели руки мои.
О Хазрет в гробнице святой!
Всевышний Создатель, храните его!
Ягненка своего препоручаю тебе,
Сподвижник бога — Мухаммет,
Единственному моему помоги!"
Тогда молвил Кобланды:
"Успокойся, родная, не плачь.
До той поры, пока из похода не вернусь,
Богу препоручаю я
И отца, и мать, и всех родичей моих".
Богатыря Кобланды
Окружили люди, прощаются с ним.
У Токтарбая-старика
Глаза распухли от слез,
Колени у него дрожат —
Не может и шагу ступить,
На дороге стоит, рыдает он.
"Сопутствуй нашему единственному!" —
Всевышнего молят они.
Старик и старуха остались стоять,
К духам предков взывают они.
Кобланды на Тайбурыла вскочил,
Помчался, как вихрь, богатырь
На резвом Бурыле своем,
Отряды Карамана опередил.
Из кыятов никто за ним не поспел.
Резво мчится богатырский тулпар.
Летевший следом серый гусь
Сбился с пути в поднявшейся пыли.
По неприступному горному хребту
То скачет, то рысью бежит,
Мчится вихрем быстроногий тулпар,
Конь мигом перескочил перевал,
Заклубилась поднявшаяся пыль,
Дорога изрыта копытами коня.
Когда вперед устремлялся он,
В пятьсот саженей был его шаг.
Бурыл подпрыгнул до небес,
Взмылился пот на его груди.
Скачет, скачет резвый конь,
Камни вылетают из-под копыт,
Словно пули из ружей кызылбашей.
Легче тюбетейки казался ему
Сидящий на нем богатырь.
Конь широко раскрывает пасть,
Копытами сильно бьет,
Пыль, поднятую с одного холма,
Мешает с пылью на другом холме.
К вечеру конь Тайбурыл
Стал бесноваться, как злой дух,
Куланов и горных баранов
Обгоняет, скача им наперерез.
Сидящих вдоль берегов озер
Серых цапель и черных аистов
Давит он на скаку,
Даже не успевают взлететь.
Белые соколы и ястребы
Насытились мясом погибших птиц.
Через безлюдную пустынную степь,
Через безводье, куда и птица не летит,
Через земли, где не хаживал человек,
Через заболоченные мутные озера,
Через высокие горные перевалы,
Перескочив, мчится одинокий батыр.