Иван Ельчанинов - Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке

Путь был тяжёлым, ведь яма, как гора. Выбраться из неё – одно и то же, что забраться на гору.

Не важно, как он это сделал, главное, сделал. Стоит на краю и глядит в океан – ни волны, ни намёка на ветер. Шаг назад – и скатится на дно, но если шаг вперёд – то вдохнёт жизнь в океан и уплывёт в чарующие дали.

Гладь океана была непоколебима и прекрасна. Достойное для глаз зрелище, но не в красоте этот человек видел свой смысл.

На берегу ждала кого-то лодка, но вёсла для неё кто-то забыл оставить, и человек, не зная, что делать, обратился к океану:

–Помоги мне! Помоги, прошу тебя! Я хочу уплыть из этой ямы, хочу быть свободным от всего, хочу парить по миру и наслаждаться жизнью!

–Ты уверен? – спросил его океан.

–Уверен, – ответил человек.

–Уверен, что не был свободен?

–И в этом я тоже уверен!

–Тогда садись в лодку.

Человек послушался и занял в лодке своё место. В прочем, оно было одно. Безграничная гладь океана исчезла, испарилось её существование и появилось его первое течение, которое сдвинуло с места неподвижную лодку. Человек уплывал далеко и впервые был, по-настоящему, счастливым, но решил оглянуться, чтобы взглянуть в последний раз на остров.

Но остров уже утонул, и где-то под водой он кричал человеку, то ли «Спаси», то ли «Спасибо» …

Мораль истории печальна, но глубока, как и теперь тот остров.

Ноги художника, не привыкшие к долгой ходьбе, устали уже к полудню, а сам художник думал о морали той истории, а не о своих ногах. Его ноги спас микроавтобус, проезжающий мимо и остановившийся по воле каких-то Богов или по воле доброты человеческой – о таких «мелочах» люди не задумываются.

–Тебя подбросить, парень? – спросил усатый дядька, выглянувший из окна.

Первая мысль: «Не маньяк ли?», вторая мысль: «Вроде, похож на соседа дядю Толю.», но это точно был не он.

«Да кто их знает этих добродетелей…», хотя сам был таким. Но сел в машину и даже посчитал, что это было смело.

–Ты что, правда, куда-то собрался идти пешком?

–Ну да.

–И куда же здесь можно идти?

–Далековато всё, согласен, – ответил Арлстау и решил съязвить. – Я и рассчитывал, что кто-то остановится.

–Остряк…

–Я заплачу вам, куда бы вы меня не довезли.

–В конце пути решится, надо ли платить, – улыбнулся водитель и добавил. – Бежишь от кого?

–Нет. Просто, путешествую по миру.

–Этим ещё кто-то занимается?

–Как видишь.

–И как?

–Хорошо.

«Ну да, умеешь ты рассказывать.» – подумал водила и спросил:

–Солдат?

–Нет.

–А кто?

–Художник.

–И как?

–Замечательно.

Потом тишина. Арлстау думал: «Ну, наконец-то!», а водитель не сдавался. Не спал, как и художник, прошедшую ночь, потому говорить было нужно, ведь глаза так и желали закрыться.

–А где остановишься?

–В багряной роще.

–Так и тянет туда возвратиться?

–Нет, я впервые.

Багряной эту рощу назвали из-за бордовой травы, которая там растёт – была искусственно выращена во имя красоты мира. В трёх километрах от неё и выросли два дерева, что коснулись небес.

Водитель задумался и подбирал слова, чтобы насытить их своим восхищением

–Первое чудо света – так называют их, – начал он эмоционально, – и это справедливо, ведь остальное всё объяснимо. Думаю, они появились неспроста. Это знак свыше.

–Какой знак? Что ты мелешь?

Водитель не ожидал такой дерзости и грубого тона, растерялся и замолчал. Пауза была дольше первой, и художник сжалился.

–Ладно, говори в чём знак.

И тот начал нести бред о расплате, очищении, пороках и искушении, которое и приводит к порокам. Конечно же, эти слова не бред, если их отделить от его философии. Но, когда они вместе, это не стоит слушать всему миру.

Его душа – обыкновенный круг, и в ней нет выхода, но это не оправдывает.

Затем усатый дядя доказывал сам себе, что в этом году точно придёт конец света. Ну как доказывал – художник ведь отвечал ему только мысленно. «Ты серьёзно? Подумай сам! Вам ведь внушили эту жизнь с мыслью, что скоро конец. Без этой мысли ваша жизнь была бы иной!», – думал про себя художник, но ответил тому:

–Ты не в себе! Живёшь чужую жизнь, несёшь чужую чушь!

Художник засмеялся, увидев выражение лица водителя, а тот уже собирался остановить машину и выставить нахального попутчика. Однако, Арлстау вовремя вытащил из баула пачку денег, открыл бардачок и положил в него волшебную бумагу.

Таких деньжат рука водителя ни разу не сжимала! Нога вернулась к педали газа, и художник со спокойной душой продолжил смеяться.

«Как ребёнок!» – укорил он себя чуть позже и досказал водителю свой ответ:

–Не верю я в это, а вас всех, верящих в особенные года, тайные организации и концы света, считаю сумасшедшими! Вот и всё! Никто не в праве судить меня за мнение – оно ведь часть меня!

Водитель уже не слушал. Не то, что было всё равно, но он уже летал в своих облаках – думал, что подарит дочке, во что оденет жену, а себя уже видел на морях и в барах, с моделями в руках.

С последней фантазией переборщил он, согласен.

–Время покажет, – буркнул чуть позже водитель и решил довезти художника до самих деревьев, хотя мог бы оставить в багряной роще.

Затем долгие минуты молчания, пребывания в дорожных мыслях. До леса ехать сто с лишнем километров и, на удивление Арлстау, за всё это время водитель ни разу не раскрыл рта. Видимо, смирился.

Бывают такие люди – они, вроде бы, добрые, хорошие, но говорить с ними ни о чём не хочется, не интересно и всё. Умел художник обманывать себя, но чаще не желал себе этого, и многословность дарил единицам. Не любил он говорить с теми, кто мало понимает его порядок мыслей, лишь твердя о сумбурности. Взять, даже своих близких – был скрытен с ними и ничего не рассказывал, и они ни раз его этим потакали, но его не изменить и не поменять сущность. Кровное родство не в ответе за понимание. Два брата и две сестры – и все разные, и все говорят на разных языках, хоть и звучание этого языка, казалось бы, похожее…

Дорога уже давно была окутана высокими деревьями, холмистой местностью и оставалось лишь дождаться момента, когда водитель ударит по тормозам. В окно уже можно было увидеть два дерева, что коснулись небес, но художник намеренно прятал взгляд, чтобы не лишать своё будущее удовольствие некоторых красок.

Лицо водителя вновь вернулось в прежнее, недовольное состояние. Лишь выходя из машины, художник исправил недовольство каждой чёрточки лица водителя, сунув тому вторую пачку денег. Благо, падающее с небес, хоть и не живёт долго, но всегда вызывает искреннюю радость, даже на лице.

–Ограбил что ли кого?

–Нет, сам заработал.

–Тогда, тем более, не понимаю.

–Ладно, счастливо, непонимающий…

Попрощался и хлопнул дверью громче, чем нужно, но теперь это было простительно.