Наталья Абакумова - Проклятие невесты. Призрак из прошлого

Несмело незнакомка постучала.

Тотчас было доложено о том

И Джесс, и мачехе; и мисс впустили в дом.

Хозяйки думали, что странница к тому же

Несёт им вести об отце и муже,

Но дева, кроткой скромностью мила,

Племянницей пропавшему была,

А, стало быть, кузиной нашей Джесс.

Узнав, что её дядюшка исчез,

Мисс, сквозь слезу, поведала о том,

Как потеряла мать, отца и дом

В пожаре страшном раннею весною,

Как шла пешком под солнцем и луною,

К родне её почившего отца;

И не подняв несчастного лица,

Смиренно попросила об услуге

Обеих дам принять её в прислуги.

Не вняло сердце мачехи несчастью,

Не проявив малейшего участья,

Она велела гнать бедняжку прочь.

Но Джессика решила ей помочь,

И взять кузину под своё крыло

…без тени состраданья, лишь назло

Решенью мачехи, во имя продолженья

Развязанного ранее сраженья!

Кузину звали Мэри, двадцать лет,

Ей было отроду; как розовый букет

Нежна она была и столь прекрасна,

Что зависть Джесс сквозила ежечасно

Во всех ее приказах. Этот яд

Ей не позволил старый свой наряд

Отдать кузине, лишь уразумела,

Что даже он проявит в той умело

Все грани ее редкой красоты.

И дабы скрыть от всех ее черты,

Дала одежду слуг, тех, что недавно

Прогнали сгоряча. Свою подавно

Носить кузина вовсе не могла,

Так как она испорчена была,

Ветха от долгих горестных скитаний.

При Джессике житьё – предел мечтаний

Оставшейся без крова сироты!

Преобразились юные черты,

Джесс, глядя на сестру, не раз жалела,

Но выгнать лишь за красоту, не смела.

И в радости для юной Мэри дни

Летели средь достатка и родни…

Кузине вскоре стало всё понятно,

А вывод не был лестным и приятным:

Тем, кем была она сейчас и где,

Обязана не чувствам, а вражде.

Меж двух огней бедняжка находилась:

Обеих дам приказы приходилось

Ей исполнять в ежеминутной спешке,

Снося при всём злословья и насмешки…

Летели дни средь трений и забот,

А, между тем, прошёл уж целый год,

Как наш барон покинул эти стены,

И в оправданье явственной подмены

Никто не видел писем, даже слух

Безмолвствовал, испытывая дух

Трёх юных женщин, потерявших друга —

Отца и дядю, доброго супруга.

Но вот однажды в этот славный дом

Пришло письмо, но то, что было в нём,

Прочесть могла лишь дочь, по той причине,

Что на конверте, еле различима,

Виднелась надпись: «Джесси от отца!»

Дочь не скрывала гордого лица,

И миссис Паркер вышла, хлопнув дверью.

Джесс рассмеялась. Буйному веселью

Пришёл на смену жгучий интерес.

Письмо казалось старым, но на вес

И ощупь было скучно безупречным.

Казалось, что посланье бесконечно

На солнце пролежало год как день,

И желтизны прилипчивая тень

Конверт клеймом былого осенила.

Какая-то неведомая сила

Вселила боль предчувствия в душе.

Единый миг, и в письменном ноже

Начертанные строки отразились.

Вот в сердце тайны остриё вонзилось

И плен конверта разорвала сталь.

Запел, задетый лезвием, хрусталь;

Отложен нож. Дрожа от предвкушенья,

Мисс развернула лист; её сомненья

Рассеялись тотчас же, лишь она

Знакомых завитушек письмена

Увидела; пошла к двери, закрылась

И в чтение посланья углубилась…

Тянулось время, мачеха со зла

Заламывала руки, вдоль стола

Ходила взад-вперёд, и только Мэри,

Молясь в душе, ждала сестру у двери…

Джесс ликовала, но улыбки свет

Невольно угасал. Пустой конверт

Как лист осенний закружил по кругу,

На ворс ковра спустился, и упруго

Открылся угол, тайну оголя,

Явив на свет чужие вензеля…

А в тех строках нетвёрдою рукой

Барон молил дитя, презрев покой,

Оставить дом, и ехать в Максвеллхолл,

В Ирландию, на знаменитый холм,

Где возвышался замок, символ страха,

Своей невестой проклятого графа.

Она должна, гнетущей тьме назло,

Одна, пробраться в левое крыло,

Найти подвал, а в нём литые двери…

Всевышним клялся и просил поверить,

Что он вернуться сам домой не может,

И что лишь только Джесс ему поможет!

И, недоумевая от того,

Что за причины тяготят его,

В раздумье долго девушка сидела

И на письмо родителя глядела:

«Лист пожелтевший, смазана печать,

Исключена возможность отвечать,

И герб немного странный и тревожный!

Быть может шутка всё? Письмо подложно?

Но почерк-то отца, а не чужой!

Вот только он… какой-то не такой!

Дрожа, все буквы разбрелись по строчкам,

А на письме чернильных капель точки!

Так, будто он… не в силах написать?!

О, Боже! Я должна его спасать!!!».

Джесс, не колеблясь, приняла решенье:

Она должна поехать! Вне сомненья,

Из всей родни он у неё один!

Ещё бы не мешало осадить

Его жену: открыть глаза барону

Теперь бы Джесс сумела! Бастионам

Не пасть без перевеса сил; мирить

Их невозможно тоже! Может быть,

Он, наконец, поймёт – любовь корыстна!

Да и любовь ли это??? Эти мысли

Дочь до отца пыталась донести,

Но он не слушал! Что ж! Теперь спасти

Его от бед он просит Джесс, не Кэрен!

А это значит, в той он не уверен,

И понимает, Джесс была права!

Она сто раз твердила те слова!

Отец молчал, как будто был согласен,

Но в рабстве цели всякий труд напрасен! —

Джесс не вняла тревоге, в том вина!