Игорь Галеев - Радостный Суд. Домовая книга – 1

Больше я его не видел. А младший, Анатолий Иосифович, навещал меня ещё полгода. Раз в неделю я ему передавал отчёты и вводил в проблемы. Потом Анатолия Иосифовича убили, и, как предполагалось, появились новые братья – Ласковые. Но о них речь впереди…

Такой Дом для братьев – это Клондайк, и мечта всех бизнесменов. Он есть, и его нет. Со стороны – пустырь за забором. Количество этажей неизвестно. Кто проживает и сколько человек – властям недоступно. И сбор бесценного компромата на ВИП персон. Жильцы в Доме разные, но, разумеется, не бедные, коммерсанты, чиновники, продюсеры, военные, политики, шоумены разные. Как я понял, о Доме власти осведомлены, а в остальном московском мире ходили слухи: построен дом-невидимка, а где и какой – каждый придумывал по велению сердца.

Здание начало возводиться при Бориске Ту, но он так и не узнал о существовании чуда – помер. Пора ему было. Достал он меня основательно. Надоел своей недееспособностью. Ну, хоть бы какие проекты, какая-нибудь программа. Никакой! Делай всякий что хошь. Воруй, Рассея! Воруй, как и Гоголю не снилось! Воруй, дай только Бориске Ту посидеть на троне, властью упиваючись. Нет, мужик он был хороший, хитрый, но глупый. Не тупее предшественников. Чиновник. Они все в общении хороши, в семье заботливы, в застолье, в беседе, но глупые. Потому что слишком хитрые. В России очень много хитрых дураков. На один маломальский талант тысяч десять хитрых дураков. На одного гения миллионы.

Хитрый дурак – это побочный продукт эволюционного процесса, получивший общее образование. Он умеет считать и писать, знает кое-что из кое-каких областей, он активен и деятелен, но коли он дурак по определению, так сказать – по призванию, то вся его деятельность дурацкая и все его дела увеличивают количество дурости, порождают застои и тупики. Обычные дураки безобидные редкостные люди, их поступки заставляют задумываться гениев. Но образованный хитрый дурак – это зло. Он не видит дальше своих меркантильных выгод, у него нет сверхзадачи, у него нет собственных идей и целей, кроме как забраться на вершинку социального статуса. При этом он не задумывается (просто не способен) о последствиях для окружающих, да и для самого себя.

Обычный дурак – это природа, естественность, в его поведении много тайн. Образованный дурак – это социальный биоробот, искусственная системка, его непредсказуемая дурость оборачивается трагедиями для сограждан. Будь он ученый, инженер, писатель, чиновник, врач, юрист или тот же Бориска Ту – такие индивиды нужны ещё одним хитрым дуракам-В-квадрате для управления умами, для обогащения. Это замкнутый круг. Это нужно знать. Уметь видеть.

И я многое увидел. В Доме поселился некий жилец с обыкновенной фамилией Иванов. Анатолий Иосифович поселил его лично. Нужно заметить, что многие квартиры братья Пегие приказали перепланировать. Раньше меньше, чем на сто двадцать квадратов, квартир не было. Они опустили эту планку аж до пятидесяти. Это и понятно – деньги есть деньги. Так вот, в одну из маленьких квартир на третьем этаже вселили Иванова.

– Временно, на месяц, – сказал Анатолий Иосифович. – С ним будет жить Руфик. Из Дома они выходить не будут, и ты к ним не суйся. У Руфика свои инструкции. Но если что – мигом дашь знать.

– Если – что?

– Если… – Анатолий Иосифович задумался, но не нашёл, что ответить. – Руфик справится сам. Мы его скоро уберём.

Я ничего не понял. Кого уберём? Руфика или Иванова? И как это «уберём»? Ну ладно, я уже привык к неожиданностям.

А через пять дней ко мне заходит Руфик, и я вижу, что с парнем произошло что-то неладное. Дёргается, пальцы дрожат, взгляд затравленный. А до чего хладнокровный был тип. Пуля мимо уха просвистит – не моргнёт.

– Иосифовичи не звонили? – спрашивает.

– Звонил младший час назад.

– Ну и что?

– А что?

– Ничего мне не передавал?

– Ничего.

– Ну… это… я пойду, – и вид его был помят и жалок.

– Вы что там, пьёте что ли?

Но он ушёл. Прошло ещё три дня. Заходит бледный, растрёпанный, с распухшим ухом, без пиджака и галстука.

– Позвони Иосифовичам.

– Сам позвони. Мне не велено.

– Пусть заменят.

– У тебя мобильник, звони сам.

– Стыдно.

– Чего стыдно?

– Я сказал, что справлюсь.

Руфик с Кавказа, я его понимал.

Подрались что ли?

– Зверь он, зверь, понимаешь?! – В глазах у Руфика леденел ужас. – Убью я его, не могу больше.

И тут Руфика понесло. Я к нему не испытывал симпатию, но тут чувство сострадания взяло верх. Парень совсем чокнулся. И я сначала не понял – то ли сам Руфик признавался в каких-то убийствах, то ли излагал услышанное от Иванова.

– Женщин убивал, насиловал мёртвых, детей резал, кровь пил, просто так, просто так!.. Высшая сила… биороботы… инопланетяне…

Бормотал подобное. Я вижу – совсем сломался, повалился на диван и затих, уснул. Звоню Иосифовичу – так и так, Руфик в отключке.

– Беги туда, покарауль его сутки! – Заорал Иосифович. – Падла Руфик! Да пистолет возьми у Руфика, если что – застрели!

– Кого?!

– Да Оноприенко, этого гада!

– Какого Оноприенко?

– Да Иванова, придурок! Беги, завтра его вывезем! – и Анатолий Иосифович изрыгнулся бранью.

Я вытащил ключи и пистолет у спящего, и к лифту. Пока бежал, в голове выстроилось следующее: Оноприенко, он же Иванов, довёл железного горца Руфика до сумасшествия, кто-то из них убийца. Но причём здесь я, и почему это нельзя привлечь органы?

В лифт со мной вошли мать с дочкой. Они жили на третьем этаже. Мамаша поздоровалась, а девочка грызла яблоко и смотрела на меня весело. Эта женщина была второй тайной женой известного журналиста и соседствовала с 39 квартирой, где затаился фиктивный Иванов. Может он сейчас караулит меня за дверью? И почему я должен сидеть с ним? Ну эти Пегие!

Если бы я знал, с кем буду иметь дело, я бы туда ни за что не сунулся. Но я не знал, и я сунулся.

Когда встречаешь редчайшего красивого человека, мурашки по коже бегают, страшно становится от восторга, охватывающего душу… Даже, если его не видишь, а знакомишься с его мыслями и чувствами посредством его творчества. Именно – страшно. Душа человеческая трепетное и боязливое создание. И себялюбивое. При столкновении с великими дерзаниями она в испуге сжимается – ибо в этот момент видит своё истинное предназначение, видит своё истинное отражение…

Я его сразу узнал. Я видел телепередачу о его «охотничьих подвигах». И я всё понял. Но моя душа не испытала страха, а только боль. Моя душа особая.

Здесь была одна комната, огромная и полупустая.

Анатолий Юрьевич Оноприенко сидел у камина, пил чай и читал газету.

– Что, – взглянул он на меня, – Руфик сломался?

– Грозился убить, да не смог. Он почти не спал от страха. А я ему болтал разное. Я мало сплю. Мне собираться?