Татьяна Гаврилина - Филарет. Историческая повесть в стихах

Все в сборе: Шереметьев 13, Салтыковы,
Голицыны 14. Лжедмитрий на коне.
Любимый воевода Годунова —
Басманов остается в стороне.
Не видя пользы от своей отваги
В войне, в которой не было врагов,
Где все свои, он изменил присяге,
Что взял с него когда-то Годунов,
Нарушил обязательства и клятву
Быть верным государю.
– Как я мог? —
Он укорял себя, – я – воин ратный
Поверить в то, что Дмитрий – не подлог?!
Ведь я все вижу! Вижу, непохож он
На Дмитрия – мал ростом и крепыш,
Рябая и веснушчатая рожа,
И некрасив лицом и грязно-рыж.
– Нет, – отступил Басманов, – невозможно!
Царь ряженый! Он – лжец! Он просто шут!
И спохватился:
– Все! Теперь мне поздно
О том кричать. Меня или убьют,
Иль назовут при всех умалишенным, —
Он оглядел собравшихся бояр:
– Здесь все играют подданных… Притворно
Внимают Самозванцу. Вот скандал!!!
Он вдруг услышал шепот Салтыковых
И обомлел. Забились в голове
Слова:
– Убили сына Годунова!
Убили Федю!!! Кто? Кто там в Москве
Решился на такое преступленье?
Что сотворили? Ох, и подлецы! —
Кипел Басманов:
– Нету им прощенья!
И горестно вздохнул:
– Грешат отцы,
А искупают их ошибки дети!
Да разве Федя, Федор виноват
В грехах отца, чтоб за него в ответе
Быть пред людьми? Да что ж они творят?
Он вдруг представил на минуту лица —
Молчанова 15, а с ним других князей
И сокрушился:
– Как! Как мог Голицын
За дело взяться, гаже и грязней
Которого быть средь людей не может!
Плох был Борис – злодей, боярам чужд.
А кто они? Иль совесть их не гложет?
Иль нет вокруг иных забот и нужд?
Лжедмитрий – плут, его забудут скоро,
Как только он свою исполнит роль.
Его сметут потом все той же сворой
И всем объявят – «Самозванец – голь».
Парнишку жаль… Годами он, как Федя,
И, как зверек, опаслив, я гляжу.
Ну, что мне делать одному на свете?
Возьму, да Самозванцу послужу!
Решить – решил, но был душой не весел,
Печалил душу совести укор.
А Самозванец Гришка через месяц
По-царски въехал на кремлевский Двор.

Входи. Садись. Отрепьев зорким взором
Взглянул на Филарета. Сел на трон.
– Я пригласил тебя для разговора.
А, что ты в самом деле удивлен?
– Признаться не хотелось верить вздору, —
Монах взглянул на Гришку:
– Думал, врут!
– Нет, просто это все пришлось мне впору —
Одежды, шапка. Сапоги не жмут!
Ну, а потом, (да ты держись смелее!)
Могу тебе напомнить, Филарет,
Что это ты мне подарил идею
О воскрешенье Дмитрия!
– Нет! Нет!
Чего ты мелишь, Гришка? Бог с тобою!
Да то была пустая болтовня.
А ты совсем не дружишь с головою!
– Нет, это ты, ты заразил меня!
Я с той поры уже не знал покоя
Ни одного единственного дня.
Я думал, что же сделать мне с собою,
Как убедить всех в том, что Дмитрий – я!
Я так увлекся этою затеей,
Так живо и так ярко представлял
Себя другим, что скоро сам поверил,
В то, что царевич Дмитрий – это я!
А вдруг все так и есть на самом деле?
А вдруг и впрямь я скрылся от убийц.
– Как это может быть? Да, что ты мелешь?
Послушай сам себя! Остановись!
– Теперь уж поздно! Да и неохота!
Я – царь! Какой огонь горит во мне!
Пока князья друг с другом сводят счеты,
Я нужен всем! Я нужен и тебе!!!
– Мне – нет! Я в эти игры наигрался
И более играть – мне смысла нет!
– Сдается мне, ты рано расписался,
Ты позабыл о сыне, Филарет!
– Сын слишком мал!
– На этот день!
– И что же?
– Ты должен думать о его судьбе!
Давай друг другу, Филарет, поможем.
Сегодня ты мне, завтра- я тебе.
– Чем я могу помочь тебе сегодня?
Ты признан целой сворою бояр.
– Ты прав, Никитич, прав, но ты мой «сродник»!
– Ложь это все!
– Да выпусти ты пар!
Не хочешь как царю мне поклоняться?
Что так? Спина? Другое что болит?
– Тебе бы Гришка нужно опасаться
Всех тех, кто пред тобой сейчас юлит.
– Ты изменился.
– Поумнел в неволе.
– Но за меня горой стоит народ!
– Не думаю, ведь ты теперь католик,
Вероотступник. В этом твой просчет.
– Ты недоверчив стал, отгородился
От всех душой. Лукав ты, Филарет!
– Ты тоже. Так зачем перекрестился,
Ответить можешь прямо или нет?
– Причины две! Начну, пожалуй, с личной, —
Отрепьев неохотно с трона встал, —
Во-первых, я увлекся католичкой…
И Филарет заметил, как он мал,
Как суетлив и как самонадеян.
Подумал про себя:
– Каков глупец!
– А, во-вторых, что для меня важнее, —
Услышал Федор, – недостаток средств.
Я, может быть, назвал причин и больше,
Но все они не стоят этих двух.
Мои карманы пополняет Польша,
Но говорить о том не стоит вслух.
Вы чересчур к католикам суровы,
Я это все обдумывал всерьез.
По заповедям нужно жить Христовым,
А как кому креститься – не вопрос!
Он помолчал, взглянул на Филарета:
– О деле не пора ль поговорить?
Но Федор уклонился от ответа:
– Башки тебе, Григорий, не сносить!

Отрепьев рассмеялся:
– Ладно! Ладно!
Давай-ка без гаданий поживем.
А голова – она всегда накладна,
Вся дурь и блажь исходят от нее.
Теперь о деле! Что насторожился?
Хочу я, чтобы ты, как «сродник» мой,
Прилюдно перед всеми побожился,
Что я – царевич Дмитрий.
– Бог с тобой!
– Твоя услуга будет не забыта
И дорогой оплачена ценой.
Я возведу тебя в митрополиты
Епархии …. Сам выбери, какой!!!
– Ну, что же, «царь», премного благодарен.
Цена достойна, что ни говори.
Но ты в Кремле, ты назван государем,
Кому нужны свидетельства мои?
– Всем, в ком еще не улеглись сомненья, —
Отрепьев был заметно возбужден:
– А главное, я полон нетерпенья!
Хочу быть, Федор, венчанным царем!
– Ну и венчайся, разве есть преграды?
– Есть и немало, лгать мне не с руки.
Я не хочу навек уснуть от яда
Или, и впрямь, остаться без башки!
– Вот значит как? Боишься покушенья?
А говоришь, что «признан», что «любим»!
– Любим и признан бедным населеньем,
А надо, чтоб был признан остальным.
Вот и прошу, признай меня как «сродник».
– Как «сродник»? Нет! Меж нами нет родства!
– Есть! Твоя тетка…
– Тетка? Ах ты, сводник!
– Ничуть! Она была женой отца!
– Отца? Ты это говоришь серьезно?
И кто же твой отец, позволь узнать? —
Романов злился.
– Его звали Грозным.
– Ах, Грозным! Ну, а кто же твоя мать?
– Мария по фамилии Нагая.
Она была его восьмой женой,
А твоя тетка первой.
– Понимаю!!!
Но родственной то связи никакой! —
Он рассмеялся: – Ну, а как Нагие?
Ужель и их сумел уговорить?
– Не вдруг, не сразу, но…
– Так что ж Мария
Тебя готова сыном объявить?
– Дала согласье.
– Ясно. А другие?
– С другими я пока не говорил, —
Он хохотнул: – Мне не нужны чужие,
Уговорить бы близкую «родню».
Он посмотрел в упор на Филарета,
– Я – царь и до конца идти готов.
Епархию берешь? Нет? Жду ответа!
И Филарет кивнул: – Беру Ростов!
Хоть и мелькнула в голове мыслишка:
– Да как царем и князем всей Руси
Отныне будет плут – Отрепьев Гришка?
Он уж хотел ответить: – Не проси!
Но не посмел.
– Что ж, прошлое забудем! —
Отрепьев Филарета приобнял.
– А ты не прост! Но ссориться не будем,
Что ты в Ростов сбегаешь от меня.