Низами Гянджеви - Семь красавиц

Словно сон нарцисса, томна темь ее очей,
Аромат цветка несрина — раб ее кудрей.

А вздохнет — и кипарисом всколыхнется стан;
Лик прекрасный разгорится, как заря румян.

Не улыбкой сладкой только и красой она, —
Нет, — она в любой науке столь была сильна,

Столь искушена, что в мире книги ни одной
Не осталось, не прочтенной девой молодой.

Тайным знаньям обучалась; птиц и тварей крик
Разумела, понимала, как родной язык.

Но жила, лицо скрывая кольцами кудрей,
Всем отказом отвечая сватавшимся к ней.

Та, которой в мире целом равной не сыскать,
Разве станет о безвестном женихе гадать? —

Но когда молва по свету вести разнесла,
Что с высот Ризвана к людям гурия сошла,

Что ее луна и солнце в небе породили,
А созвездья и планеты молоком вскормили, —

Каждый был великой страстью к ней воспламенен,
И мольбы любви помчались к ней со всех сторон.

Взять один пытался силой, золотом другой,
Ничего не выходило. Падишах седой,

Видя дочки непреклонность, выбился из сил,
Но спастись от домогательств средств не находил.

А красавица, которой был на свете мил
Только мир уединенья, чьей душе претил

Пыл влюбленных, отыскала гору в тех краях —
Крутобокую, с вершиной, скрытой в облаках.

Замок на горе воздвигла, где клубится мгла...
Скажешь ты: на круче горной выросла скала.

И она отца просила — отпустить ее,
Тот, хоть не желал разлуки, детище свое

Отпустил: как соты меда, спрятал в замке том,
Чтоб назойливые осы не влетали в дом.

Этот замок над обрывом каменным стоял,
В небо бронзовые башни грозно он вздымал.

В высоте над облаками он витал, как сон,
Опоясан пропастями, крепко защищен.

И оттоль княжна разбою тропы заперла,
Глотки алчные заткнула, хищных изгнала.

Ведь она в любой науке сведущей была,
Чудеса умом крылатым совершать могла.

Тайну всех светил небесных, мудрая, прочла,
И на тайну тайн арканом мысль ее легла.

Знала, что сухим и влажным делать надлежит,
Отчего вода пылает, пламя холодит,

Знала, что даруют звезды, что судьба творит,
Отчего, как яркий светоч, разум наш горит.

Отчего он, словно солнце, светит нам в пути;
Знала все, что может людям пользу принести.

Но когда в том замке стихли все тревоги в ней,
Диво-дева отвратила душу от людей.

И поставила у входа в горное нутро
Много грозных талисманов, созданных хитро.

Из гранита и железа — замка сторожа
Высились, мечи в ладонях кованых держа.

Смельчака, который входа в замок тот искал,
Талисман — меча ударом — тут же рассекал.

Кто дерзнул проникнуть в замок, сразу погибал.
Лишь один привратник тайну талисманов знал.

Этот, в тайну посвящений верный страж ворот,
Знал, куда ступать, и шагу вел особый счет.

Если бы со счета сбился хоть однажды он,
Сталью грозною мгновенно был бы поражен.

А врата твердыни, к небу высившей отвес,
Для людей незримы были, как врата небес.

Если б самый мудрый зодчий их сто дней искал.
Все же их, как врат небесных, нам не указал.

И была хозяйка замка — пери красотой —
Рисовальщицей китайской царской мастерской.

Челке гурии подобной — был калам ее
Полем раковин, дающим перлам бытие.

И княжна однажды краски и калам взяла,
В рост на белый шелк свой образ светлый нанесла.

На шелку, как бы из света, тело соткала,
И в стихах прекрасных надпись, как узор, сплела:

«Если в мире кто желает мною обладать
И твердынею, которой силою не взять,

Пусть, как бабочка, бесстрашно он летит на свет,
Пусть он будет храбрым. Места здесь для труса нет,

Жаждущий добычи этой, знай — тебе нужна
Жизней тысяча и больше, а не жизнь одна.

Пусть вся жизнь на трудный будет путь устремлена,
И четыре ты условья соблюди сполна:

Имя доброе, во-первых, доброту имей.
Во-вторых, умом раскинув, победить сумей

Чары грозных талисманов, ставших на пути,
В третьих, — коль, разрушив чары, сможешь ты пройти,

То найди ворота. Мужем станет мне лишь тот,
Кто ко мне не через крышу, через дверь войдет.

И четвертое: направься в город. Буду там
Ждать тебя я и загадки трудные задам.

Только тот, кто все условья выполнит вполне,
Только тот отважный витязь мужем будет мне,

Тот, кто все мои условья превозможет, — он
Сокровенным камнем счастья будет одарен.

Но погибнет тот, кто, взявшись, дела ее свершит.
Пусть он был велик, — унижен будет и убит.

И, в таком порядке надпись заключив, она
Слуг покликала. И, свиток им вручив, она

Отдала приказ: «Идите к городским вратам,
Этот свиток пригвоздите к городским вратам.

Пусть любой — и кто б он ни был, — лик увидев мой,
Пожелает, чтобы стала я его женой.

Пусть прочтет мои условья и сюда придет,
Овладеет мной и замком или же умрет».

К городским воротам лунный образ прикреплен,
Кто его хоть раз увидел — навсегда влюблен.

И молва о нем все страны мира обошла,
Вновь князей и падишахов с места подняла.

Бросив трон, презрев величье, из любой страны
Скачут, притчей необычной воспламенены.

Этих нрав сгубил горячий, молодость — других.
Всякий жизнь бросал на ветер. И не стало их.

Всякий, встав на путь опасный, был уж обречен.
Радуя врагов, несчастный — шел на гибель он.

Как бы кто ни домогался, как бы ни хитрил, —
Ни единый талисманов тайну не открыл.

А иной, познавший мощь их, муж — умом глубок —
Разбивал два-три, но прочих превозмочь не мог.

Свой позор, свое бесславье видя, шел под меч.
Там голов прекрасных, юных много пало с плеч.

Избавленья иль пощады было ждать нельзя:
учителю поведал, ничего не скрыл.

И старик его заветным знаньем подарил.
И всезнающего витязь возблагодарил.

Был слепой — вернулся зрячим он в родной предел,
Стал готовиться на подвиг, праздно не сидел.