Эпосы, легенды и сказания - Беовульф

пролитой Гренделем,
покрыл вождь золотом.

Не будь Судьба их
вершима Богом,

не будь героя
доблестносердого,

убийца с радостью
избил бы многих!

Но род человеческий
ходит под Господом,

поэтому лучшее в людях
– мудрость,

души прозорливость,
ибо немало

и зла и радостей
здесь уготовано

любому смертному
в дни его жизни.

Сливались музыка
и голос в песне

перед наследным
престолом Хальфдана;

тронул струны
сказитель Хродгаров, [64]

дабы потешить
гостей в застолье

правдивым словом
песнопредания,

былью о битве
с сынами Финна,

как воину Хальфдана
Хнафу Скильдингу

смерть суждена была
на поле фризском;

«Воистину, Хильдебург
тогда не радовалась [65]

ни доблести фризов,
ни мощи данов,

когда любимые
и сын и брат ее, [66]

оба пали
в противоборстве,

проколоты копьями,
– жена несчастливая

свою оплакала
долю, дочь Хока,

когда наутро
она увидела

вождей дружинных
мертвых, лежащих

под небом, где прежде
лишь радости жизни

она знавала.
Война истратила

войско Финна
– осталась горстка

в его хоромах,
– и он не смог бы,

подняв оружие
противу Хенгеста,

спасти последних
своих воителей;

тогда, смирившись,
решил н данам

отдать половину
зала для трапез

и дома дружинного,
дабы жилищем

равно владели
даны и фризы;

еще обещался
наследник Фольквальда [67]

дарами, как должно,
приветить данов:

дарить чтодневно
героям Хенгеста

пластины золота,
каменья и кольца,

а вместе и честь
воздавать им в застолье,

равно как и фризской
своей дружине.

На том порешили,
и мир нерушимый

скрепили клятвой:
поклялся Хенгесту

Финн, что будут
его старейшины

править ратями
так, чтобы ратники

словом ли, делом,
по злому ли умыслу

согласья не рушили,
чтобы дружинники,

те, чья участь
по смерти конунга

жить под убийцей
кольцедарителя, [68]

ни слова злобы
не смели вымолвить;

если ж из фризов,
помянув старое,

распрю новую
кто посеет

меч без жалости
его жизнь решит!

Так зарок был дан.
И тогда на костер

золотые сокровища
вместе с воином,

с героем Скильдингом
были возложены: [69]

люди видели
окровавленные

битв одежды
железотканые

с кабаном позолоченным
на груди вождя

среди многих воителей,
в сече сгибнувших.

По желанию Хильдебург
там, на ложе огня,

рядом с Хнафом лежал
сын ее благородный,

дабы плоть его
вместе с дядиной

жар костровый истлил;
погребальный плач

затянула она, [70]
вой скорбящей жены,

и взметнулся дым,
в поднебесье огонь,

пламя под облака:
кости плавились,

кожа углилась,
раны лопались

и сочилась кровь.
Так пожрал дух костра,

пламя алчное,
лучших воинов

двух враждебных племен
– и не стало их.

И спешила дружина,
рать скорбящая,

разойтись по домам
в ютских землях,

в пределах фризских;
сам же Хенгест,

доверясь клятве,
время зимнее

вредотворное
вместе с Финном провел,

об отчизне печалуясь;
и закрылись пути

кольцегрудых ладей
– воды вспучились,

ветром взбитые,
а затем во льды

заковал их мороз.
Но пришла пора,

повернулся год
– чередой возвращаются

времена с небес
(так и ныне!)

на земли смертных,
стаял зимний покров,

зеленели поля,
и сбирался в путь

гость с чужбины;
но чаще на мысли

приходила ему
не морская тропа,

но кровавое мщение
– в новой схватке

он фризам попомнил бы
встречи прежние!

Потому не отверг он
Хунлафинга [71]

меч, возложенный
на колени его,

пламя битвы,
клинок прославленный

(ютам памятно
это лезвие!),

от которого
Финн лютосердый

принял смерть в бою
во дворце своем.

Так случилось,
что Гудлаф с Ослафом,

с горькой вестью
к данам ходившие,

возвратились из-за моря,
и сердца их исполнились

духом ярости
– кровь заструилась

в доме Финна,
и рать была выбита,

и жена его
стала пленницей.

Было Скильдингам
чем грузить ладьи

драгоценностями,
самоцветами,

– всем, что в доме,
в хоромах Финна,

отыскать смогли;
и жену благородную

возвратили они
из заморья в отечество,

в землю датскую!»
Так закончил

сказитель песню;
пир продолжился

за медовым столом,
и вино – дивных бочек сокровище

разносил виночерпий.
Златовенчанная

вышла Вальхтеов
в зал, где конунг