Игорь Шкляревский - Читаю «Слово о полку...»

Я перевел эту строку вольно:

И оказалось, я уже потом узнал, что страны в «Слове о полку» — не страны (в смысле: государства, княжества), а стороны, сёла, веси...

Свободный перевод может оказаться точнее буквального...

Первый вариант своего перевода я напечатал в 1980 году.

Окончательный (надеюсь) — в 1986-м.

Сотни раз я возвращался к нему или удалялся, чтобы приблизиться...

Я не рассказал о бессонницах и отчаянии, когда засыпаешь под обломками строчек, когда все не связывается, не срастается, не летит, не течет, и в кошмарном сне со скалы падает аккордеон, не знаю почему — аккордеон, ударяется о выступы и ломается, издавая жалобные звуки.

Я знаю, какой ценой дается стройность, и ненавижу, презираю всех, кто делает кривые стены, косые двери, хромые стулья, бездарные ткани. Чем они могут гордиться? В чем находят утешение, когда врасплох настигает мысль о смерти?

Я люблю кошмарные, как чернолесье, черновики и обкусанные гусиные перья Пушкина.

Если оглянуться на прошлое, то мы увидим, что наши предки не знали национальной вражды. Войны носили скорее религиозный характер Возьмем, к примеру, «Слово о полку Игореве». Игорь Святославич был в плену у Кончака, но через два года его сын Владимир Игоревич женился на Кончаковне. Мало того, бабушка Игоря, как и его невестка, тоже была половчанкой. Такие лесостепные браки в те времена — не редкость.

Нам бы поучиться тому, с каким благородством и достоинством в разные века наши летописцы решали национальные вопросы, как умели ценить человеческие качества и чувства побежденных. Вспомним «Сказание о Мамаевом побоище» или повести о Куликовской битве. Летописец оплакивает русских и татарских жен с одинаковой скорбью, с одинаковым чувством сострадания. Он слышит, как две свирели жалобно всхлипывают в ночи.

Это конец XIV века. А вот XVI век: «Сказание о царстве Казанском». Летописец одну из глав называет: «Побитие храбрых казанцев». Понимаете — храбрых! Уже в названии уважительное отношение к тем, с кем бились. Летописец сожалеет о пленённой Сююмбеке, казанской царице, говоря, что и красотой и умом она превосходит многих московских красавиц. Умели наши предки и в побежденном видеть достоинство, ум, красоту. Таких примеров немало, и не только в наших летописях.

Или мы все погибнем, или научимся любить друг друга. Ничего умнее не придумаешь...

Вода — живое существо. Покрытая мазутом и мусором, она смотрит на людей и видит нас — в мазуте, с мусором в волосах, а нам кажется, что это вода грязная...

Вóды — лики народов, отражение совести людей, их культуры. Во времена «Слова о полку...» наши реки были чистыми и сильными. Человек мог напиться из любого ручья, из любой речушки.

Игорь Святославич хотел испить шеломом Дону. Если бы он теперь испил из Дона, то оказался бы в больнице. Как же нам жить дальше, и что будет с нашими реками через 1000 лет?

На глазах мелеют и пропадают притоки Волги, Дона, Днепра. Мелиораторы спрямляют их русла, и вода не задерживается в заводях, в затонах. Спрямлённые реки обречены на гибель.

Тяжелые тракторы давят землю и превращают ее в пыль. Эта пыль с дождями сползает в реки, и они быстро мелеют.

Леса водоохранной зоны вырубаются. Поля подходят прямо к реке, дождь и ветер сносят удобрения, и через несколько дней всплывает мертвая рыбья молодь.

Мы охраняем драгоценное (бриллианты, золото), а бесценное не охраняем и не бережем. А ведь озёра, плёсы, родники — живые бесценные бриллианты. Мы не так, не правильно, не бережно живем на земле и не понимаем, что живем в одуванчике, что наша Земля — ранимый озоновый одуванчик...

Однажды я плыл по Тихому океану. Навстречу нам двигался японский краболов. Рыбаки попросили у нас воды.

Наше судно остановилось. Японский сейнер приблизился, и мы перебросили через борт брезентовый шланг. Он стал упругим и холодным — потекла вода.

Улыбаясь и кланяясь, японские рыбаки отплывали в пустой океан.

И тогда я впервые с ужасом подумал о Земле. Она не может причалить к другой планете и заправиться свежей водой...

А вот что рассказывают еще дореволюционные журналы о жизни верхневолжских городов:

Когда стерлядь входила на нерест в малые реки, церкви не звонили в колокола...

Не звонили, чтобы не напугать нерестовую рыбу.

В Римском сенате, если строили плотину или канал, совет ученых докладывал о возможных последствиях через 200 лет...

В детстве мы ходили купаться в теплых луговых канавах. Весенняя река разливалась, и на лугах долго стояла вода. Теплая. Прозрачная. Таинственная, талая вода. Она к вечеру нагревалась, и мы с наслаждением принимали луговые ванны. Потом вода испарялась, скатывалась в реку, и в пересохших лужах задыхались миллионы мальков — щурят, карасей, плотвы.

В школе учитель рассказывал нам о любви к Родине, а рядом на лугах погибали серебристые мальки. Однажды мы целый день вычерпывали их из обмелевших канав и возвращали реке. Смех, солнце, сверкающие брызги воды и радость — дарителей жизни!

Ведь Родина — это не только леса, поля, двенадцать морей и три океана, как рассказывал нам учитель. Это серебристые мальки, кузнечики, стрекочущие в полыни, и зеленые стрекозы на поплавке рыболова...

Мы путешествовали в далеких прошлых веках, а теперь заглянем в будущее. Мальчик в белой рубахе стоит над рекой и видит плывущие мазутные пятна. Он кричит, зовет взрослых, которые с утра трудились в поле, но все ушли домой. Ни души. Мальчик в белой рубахе бежит вдоль реки за мазутными пятнами. Вот и Коровий брод. Мальчик входит в реку, снимает свою чистую рубаху и вылавливает пятна мазута. Одно, второе, четвертое... Несколько пятен уплыли. Не успел! Он бежит домой и звонит в другой город, который стоит ниже по течению:

— Плывет несколько мазутных пятен, я не успел их выловить...

Отец и мать, увидев грязную испорченную рубаху, услышали рассказ и сказали ему: «Молодец!»

А у нас, в двадцатом веке? Мать отругала бы сына, и отец задал бы ему трепку... Или все мы погибнем, или осознаем, что белая рубаха — ценная вещь, а река — *бесценное чудо*. Только такое понимание природы может спасти людей. А пока мы носим чистые белые рубахи и пачкаем свои белые облака...

Обидно за русскую землю, стыдно. Грязные дворы, свалки на обочинах дорог. Природа взывает к человеку:

— Сбереги, сохрани, где стоишь, где живешь, хотя бы на расстоянии взгляда и голоса, на расстоянии вытянутой руки. И твое личное очищенное пространство, помноженное на миллионы, станет очищенным пространством Отечества.