Джон Ирвинг - Дорога тайн

– Да, кажется, слезы прекратились, – с облегчением сказал отец Альфонсо.

– Я не вижу новых слез, – с надеждой в голосе поддержал его отец Октавио.

– Эти трое… – вдруг сказал брат Пепе, обнимая, чего никто не ожидал, двух неправильных любовников и мальчика-калеку, словно это была его паства. – Вы можете, вы могли бы разрешить обстоятельства этих троих. Я изучил, что надо сделать и как вы можете это сделать. Вы могли бы решить эту проблему, – сказал брат Пепе двум старым священникам. – Quid pro quo – я правильно говорю? – уточнил у айовца Пепе. Пепе знал, что Эдвард Боншоу гордится своей латынью.

– Quid pro quo , – повторил человек-попугай. – Услуга за услугу, – сказал сеньор Эдуардо отцу Альфонсо. – Другими словами, сделка, – сказал он отцу Октавио.

– Мы знаем, что это значит, Эдвард, – раздраженно произнес отец Альфонсо.

– Эти трое с вашей помощью направляются в Айову, – так сказал брат Пепе двум старым священникам. – Тогда как у вас, то есть у нас , в смысле у Церкви, есть чудо или не чудо, которое можно спустить на тормозах или скрыть.

– Никто не говорил слова «скрыть», Пепе, – упрекнул его отец Альфонсо.

– Просто пока преждевременно использовать слово milagro , Пепе, – пожурил его отец Октавио.

– Только помогите нам добраться до Айовы, – сказал Хуан Диего, – и мы подождем еще двести лет.

– Это похоже на хорошую сделку, – подал голос айовец. – На самом же деле, Хуан Диего, – сказал сеньор Эдуардо читателю свалки, – Гваделупская Дева ждала официального признания двести двадцать три года.

– Не имеет значения, сколько ждать, пока они скажут нам, что milagro – это milagro . Даже не имеет значения, что такое milagro , – сказал всем Ривера. Слезы Марии-монстра прекратились; хозяин свалки уже собрался уходить. – Мы не нуждаемся в объяснении, что такое чудо, а что не чудо: мы его видели, – уходя, напомнил всем el jefe . – Конечно, отец Альфонсо и отец Октавио помогут тебе. Не обязательно читать чужие мысли, чтобы понять это, – сказал хозяин свалки мальчику. – Лупе ведь знала, что эта пара примет живое участие в твоем будущем, правда? – спросил Ривера Хуана Диего, указывая на человека-попугая и Флор. – Тебе не кажется, что твоя сестра также знала об участии этих двоих в твоем отъезде отсюда? – указал еl jefe на двух старых священников.

Хозяин свалки задержался у фонтана со святой водой ровно настолько, чтобы дважды подумать о том, стоит ли прикасаться к ней. Выходя, он так и не тронул святую воду, – видимо, слез Марии-монстра ему было достаточно.

– Тебе лучше попрощаться со мной перед отъездом в Айову, – сказал Ривера читателю свалки; было ясно, что остальным хозяин свалки уже все сказал.

– Приходите ко мне через день или два, jefe , я сниму швы! – крикнул вслед Ривере Варгас.

Хуан Диего не усомнился в том, что сказал хозяин свалки; он знал, что два старых священника уступят, и он также знал, что Лупе знала и об этом. Одного взгляда на отца Альфонсо и отца Октавио Хуану Диего хватило, чтобы понять: два старых священника и сами знали, что они уступят.

– Как там это дерьмо по-латински? – спросила Флор у сеньора Эдуардо.

– Quid pro quo , – тихо сказал айовец; он не хотел повторять это как попугай.

Теперь настала очередь брата Пепе плакать – его слезы, конечно, не были чудом, но для самого Пепе, который не мог остановиться, слезы значили немало. Они так и продолжали литься.

– Я буду скучать по тебе, мой дорогой читатель, – сказал брат Пепе Хуану Диего. – Мне кажется, я тебя уже потерял! – плакал Пепе.

Не кошки разбудили Хуана Диего – его разбудила Дороти. Сидя сверху, Дороти, как пресс, опускалась на него; ее тяжелые груди покачивались прямо над его лицом, а бедра ходили взад-вперед, и у Хуана Диего перехватывало дыхание.

– Я тоже буду по тебе скучать! – воскликнул он, когда еще спал и видел сны.

В следующее мгновение он понял, что кончает, – Хуан Диего не помнил, как она надела на него презерватив, – и Дороти тоже кончала. Un terremoto , землетрясение, подумал Хуан Диего.

Если на тростниковой крыше над душем и были кошки, то крики Дороти наверняка разогнали их. Ее крики на мгновение заглушили и кукареканье боевых петухов. Собаки, которые лаяли всю ночь, снова залаяли.

В номерах «Убежища» телефонов не было, иначе какой-нибудь говнотик из соседнего номера позвонил бы с жалобой. Что же касается призраков молодых американцев, погибших во Вьетнаме, отныне и навсегда оказавшихся на побывке-поправке в «Эль-Эскондрихо», то взрывоподобные крики Дороти, должно быть, заставляли их замершие сердца вздрагивать.

Только прихромав в ванную, Хуан Диего увидел открытый контейнер с виагрой; таблетки лежали на полке возле его заряжающегося мобильного телефона. Хуан Диего не помнил, чтобы он принимал виагру, но он, должно быть, принял целую таблетку, а не половину – принимал ли он ее сам, когда был в полусне, или Дороти дала ему дозу в сто миллиграмм, когда он крепко спал и видел во сне церемонию посыпания пеплом? (Не все ли равно, как он принял таблетку? Он явно принял ее.)

Трудно сказать, что удивило Хуана Диего больше – то ли сам призрак юноши, то ли гавайская рубашка погибшего солдата. Самым удивительным было то, как американец, ставший жертвой той далекой войны, искал себя в зеркале над раковиной в ванной; убитый вообще не отразился в зеркале. (Некоторые призраки действительно появляются в зеркалах – но не этот. Нелегко ранжировать призраки.) И вид Хуана Диего в том же зеркале над раковиной в ванной заставил призрака исчезнуть.

Призрак, не отразившийся в зеркале ванной комнаты, напомнил Хуану Диего странный сон о фотографии, сделанной молодым китайцем на станции «Коулун». Почему на ней не было Мириам и Дороти? Как Консуэло отозвалась о Мириам? «Госпожа, которая просто появляется», – разве не эти слова произнесла девочка с косичками?

Но каким образом Мириам и Дороти исчезли с фотографии? – недоумевал Хуан Диего. Или камера сотового телефона не смогла запечатлеть Мириам и Дороти?

Больше всего Хуана Диего испугала сама мысль, возникшая в связи с этим, а не призрак юноши и не его гавайская рубашка. Когда Дороти увидела, что он неподвижно стоит в ванной, уставившись в маленькое зеркало над раковиной, она подумала, что он заметил одного из призраков.

– Ты что, видел одного из них? – спросила Дороти, быстро поцеловала его сзади в шею и, голая, скользнула за его спиной к душу на открытом воздухе.

– Да… одного, – только и сказал Хуан Диего.

Он не отрывал глаз от зеркала в ванной. Он почувствовал поцелуй Дороти в шею, ее скользящее прикосновение к его спине. Но Дороти так и не появилась в зеркале, – как призрак в гавайской рубашке, она не отразилась там. Как и призрак молодого военнопленного американца, Дороти не стала смотреться в зеркало; она так незаметно прошла за спиной Хуана Диего, что, лишь увидев ее уже под душем, он отметил, что она голая.