Джон Ирвинг - Дорога тайн

– Сгореть вместе со щенком – это большое счастье, – сказал Хуан Диего айовцу.

Шипящее голубое пламя привлекло всеобщее внимание, но Лупе притянула голову брата к своим губам. Хуан Диего думал, что она собирается поцеловать его, но Лупе хотела что-то прошептать ему на ухо, так чтобы никто не услышал пусть даже непонятные слова.

– Это явно мокрый щенок, – говорил Ривера.

– La nariz , – прошептала Лупе на ухо брату, касаясь его носа.

Как только она заговорила, шипение прекратилось – голубое пламя исчезло. «Прекрасно! Огненно-голубое шипение – это нос», – подумал Хуан Диего.

Толчок при посадке самолета «Филиппинских авиалиний», рейс 177, на Бохоле даже не разбудил его, как будто ничто не могло помешать Хуану Диего видеть сон о том, когда началось его будущее.

16

Король зверей

Несколько пассажиров остановились возле кабины самолета «Филиппинских авиалиний», рейс 177, чтобы сообщить стюардессе о своих опасениях по поводу пожилого смуглого джентльмена, развалившегося в кресле у окна.

– Он либо мертвецки пьян, либо просто мертв, – сказал стюардессе один из пассажиров, выдав эту сбивающую с толку комбинацию просторечия и лаконичности.

Хуан Диего определенно выглядел мертвым, однако в своих видениях он был далеко и высоко, на шпилях дыма, закручивающегося воронкой над basurero Оахаки; возможно даже, что мысленно он, вооруженный зрением парящего стервятника, обозревал городские кварталы – Синко-Сеньорес c цирковыми площадками и далекие, но яркие цветные шатры «Circo de La Maravilla».

Из кабины пилотов последовал вызов врачей, и прежде, чем все пассажиры покинули самолет, в салоне уже поспешно появилась экстренная медицинская служба. Через несколько секунд один из медиков определил, что Хуан Диего жив, но к тому времени ручную кладь этого пассажира, которого вроде как хватил удар, уже проверили. Набор лекарств обратил на себя самое пристальное внимание. Бета-блокаторы означали, что у пассажира проблемы с сердцем; виагра с напечатанным на бумажке предупреждением – не принимать препарат заодно с нитратами – побудила одного из парамедиков [28]спросить Хуана Диего, не принимал ли он нитраты.

Хуан Диего не только не знал, что такое нитраты; мысленно он был в Оахаке, сорок лет назад, и Лупе шептала ему на ухо про нос.

– La nariz , – едва произнес Хуан Диего встревоженному парамедику; это была молодая женщина, немного понимавшая по-испански.

– Ваш нос? – переспросила молодая женщина. Чтобы прояснить ситуацию, она коснулась собственного носа.

– Вам трудно дышать? У вас проблемы с дыханием? – спросил другой парамедик; он тоже тронул свой нос, явно в подтверждение своего вопроса.

– Виагра может вызывать удушье, – сказал третий парамедик.

– Нет, мой нос ни при чем, – засмеялся Хуан Диего. – Мне снился нос Девы Марии, – сказал он бригаде парамедиков.

Это не помогло. Шизофреническое упоминание носа Девы Марии остановило парамедиков в их намерении порасспросить Хуана Диего, не нарушал ли он предписанную дозировку лопресора. Тем не менее, по мнению бригады парамедиков, показатели жизнеспособности пассажира были в порядке; то, что он ухитрился не проснуться во время турбулентной посадки (плачущие дети, кричащие женщины), не имело отношения к медицине.

– Он выглядел мертвым, – повторяла стюардесса всем, кто ее слушал.

Но Хуан Диего не почувствовал жесткой посадки и не слышал ни рыдающих детей, ни воплей женщин, которые были уверены, что самолет разобьется и они погибнут. Чудо (или не чудо), связанное с носом Девы Марии, полностью завладело мыслями Хуана Диего, как и много лет назад; все, что он видел и слышал, представляло собой шипение голубого пламени, которое исчезло так же внезапно, как и возникло.

Парамедики не стали заниматься Хуаном Диего, они были не нужны. Тем временем друг и бывший ученик сновидца носов продолжал слать текстовые сообщения своему старому учителю, спрашивая, все ли с ним в порядке.

Хуан Диего не знал, что Кларк Френч – известный писатель, по крайней мере на Филиппинах. Было бы явным упрощением объяснить это тем, что на Филиппинах много читателей-католиков, и духоподъемные романы, исполненные веры и верности, встречают больший энтузиазм, чем подобные же романы в Соединенных Штатах или в Европе. Это так лишь отчасти, но Кларк Френч женился на филиппинке из достойной манильской семьи – имя Кинтана было известным в медицинских кругах. Это помогло Кларку стать более читаемым автором на Филиппинах, чем в собственной стране.

Как учитель Кларка, Хуан Диего все еще считал, что его бывший ученик нуждается в защите; снисходительные отзывы о книгах Кларка в Соединенных Штатах – это было все, что Хуан Диего знал о репутации молодого писателя. Хуан Диего и Кларк переписывались по электронной почте, что давало Хуану Диего лишь общее представление о том, где жил Кларк Френч – а именно где-то на Филиппинах.

Кларк жил в Маниле; его жена, доктор Хосефа Кинтана, была, по словам Кларка, «детским врачом». Хуан Диего знал, что доктор Кинтана – важная персона в Медицинском центре Кардинала Сантоса – «одной из ведущих клиник на Филиппинах», любил повторять Кларк. Частная больница, сказал Бьенвенидо Хуану Диего, чтобы отличить этот центр от того, что Бьенвенидо пренебрежительно называл «грязными государственными больницами». Это католический госпиталь – вот что отметил Хуан Диего. Сей католический фактор примешивался к раздражению Хуана Диего: бывший учитель не мог уразуметь истинный смысл слов «детский врач» и кто на самом деле жена Кларка – педиатр или акушер-гинеколог.

Поскольку Хуан Диего провел всю свою сознательную жизнь в одном и том же университетском городке, а его писательская жизнь в Айова-Сити была (до сих пор) неотделима от преподавания в одном и том же университете, он не понимал, что Кларк Френч был одним из тех писателей, которые могут жить где угодно или даже везде.

Хуан Диего прекрасно знал, что Кларк был одним из тех писателей, которые околачиваются на каждом писательском сборище; похоже, ему нравилось быть замеченным в несозидательной части жизни писателя – в разговорах о писательстве, каковые Хуан Диего не любил, да это у него и плохо получалось. По мере того как Хуан Диего становился старше, писательство (то есть сочинительство) становилось единственным доставлявшим радость смыслом его бытия.

Кларк Френч путешествовал по всему миру, но Манила была домом Кларка, в любом случае – его базой. У Кларка и его жены не было детей. Потому что он путешествовал? Потому что она была «детским врачом» и видела достаточно детей? Или потому, что Хосефа Кинтана была другого рода «детским врачом», – возможно, она видела слишком много ужасных осложнений акушерского и гинекологического характера?