Энтони Готтлиб - Мечта о Просвещении [Рассвет философии Нового времени]

Мало что известно об успехе или провале бесчисленных изобретений и предложений Лейбница в других областях, многие из которых, вероятно, никогда не выходили за пределы чертежной доски в его воображении. Среди них: усовершенствованная конструкция часов, различные навигационные устройства, пневматический двигатель, рыболовная машина, особые гвозди, рецепты для бренди, более эффективные кастрюли, подводная лодка, новые технологии для производства стали, паровые фонтаны, процесс опреснения и снабженные пружинами ботинки для бегства от преследователей. Несомненно, не только прыгающие башмаки роднят Лейбница с прожектами сэра Николаса Джимкрака, классического сумасбродного ученого в английской комедии того времени [6] См.: Thomas Shadwell, The Virtuoso (1676). . Обычный удел многих подобных концепций энергичных изобретателей — насмешки потомков.

Когда Лейбниц пытался убедить императора Леопольда в достоинствах своей шифровальной машины, он представил ему заодно идеи о схемах страхования, о фабрике по производству минеральных красителей и о монетной реформе. Философы и математики, по понятным причинам, предпочли бы, вероятно, чтобы он оставался за своим столом и сосредоточился на работе, в которой был действительно хорош. Но такое отношение игнорирует глубочайшие мотивы Лейбница и обстоятельства его времени и места. Как он пояснял в справочном документе для Леопольда, он с ранних лет направил свой «ум на общее благо» [7] См.: Maria Rosa Antognazza, Leibniz: An Intellectual Biography, Cambridge University Press, 2009, p. 283. . Другие планы, которые он адресовал различным властям в 1680-х гг., включали систему профессионального обучения, государственное здравоохранение и пенсионную систему. Позже он писал, что бедность, безработица и плохое образование — одни из главных причин несчастья [8] Leibniz, “Memoir for Enlightened Persons of Good Intention” (mid-1690s), in Leibniz, Political Writings, ed. Patrick Riley, 2nd ed, Cambridge University Press, 1988, pp. 103–10. , поэтому главное для улучшения общественного благосостояния — борьба с этими изъянами. Эта битва требовала засучить рукава и приняться за дело.

Надо предоставить беднякам средства к существованию не только с помощью благотворительности… но и проявлять интерес к сельскому хозяйству, предоставлять ремесленникам материалы и рынки, учить их совершенствовать свою продукцию, и… решительно бороться со злоупотреблениями на производстве и в торговле [9] Leibniz, “Moyens” (undated), in A. Foucher de Careil, Oeuvres de Leibniz, vol. 4, Paris, 1862, trans. in Political Writings, p. 106 n2. .

Исследования в области науки, философии и богословия также сыграли свою роль в благосостоянии человечества, ведь они показали, как устроен мир, в котором мы живем, и что следует делать, чтобы достичь счастья. Таким образом, занятия Лейбница вне его кабинета и внутри него составляли единое целое, по крайней мере таково было его мировоззрение. Все они были средством достижения общего блага, пытался ли он изучить законы движения, обосновать богословие, реформировать здравоохранение или сконструировать совершенную мышеловку.

Бертран Рассел вынес убийственное суждение о решении Лейбница работать на аристократов, вместо того чтобы вести чисто академическую жизнь. Рассел писал, что Лейбниц выбрал «аристократическое» [10] Bertrand Russell, A Critical Exposition of the Philosophy of Leibniz (1900), 2nd ed., Allen & Unwin, 1937, p. 2. существование, что привело к «неоправданному почтению к знати и досадной трате времени в стремлении угодить ей». Рассел не нуждался в покровительстве аристократов — он сам был одним из них — и, кажется, не понимал, что Лейбниц при дворе был скорее государственным служащим или советником, чем лизоблюдом, виночерпием или организатором развлечений. Работодателями Лейбница были местные правители — люди, которые могли помочь реализовать ему желаемый проект. Как говорил сам Лейбниц, «наиболее эффективное средство повышения общего благосостояния людей… умение убеждать правителей и их министров» [11] Leibniz, “Memoir for Enlightened Persons,” p. 107. .

Некоторые из благородных покровителей и знакомых Лейбница, такие как королева София Шарлотта Ганноверская, разделяли его интерес к философии. Другие, без сомнения, этого не делали, в том числе, по-видимому, герцогиня Орлеанская, которая проявила свое отношение к вопросам разума, отметив, что Лейбниц был одним из немногих интеллектуалов, который не смердел [12] See Antognazza, Leibniz, p. 458. . В своей «Истории западной философии» Рассел заявил, что, хотя Лейбниц был «одним из выдающихся умов всех времен» [13] Рассел Б. История западной философии. — М.: Академический проект, 2009. С. 700. , он постыдно решил публиковать лишь поверхностные идеи, которые не расстроят дворянство или богословов, и оставил свои лучшие философские идеи при себе [14] По словам Рассела, Лейбниц отказался от своего воззрения, что «индивидуальное понятие каждого лица заключает раз и навсегда все, что когда-либо с ним случится» после того, как Арно возразил, что такой взгляд несовместим с христианским пониманием свободы воли (Рассел, История западной философии. С. 714), Тем не менее в опубликованных впоследствии работах Лейбниц выражал схожие идеи, например о том, что Секст был таким злым «уже извечно» (Лейбниц Г. В. Опыты теодицеи // Лейбниц Г. В. Сочинения в четырех томах. Т. 4. — М.: Мысль, 1989. С. 401). Это высказывание могло бы вызвать со стороны Арно аналогичную критику. . Это обвинение несправедливо. Философия Лейбница не делилась на публичную и частную, это была единая метафизическая система, хотя она и претерпевала изменения, местами была поверхностна и постоянно перерабатывалась. Ее составные элементы были тщательно подогнаны друг к другу: «Мои принципы таковы, что вряд ли можно оторвать один от другого. Тот, кто хорошо понимает один, понимает все» [15] Leibniz, letter to Des Bosses, 7 Nov. 1710, in PPL vol. 2, p. 975. . Эти принципы можно обнаружить в некоторых статьях для научных журналов, в письмах, в набросках, которые он раздавал окружающим, и в двух книгах по философии, вдохновленных беседами с Софией Шарлоттой. Одна из этих книг была критическим комментарием к «Опытам» Локка, написанным в надежде, что Локк на него ответит, но от этой надежды Лейбниц отказался со смертью Локка. Другая, опубликованная, когда Лейбницу было уже за 60, открыто защищает наиболее важные для него идеи и содержит расширенную защиту его знаменитой доктрины о том, что мы живем в лучшем из миров. О ней мы еще упомянем позднее.

Система Лейбница поразительно своеобразна даже для метафизической теории, то есть для описания реальности, предположительно лежащей в основе повседневного опыта и научных открытий. Кант назвал его систему «каким-то волшебным миром» [16] Кант И. О вопросе, предложенном на премию… // Кант И. Сочинения в шести томах. Т. 6. — М.: Мысль, 1966. С 209. . Гегель описывал ее как «метафизический роман» [17] Гегель Г. В. Ф. Лекции по истории философии // Гегель Г. В. Ф. Сочинения в XIV томах. Т. XI. — М.-Л.: Соцэкгиз, 1935. С. 343. . Для Рассела это была своего рода «сказка» [18] Russell, Critical Expositio: n, p. xiii. . Я кратко опишу ту версию этого романа, которую Лейбниц излагал, когда ему было около 50.