Энтони Готтлиб - Мечта о Просвещении [Рассвет философии Нового времени]

Он написал льстивое письмо 85-летнему Гоббсу, с восхвалениями его работ и просьбой рассказать больше о природе разума. Хотя Лейбницу нравилась идея Гоббса, что умение рассуждать подобно вычислению, он отвергал его материализм и призывал Гоббса «завершить то, что Декарт только попытался сделать, и содействовать счастью человеческого рода, укрепив надежду на бессмертие» [67] Лейбниц Г. В. Письмо к Гоббсу, 13/22 июля 1670 г. // Там же. С. 111. . То есть Лейбниц хотел очевидного подтверждения, что разум не зависит от тела. Позднее для обоснования идеи, что не все в нас можно свести к физическим причинам, Лейбниц придумал поразительный образ. Допустим, что может существовать машина, «устройство которой производит мысль, чувство и восприятия» [68] Лейбниц Г. В. Монадология // Там же. С. 415. . Теперь представьте, что она стала такой огромной, «что можно будет входить в нее, как в мельницу». Что бы мы увидели, прогуливаясь внутри этой грохочущей машины? Ничего, «кроме частей, толкающих одна другую». Мы наверняка «никогда не найдем ничего такого, чем бы можно было объяснить восприятие». Этот небольшой мысленный эксперимент не разрешает никаких проблем, но хорошо выражает общий подход к ним.

В своем письме к Гоббсу Лейбниц также превозносил политическую философию старика и упомянул, что и сам выстраивает теорию юриспруденции в духе Гоббса. Люди совершенно неправы, называя произведения Гоббса нечестивыми и безнравственными, заверял его 24-летний Лейбниц. Однако всего несколько месяцев спустя, как всегда, дипломатичный Лейбниц приветствовал атаку одного из своих бывших учителей на «недопустимо безнравственный» [69] Leibniz, letter to Jakob Thomasius, 3 Oct. 1670, in Leibniz, Sämtliche Schriften und Briefe, Akademie Verlag, 2006, 2nd ser., vol. 1, p. 106. «Богословско-политический трактат» Спинозы, который, как писал Лейбниц, основан на идеях Гоббса. Письмо к Гоббсу, вероятно, так и не дошло до адресата; не было, конечно, и никакого ответа. Лейбницу больше повезло с самим Спинозой, которому он отправил работу по оптике, сопроводив ее экстравагантной похвалой и попросив великого человека прокомментировать статью, отклик не заставил себя долго ждать. Лейбниц также написал довольно хвастливо ныне знаменитому Арно, перечисляя свои собственные достижения. На этом этапе Лейбниц начал работу над своей вычислительной машиной и устанавливал связи с французскими математиками и некоторыми членами Лондонского королевского общества, на которых он произвел большое впечатление. Пришло время попытаться встретиться с этими людьми. К счастью, у Бойнебурга для Лейбница были какие-то дипломатические и деловые поручения в Париже.

Лейбниц же ухитрился растянуть свое пребывание в Париже до четырех с половиной лет. Его дипломатическая миссия зашла в тупик, хотя и не по его вине, а поскольку дел было не так много, у Лейбница хватало времени для учения и дискуссий. Он окунулся с головой в новейшую математику, физику и технику, проводил время с такими ведущими мыслителями, как Арно и Мальбранш, и углублял свои знания о трудах Декарта. Большинство важных достижений Лейбница в математике, включая дифференциальное и интегральное исчисление, пришлось на парижский период, когда он в какой-то мере учился у Христиана Гюйгенса. Во время визита в Лондон он продемонстрировал рабочую модель своей вычислительной машины Королевскому обществу, которое избрало его своим членом. Машина стала первым арифмометром, который мог выполнять умножение и деление напряму [11] Без последовательного сложения или вычитания. — Прим. ред. , хотя и не умела, вопреки заявлениям Лейбница, извлекать квадратный и кубический корни.

Лейбниц, скорее всего, не покинул бы Париж, но найти подходящей работы там не удалось, поэтому он принял предложение герцога Ганновера стать его советником и интеллектуальным фактотумом. В Ганновере Лейбниц обосновался до конца жизни. Хотя он пользовался любой возможностью попутешествовать — и иногда к досаде трех последовательно сменявших друг друга герцогов, нанимавших его на протяжении многих лет, тем не менее, находясь в северной Германии, он был сравнительно изолирован, поэтому, наверное, неудивительно, что он написал так много писем. На пятом десятке своей жизни Лейбниц переписывался более чем с сотней людей одновременно. У него не было семейной жизни, которая могла бы отвлечь его от работы. По словам его секретаря, в возрасте 50 лет Лейбниц подумывал о женитьбе, «но его избранница попросила время подумать. Это дало и самому Лейбницу время на размышления, в результате коих он передумал и потому никогда не был женат» [70] Fontenelle, “Eloge de Leibnitz,” p. 126. Рассказ Фонтенеля взят из работ первого биографа Лейбница, Экхарта. .

На пути из Парижа в Ганновер, где Лейбницу предстояло начать новую работу, в ноябре 1676 г. он остановился в Гааге. Там он провел несколько дней со Спинозой, скончавшимся три месяца спустя. Они говорили о политической ситуации в Нидерландах, о Декартовой теории движения и планах Лейбница по созданию универсального языка; но больше всего интересовали Лейбница именно богословские аспекты философии Спинозы. Два года спустя он приобрел экземпляр посмертно изданной «Этики» Спинозы и перечислил пункты, которые делали эту книгу опасной. Одним из них было то, что Лейбниц назвал спинозианской «роковой необходимостью» [71] Leibniz, letter to Henri Justel, 14 Feb. 1678, in Sämtliche Schriften und Briefe, p. 592. . Все происходит потому, что так должно быть, что, похоже, не оставляет места свободе воли. Детерминизм Спинозы особенно тревожил Лейбница, так как и сам он придерживался подобных взглядов. Лейбниц стремился объяснить, что его собственный взгляд на судьбу, в отличие от версии Спинозы, соответствует христианским представлениям о человеческом выборе и моральной ответственности.

Как мы уже видели, Лейбниц утверждал, что «истинные атомы природы» придерживаются порядка, заранее установленного Богом: «…все происходящее с каждой субстанцией является следствием первого состояния, заложенного в них Богом» [72] Leibniz, letter to Arnauld, 30 April 1687, in PE p. 82. . То же самое относится и к людям. Согласно Лейбницу, все, что люди будут думать или делать, предустановлено еще до их рождения. Но это не значит, что люди не могут проявлять свободу воли, ведь способность принимать решения — это тоже одна из вещей, внедренных в людей Богом. С точки зрения Лейбница, если человек действует на основе осознанного выбора, а не в результате давления со стороны других людей, то этого вполне достаточно, чтобы считать его волю свободной. Неважно, что исход этого выбора предопределен заранее.

По словам Лейбница, важно то, является ли наш выбор «необходимым». Лейбниц любил приукрашивать свой рассказ о свободе, уверяя, что причины событий и действий «склоняют, не принуждая» [73] Лейбниц Г. В. Новые опыты о человеческом разумении // Лейбниц Г. В. Сочинения в четырех томах. Т. 3. — М.: Мысль, 1983. С. 178. . Это замечание довольно туманно, поскольку он никогда не пытался объяснять, что имеет в виду под «склоняют». Но он действительно объяснял то, что имел в виду под «необходимостью». Лейбниц различал два вида необходимости, которые называл «абсолютной» и «гипотетической». Абсолютно необходимо то, что необходимо само по себе, например математические истины. Ни при каких обстоятельствах два плюс два не может быть равно чему-то, кроме четырех: уравнение справедливо при любых обстоятельствах, поэтому оно абсолютно необходимо. А гипотетическая необходимость необходима только в отношении какого-либо другого факта или предположения. Например, из того факта, что Лейбниц никогда не был женат, следует, что он был холостяком, хотя мог бы жениться при других обстоятельствах. Таким образом, его холостая жизнь была гипотетической необходимостью, но не абсолютной. Точно так же, по словам Лейбница, наши действия, да и вообще все события необходимы только гипотетически. Они необходимы в том смысле, что Бог устроил мир именно так, как он это сделал, но сами по себе они не необходимы, потому что Бог мог устроить мир и иначе. Кажется неправдоподобным, но Лейбниц, похоже, думал, что такого различия между двумя видами необходимости вполне достаточно для спасения понятия свободы воли. Не многие философы согласились бы с ним. Возьмем один из собственных примеров Лейбница. Даже если бы Бог мог не создавать Иуду (что он все же сделал), трудно понять, как решение Иуды предать Иисуса может быть его собственным «свободным» выбором, если, как считал Лейбниц, бедняга не мог поступить иначе [74] См.: Лейбниц Г. В. Рассуждение о метафизике, пар. 30. . Едва ли для Иуды имеет значение или утешительно то, что его предательство не было «абсолютной» необходимостью, поскольку мир мог быть создан и по-другому.