Ирина Лобусова - Диббук с Градоначальницкой

В квартире было тихо и темно. Задернутые шторы так никто и не раздвинул. Володя включил электрическое освещение. Увидев разбитое зеркало над камином в гостиной, раввин поневоле отшатнулся. Таня, которая следила за ним, сразу же спросила:

— Что не так? Что? Что связано с зеркалами?

— Суеверия, — мертвыми губами ответил раввин.

— О диббуке? — уточнила Таня.

Он повернулся к ней.

— Вы уже слышали об этом? Да, о диббуке, — кивнул раввин, — о мятежном злом духе, который ищет живую душу, чтобы в нее вселиться. Есть поверье, что если в комнату одержимый диббуком человек войдет и посмотрит в зеркало, то оно треснет.

— И здесь, вы думаете, произошло нечто подобное? — настойчиво спросила Таня.

— Убийство всегда зло, — уклончиво ответил раввин. Помолчав, он взглянул на нее: — Кем был этот человек?

— Злом, — вырвалось у Тани. — В смысле — чекистом. Значит, злом.

— Хотел бы сказать, что вы ошибаетесь, но вы правы, — горько вздохнул раввин, уже испытавший на себе все «ласки» новых властей.

1929 год Сталин охарактеризовал как год «Великого перелома». Начался отказ от НЭПа, коллективизация и индустриализация. А кроме этого серьезно ужесточилась антирелигиозная борьба.

Тогда же был принят ряд нормативных актов, которые резко ограничивали права всех религиозных организаций и духовенства и позволяли властям закрывать религиозные учреждения. Все имущество храмов, молитвенных домов, мечетей, синагог, прочих религиозных общин описывалось и конфисковалось сотрудниками ГПУ. И священнослужители были абсолютно беспомощны перед карательными органами советской страны, которые таким образом пытались отделить церковь от государства, уничтожив религию полностью, так сказать, на корню.

8 апреля 1929 года вышло постановление ВЦИК и СНК СССР «О религиозных объединениях». Этот документ был основным правовым актом, который стал регулировать всю религиозную жизнь в СССР. Он ограничивал деятельность религиозных служителей стенами храмов, монастырей, синагог, мечетей, молитвенных домов. А библиотеки, кружки, читальни, школы религиозной направленности полностью закрывались.

Гонения на верующих.

Перевод надписи.

История диббука.

Как изгнать злого духа

Как уже говорилось, весна 1929 года ужесточила религиозные гонения. Верующие подвергались массовым преследованиям — в рабочих коллективах, учебных заведениях, в собственных домах… Против них натравливали соседей, устраивали жестокую травлю, подкарауливали возле церкви или синагоги, а потом изводили насмешками и издевательствами. В церковь теперь можно было ходить только тайком. И все священнослужители понимали, что грядут страшные времена. Времена, против которых молитва абсолютно бессильна.

К раввину уже приходили, причем не единожды. В последний раз большевики, среди которых были милиционеры и члены нескольких воинствующих атеистических организаций, вручили ему предписание освободить здание, стоящее рядом с синагогой. Там находилась библиотека, служебные помещения, школа… Кроме того, раввин должен был освободить жилье… Он со своей семьей снял квартиру поблизости, переехав на Виноградную, а вот библиотеку девать было некуда. К счастью, там же, на Виноградной, удалось снять небольшой дом с подвалом, выходящим в катакомбы. Туда он и собирался перенести книги из библиотеки и религиозную утварь. Всеми правдами и неправдами ему от властей удалось добиться отсрочки на месяц. За это время раввин очень надеялся перенести все и ничего не потерять.

Но понимание того, что верующие подвергаются жестоким гонениям, разрывало ему сердце. И это было отчетливо видно по его глазам, в которых поселилась горькая обреченность, и по жестким складкам, которые залегли у него вокруг губ.

Религиозные гонения на этом не заканчивались: велась широкая антирелигиозная пропаганда. Можно сказать, все население великой страны постоянно собиралось на какие-то лекции, политзанятия, с ним проводились агитационные беседы, его заставляли записываться в атеистические кружки. Для веры в Бога времени и места не оставалось.

Раввин постоянно слышал о страшных историях, которые происходили совсем рядом. К примеру, об одном собрании, проводившемся в Доме еврейской рабочей культуры. Собравшиеся говорили о еврейской автономной республике в Биробиджане. Оратор был никудышный, выступал тихо, так, что ничего не было слышно даже в первых рядах. Но при этом с первых же его слов стало понятно, что он абсолютно не знает еврейских традиций и культуры. Он путал религиозные праздники, термины, понятия, слова… И через какое-то время из зала послышался смех, сперва еле сдерживаемый, а потом и громкий.

Тут же выскочили активисты-дружинники с красными повязками на рукавах. Они вывели смеявшихся и передали в руки наряда милиции, который дежурил на входе. Всех их задержали и увезли. В зале больше никто не смеялся — повисла тишина. И тогда оратор во всю мощь начал заливать о том, как хорошо жить, когда нет религиозных праздников и норм, мешающих советским гражданам ударно работать.

После собрания всех присутствующих переписали, а потом каждого заставили расписаться в каком- то документе. Только потом всех отпустили домой.

Таких собраний по стране проходило все больше и больше. В результате очень многие отказывались от религии. Причины были разные: давление, карьера, хорошая должность, да и желание избежать осуждения и насмешек. Человек слаб — и нельзя было осуждать людей за их слабости.

Вот раввин и не осуждал, лишь продолжал молча страдать, услышав жестокое и нелепое, о чем он не хотел думать как о правде — выселить всех евреев из солнечной и всегда родной для них Одессы в дали какого-то непонятного Биробиджана. Ведь именно к этому призывали ораторы на собраниях. К счастью, начальство их слова пропускало мимо ушей, понимая абсурдность всего сказанного.

А потому раввин вполне понял Таню, назвавшую человека, убитого в квартире, злом. Это была правда.

Раввин остановился у разбитого зеркала и внимательно осмотрел его со всех сторон.

— Странно разбито, — провел он пальцем по раме, — как будто раздавили…

— Так и есть, — тут же отозвался Володя. — Эксперт подтвердил, что зеркало выдавили каким-то тяжелым предметом.

— Вы работаете в органах? — Раввин с интересом оглянулся на Сосновского.

— Нет, я журналист, — почему-то смутился тот, при раввине он чувствовал себя неловко.

— А кем же работал убитый?

— Сотрудником особых поручений при органах ГПУ-ОГПУ, — ответил Володя. Лицо раввина изменилось — он побледнел.