Марина Власова - Русские суеверия

Вторжение в пределы лесных, водяных и прочих владений сопровождалось соответствующей почтительной просьбой. Так, идя за водой, говорили: «Хозяин, хозяюшка, разрешите мне водички взять» (волог.) .

«Хозяинушко [лесной домовой] есть главный владетель, обитатель всякой лесной избушки или старого ветвистого дерева, под которым, если человек желает остановиться для ночлега, должен испросить согласие» 〈Шабунин, 33〉. «…Охотники, кто в лес ходит, когда надо в лесу переночевать, – спрашиваются у хозяина: „Пусти, хозяин, не век вековать, а одну ночь ночевать“. Так три раза скажут и спать укладываются. А то, если не сказать, бывает, хозяин пихнет что-нибудь в огонь, напугает или еще что» (волог.) . «На тоне первая уха для хозяина с хозяюшкой: „Идите с нами ухи хлебать!“ – приглашают их. Не успеешь поесть – они все съедят» (мурм.) . Хозяевам оставляли хлеб, пироги (на печи либо за печью).

«Раньше, до колхоза, давно дело было. Тони были на реке Варзуге: Колониха, Прилука, Сиговка, Черемкова Яма. Харвы были, сети. Самы на себя харвами ловили. Со скотом уходили на тони и жили там. А обратно уж осенью со скотом пойдешь. А старики оставались на тонях с харвами – сушить. Люди тогда верили очень, дак боялись. Который старик остался в Колонихе – спать заложился и еду положил за печку. Кулебячку, шанежку – хозяину да хозяйке. Слышит ночью: идет! В сени уж зашел! И голос: „Яков, Яков, не тронь его! Он мне кулебячку дал, мне после родов очень хорошо!“ И стихло все» (мурм.) .

Не угодивших ему посетителей хозяин избушки изгоняет различными способами: сбрасывает на пол с кровати, лавки, срывает дверь с петель, пугает шумом и своим появлением, выбрасывает на улицу.

В поверьях многих районов России хозяин и хозяйка – прежде всего домовые, дворовые духи, невидимо хозяйствующие в крестьянском дворе, доме. «Хозяин в дому такой, какие сами хозяин и хозяйка. Когда в новый дом идешь, кошку и икону несешь, говоришь: „Хозяин и хозяюшка, будьте вместе с нами, дайте жизни хорошей. Нам не ночь ночевать, а век вековать“» (волог.) .

«При переходе на житье в новопостроенный дом семейные хозяева приходят в старый дом и, раскланиваясь на все четыре угла избы, говорят: „Хозяйнушка-господин! Пойдем в новый дом, на богатый двор, на житье, на бытье, на богачество“» (арханг.) . На Терском берегу Белого моря произносят: «Хозяин с хозяюшкой, спасибо большо́, а в новый дом пожалуйте вместе, на веселое житье». «Если не позовешь хозяина (при переезде в новый дом), будет реветь, кричать, не будет лада в доме. Сказать нужно: „Хозяин с хозяюшкой, мы поехали, вы с нами оставайтесь. Поехали“» (волог.) . «Дом без хозяина не живет» (мурм.) .

Почтительное обращение к домовым хозяевам обычно дополняли подношениями, угощением. Ср. приглашение домового на заговенье – к оставляемой на ночь еде: «Господин хозяин, приходи заговлять. Вот тебе хлеб-соль, Божья милость, приходи кушай!» (забайкал.) .

Двор и скот также находились под неустанным попечением домовых, дворовых хозяев. На Вологодчине, покупая новую скотину, кланялись и ее прошлым «хозяевам-дворовым» (с просьбой отпустить), и новым (с просьбой принять): «Хозяин с хозяюшкой, пусти милого живота на корысть, на радость, добрым людям на зависть». «Как случится чего, на двор выходили, приговаривали: „Хозяин – дворовой батюшка, хозяйка – дворовая матушка с малыми детушками, со внучатами, правнучатами, прости меня, грешную“» (онеж.) .

Домовой дух, владетель избы, мог «владеть», распоряжаться и судьбами поселившихся в ней людей. В олонецкой быличке хозяин-домовой будит (в Польше!) заснувшего на посту солдата, своего «подопечного» по деревенскому дому. «Подошел офицер – осматривал посты, и тут с ним наш главный генерал. Застали бы на спанье и дали бы мне! Отдал честь; переменили пароль и ушли. 〈…〉 Век спасибо хозяину, что побудил вовремя. Носа же, что попало штыком (домовой «съездил» солдата штыком, когда будил. – М. В. ), не могли год заживить – дурит, да и только. Напоследок лекарь лазаретный плюнул. „Фу-ты, – говорит, – поганый какой у тебя нос!“ Так с больным носом и ушел домой, да на родине попалась баба, посмотрела на воду: помыл этой водой, и зажило в три дня».

Пренебрежительное отношение к многочисленным хозяевам, окружавшим крестьян, навлекало несчастья; в таких случаях у хозяев просили прощения, с поклонами и приношениями (гораздо реже домовых и дворовых духов наказывали, изгоняли, естественно не именуя при этом хозяевами).

ХОМУТИ́ННИЦА, ХОМУ́ТНИЦА – вид порчи, сопровождаемой появлением опухолей.

«Хомутец надевают не только на человека или животных, но и на неодушевленные предметы, например, если в самоваре тухнут угли или в кран не течет вода, значит на самовар надет хомутец» (забайкал.) .

Хомутница – ведьма, колдунья, которая «портит» посредством «надевания хомута».

Согласно забайкальским поверьям, хомутец – «одна из распространенных порчей». «Опухнет ли у кого-либо веко глаза, язык или появится кольцеобразная опухоль на других частях тела, и уже говорят: „Надели хомутец“. Преимущественно хомутец надевается на половые органы» 〈Логиновский, 1903〉.

«И вот, значить, одна была – она портила. 〈…〉 Вот эти хомуты надевала. 〈…〉 Вот она, примерно, если даже по ветру пускает. Ветер дунет внезапно, и ты попадешь, токо бы на твое имя она вздумала нахряпать. 〈…〉 А одне одеют, а други, значить, снимают эти хомуты. Тоже шёпчут, на масло ладят, на скотское» (вост. – сибир.) .

Борьба с этой разновидностью порчи, как и с насылавшими ее людьми, могла принимать жестокие формы. Когда во второй половине 1880-х гг. в Нерчинско-Заводском округе начался падеж скота, «население признало в этом порчу хомутец и лихорадочно стало искать виновников». Виновной признали десятилетнюю девочку, «которая якобы сидела у двери, что-то шептала, после чего корова заболела». Девочка, в свою очередь, сообщила имя учившей ее женщины-порчельницы. «Тогда отец девочки заявил об этом в станичное правление, а последнее собрало сход и потребовало на сход всех женщин, которых кто-либо из сельчан подозревал в том, что они занимаются порчей. Станичные власти надели на подозреваемых женщин лошадиные хомуты и в этом наряде несчастных погнали по всем улицам деревни, сопровождая позорное шествие трезвоном в железные заслонки и чугунные сковороды. Не удовлетворившись настоящим издевательством над своими жертвами, от которых отвернулись мужья, братья и родители, ставшие на сторону общества, в заключение сельские власти публично высекли несчастных женщин» 〈Логиновский, 1903〉.

«Надевание хомута» как способ «обуздания» подозреваемых в колдовстве (их выявления и нейтрализации), а также лечения кликуш практиковалось во многих районах России.