Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 2

Кроме указанных стран, реформация распространилась и в других государствах, каковы Чехия и Венгрия. По истории реформации в Чехии, кроме трудов о гуситском движении в XV веке, указанных в первом томе, существуют еще труды Гиндели, Червенки, Дени и др. [14], а для Венгрии – книга Палаузова и др. [15]

Южнороманские страны были также затронуты реформационным движением XVI века, хотя оно здесь не привилось, а встретило против себя сильный отпор, так что начало так называемой католической реакции было положено именно в Италии, Испании и Португалии. Истории этих любопытных отношений посвящено также несколько трудов, каковы старые, переведенные по‑французски и по‑немецки сочинения M'Сrie«История успехов и подавления реформации в Италии» (History of the progress and oppression of the reformation in Italy) и такая же история реформации в Испании, «История реформации в Италии» (Storia della riforma in Italia) Комбы, «Итальянские еретики» (Gli eretici d'Italia), Канту, «Реформация и её мученики в Италии» (Die Reformation und ihre Märtyrer in Italien) Эрдмана, «История испанского протестантизма XVI в.» (Geschichte des spanischen Protestantismus im XVI Jahrhundert) Вилькенса, «История испанских протестантов» (Historia de los protestantes espanoles) де Кастро (есть нем. пер.), «История испанских еретиков» (Historia de los heterodoxos espanoles) Менендеса‑Пелайо и «История испанского протестантизма и инквизиции в XVI в. (Beiträge zur Gesch. der span. Protestantismus und der Inquisition im XVI J.) Э. Шефера [16].

Если ко всем указанным историческим трудам по истории реформации вообще и в отдельных странах прибавить еще сочинения по общей оценке реформации [17], о предшественниках реформации и об её отношении к гуманизму [18], о сектантстве реформационной эпохи [19], о католической реакции [20], которые будут указаны ниже, сочинения по истории отдельных событий и движений, находящихся в связи с реформацией, каковы рыцарское и крестьянское восстания в Германии, нидерландская и английская революции, тридцатилетняя война и т. п., то мы получим громадную литературу, которая с разных сторон освещает нам этот важный период в истории Западной Европы. Вся приведенная литература относится к последним двум третям XIX и началу XX в. Действительно, только с тридцатых‑сороковых годов XIX в. начинается настоящее научное отношение к реформационной истории. Конечно, ею занимались и раньше, начиная с современников и их ближайшего потомства, но долгое время в сочинениях по этой эпохе преобладали церковное содержание и вероисповедная точка зрения: первые истории реформации рассматривают ее, главным образом, как крупное событие в истории религии и церкви, при чем защищают то или другое протестантское вероисповедание или, как это сделал, напр., в XVI веке Боссюэт в своей «Истории изменений в протестантских церквах», наоборот, католицизм. Лишь в XIX в. выдвинуто было вперед политическое значение реформации. Книга Гейсера главным образом и отразила на себе такой политический взгляд на реформацию. Новые научные направления – культурное и социальное – завладели также этим предметом, а именно: одно – примкнув к старому церковно‑религиозному направлению, только расширив его и лишив вероисповедной окраски, другое – соединившись с политическим взглядом, но углубив его посредством привлечения к исследованию тех социальных, в особенности экономических, перемен, которые входили в состав или причин, вызвавших реформационное движение, или следствий, им произведенных. Открытие экономической подкладки реформационного движения, особенно стремление к изучению реформации с этой стороны относятся к более близкому времени [21]. Во‑первых, церковь, т.е. духовенство и монашество, представляла собою общественный класс, опиравшийся, между прочим, на крупное землевладение, и реформация, уничтожившая сословные привилегии клира и церковное землевладение, должна была поэтому произвести переворот в социально‑экономических отношениях. Во‑вторых, социальное недовольство, особенно народных масс, принимало религиозную окраску, и желание улучшить свою судьбу заставляло их уходить в секты, проповедовавшие не одни религиозные, но и общественные доктрины.

Эта точка зрения заслуживает большого внимания, хотя, разумеется, одна она – при всей важности классовых интересов и отношений – не в состоянии объяснить такое сложное явление, как реформация: социальное направление в изучении реформации есть желательное и необходимое дополнение, расширяющее прежние постановки вопроса, но оно только утрачивает свою научность, когда суживает исторический взгляд, сводя главные явления реформационной эпохи к одному взаимоотношению общественных классов на почве, главным образом, экономических интересов [22].

Нескольких общих замечаний требует и другая сторона дела. Грубо‑конфессиональная точка зрения первых историков реформации в наше время уступила место более объективной критике. Главная заслуга исторического выяснения всей эпохи принадлежит, тем не менее, несомненно, писателям протестантским или сочувствующим протестантизму, как известной форме религиозного сознания, и в общем писатели католического лагеря напрасно стараются поколебать их представление о реформации, хотя в частных случаях и нужно считаться с вносимыми и с этой стороны поправками, тем более, что на суждения и протестантских историков нередко оказывали влияние предвзятые взгляды. Любопытно только, что тяжба между двумя лагерями перенесена теперь на новую почву: прежде спор шел о том, на чьей стороне религиозная истина. тогда как теперь противники стараются доказать, одни – что реформация содействовала общему культурно‑социальному прогрессу, другие – что она его затормозила, т.е. отыскивается некоторый неконфессиональный исторический критерий для решения вопроса о значении реформации.

С этой последней точки зрения реформация также обсуждалась в целом ряде сочинений метафизического или позитивистического характера (напр., Бидермана, Бокля, Карьера, Конта, Диркса, Дрэпера, Гизо, Гегеля, Гельвальда, Генне-Ам-Рина, Германа, Кольба, Лорана и друг. [23]. Но только в историко-философских обзорах последней категории делались попытки выяснить историческое значение реформации без отношения к внутренней истинности или ложности протестантизма. Однако, и тут мы встречаемся с односторонним отношением к делу. Перенося на прошлое тот взгляд на положительное знание, с которым в позитивизме соединены надежды касательно будущего, легко было объявить «органическим» лишь то историческое движение, которое проявилось в развитии науки, долженствующей дать прочные основания для всех областей мысли и жизни. Рядом с ним, как расчищающее ему путь, было поставлено другое – критическое, разрушавшее то, что не могло быть уничтожено первым по его слабости, но что должно было быть уничтожено для созидания нового, и вот от этих двух движений: органического – положительного, созидательного, и критического – отрицательного, разрушительного – стали отличать третье движение – «реформационное», как такое, которое лишь по видимости стало во враждебные отношения к старому порядку вещей, но в действительности стремилось только преобразовать старину, сохраняя прежнее содержание под новыми формами. С указанной точки зрения первое движение представлено успехами положительной науки, на первых порах в области естествознания и лишь гораздо позднее в сфере человеческих (культурных и социальных) отношений, второе – развитием скептицизма, направленного на вопросы отвлеченной мысли и реальной жизни, третье же – возникновением и распространением протестантизма, который унаследовал от католицизма враждебное отношение к свободной мысли. Поэтому многие склонны видеть в реформационном движении более реакционное, чем прогрессивное явление. Такова в общих чертах точка зрения, выставленная французским позитивизмом и внушенная ему, конечно, многими действительными отношениями реформационной и послереформационной эпох. Эта точка зрения односторонняя. Во‑первых, здесь имеется в виду лишь одно умственное развитие: только по отношению к нему она рекомендует оценивать религиозную реформацию, сопровождавшуюся действительно падением светской науки и развитием теологической нетерпимости, но при этом забываются другие сферы жизни – моральная, социальная и политическая, а в них реформация играла разную роль, смотря по обстоятельствам места и времени. Во‑вторых, с рассматриваемой точки зрения вне реформационного движения в эпоху его господства действительную силу могло иметь только движение критическое, так как органическое едва‑едва зарождалось, а потому по своей слабости и ограниченности не могло играть общественной роли. Последнее вполне справедливо, но в таком случае, раз само критическое движение имело лишь отрицательное и разрушительное значение, весьма естественно было, что, имея надобность в положительных воззрениях и стремясь к созданию новых отношений, люди XVI и XVII веков должны были идти под знаменем религиозных идей, протестантских и сектантских. Религиозная реформация XVI в., несомненно, затерла светское культурное (между прочим, и научное) движение гуманизма, но гуманистическая мораль, политика и наука не могли сделаться такою же силою в широких кругах общества и особенно в народных массах, какую представляли собою в то время протестантские и сектантские движения, – не могли быть такою силою и по внутренним своим свойствам, по крайней неразработанности собственного содержания, и по внешним условиям, по несоответствию культурного состояния общества. Во всяком случае это – историко‑философский взгляд, применимый лишь к рассмотрению судеб светского образования, положительной науки и свободного исследования в новое время, и он, как и всякая исключительная точка зрения, не должен подавлять собою все при рассмотрении столь сложного и разностороннего исторического явления, каким была реформация [24].