Windows User - Кареев Н.И. История Западной Европы в Новое время. Том 2

Причины реформации, заключавшиеся в порче церкви, в гнете курии, в привилегиях клира, а также и в чисто социальной оппозиции духовенству, существовали везде, но в Германии они действовали особенно сильно, ибо, с одной стороны, редко где религиозность отличалась таким интимным, моральным характером, как в тогдашнем немецком народе, а с другой, и мало какая другая нация находилась в таком унижении перед римской курией, как немецкая, вследствие того, что её политическое бессилие было удобной почвой для развития папских притязаний. Религиозное настроение Германии проявлялось в переводах Библии и развитии церковной песни еще до Лютера; своим знаменитым переводом и. своей богослужебной лирикой он только затмил более ранние проблески стремления читать св. писание и молиться на родном языке. Обнаруживалось, далее, это религиозное настроение в образовании мистических кружков, в благочестивых трудах «братьев общей жизни», в гуманистических занятиях богословием на новых основах, в существовании скрытых еретиков, в постоянной заботе о церковной реформе, для проведения которой высказывалось желание о новом вселенском соборе. И вот это национальное раздражение против Рима в соединении с неудовлетворенностью религиозно настроенного народа тем, что ему давала церковь, и объясняют успех протеста Лютера во всех слоях немецкой нации. Уже из этого видна двойственность причин реформации: для многих национальная сторона дела была даже выше религиозной, ибо около 1520 г. некоторые сторонники Лютера прямо советовали ему отказаться от догматической части своих сочинений и остаться лишь при том, в чем выразились национальные стремления немцев, недовольных вымогательствами курии и её вмешательством во внутренние дела Германии: из религиозного реформатора, каким был Лютер, они хотели сделать народного вождя в том чисто светском и безусловно внутреннем перевороте, который подготовлялся в Германии независимо от «порчи церкви» и хозяйничания римской курии.

Германия, как одно политическое целое, находилась в эту эпоху в состоянии, так сказать, неустойчивого равновесия, не имея определенного центра тяжести, перестав быть единым государством, но и не превратившись окончательно в простую федерацию. Поэтому здесь давно уже чувствовалась необходимость государственной реформы, которая вывела бы страну из того хаоса, какой представляли из себя её учреждения. Главным политическим вопросом, давным‑давно поставленным ходом государственного развития Германии, как известно, был вопрос о взаимных отношениях императорской и княжеской властей. Золотая булла Карла IV (1356) узаконяла в государстве особое положение курфюрстов, на которых переносилась часть императорских прерогатив, и создавала из этих семи князей как бы зерно имперских сеймов. На последних рядом с курфюрстами мы видим других князей, в территориальном отношении нередко более могущественных, чем сами курфюрсты. Мало-помалу курфюршеские права распространились и на них, но это усиление значения князей не сопровождалось выработкою более определенных форм имперского устройства, так что и имперский сейм имел характер какой‑то незаконченности, и взаимные отношения императора, князей и городов, тоже представленных на сейме, не отличались ни устойчивостью, ни последовательностью. Это давало себя знать, например, в образовании частных союзов между отдельными политическими элементами, каковы союзы городов – рейнский, швабский и ганзейский, имевшие своею целью, между прочим, взаимную защиту и поддержку земского мира, – давало себя знать и в тех столкновениях, какие происходили между городами и князьями. Известна городская война второй половины XIV века, в которой участвовали, с одной стороны, швабский союз, а с другой – князья под предводительством герцога вюртембергского. Последние вышли победителями из этой борьбы. Они нанесли поражение не только городам (битва у Дёффингена 1388 г.), но и имперскому рыцарству, задумавшему воспользоваться этим междоусобием для своих целей: после этого были запрещены всякие союзы как городские, так и рыцарские. Политическая реформа была, таким образом, настоятельною необходимостью: нужно было что-либо более определенное и прочное – в унитарном ли, или федеративном смысле, – все равно, и это особенно сознается в середине XV в. при Фридрихе III. Инициативу реформы взяли на себя курфюрсты. Курфюршеская коллегия, благодаря изданной за сто лет перед тем золотой булле, была единственным сколько‑нибудь организованным политическим учреждением, которое могло взять на себя инициативу; но попытки курфюрстов, главным образом, на сеймах между 1456 и 1476 годами ни к чему не привели. Помимо того, и в самом обществе уже создавались планы политической реформы, вроде «Реформации короля Сигизмунда», позднее «Реформации Фридриха III» и т. п. Но Фридрих III вовсе не был таким человеком, чтобы можно было ожидать от него умелого и энергического участия в этом деле, а потому все надежды были возложены на его сына Максимилиана, выбранного на сейме 1486 г. в «римские короли», т. е. наследником Фридриха III. Царствование Максимилиана I (1493–1519), главным образом, и должно быть рассматриваемо с точки зрения надежд, возлагавшихся на этого императора, когда еще его выбирали в римские короли. Любопытно, однако, что в реформе, которая была при нем предпринята и проведена, выразилось прямо недоверие к тому, чтобы сама императорская власть была способна дать Германии надлежащее единство. Эта реформа основывала новый порядок, – впрочем, не утвердившийся в полном своем объеме, – не на расширении власти императора, а, наоборот, на усилении княжеского влияния; в этом и заключалась причина того, что реформа не встретила сочувствия императора. Исключительно занятый своими династическими интересами, создавая обширные политические планы, смотря на империю лишь как на средство, которым следует пользоваться для достижения целей, бывших совершенно чуждыми и имперским чинам, и всей нации, нуждаясь постоянно в денежных средствах, зависевших главным образом от князей, Максимилиан не мог ставить ребром вопроса о своих отношениях к князьям, не смел противиться их желаниям, хотя соглашался на их требования весьма неохотно, без намерения исполнять свои обещания и даже с тайной мыслью мешать тому, что ему казалось невыгодным или даже оскорбительным в предпринятом имперскими чинами деле. Вормсский сейм 1495 года, установивший «общий и вечный земский мир», под страхом имперской опалы и лишения покровительства законов за всякое самоуправство, учредил имперский верховный суд (Reichskammergericht). Лишь председатель этого суда назначался императором, а остальные члены (16) – курфюрстами и князьями (14), а также и городами (2). Далее, империя была разделена на десять округов (Kreise) с определенным контингентом конницы (4 т.) и пехоты (20 т.) для каждого округа, а во главе округов было поставлено по два окружных старшин (Kreisobersten) из наиболее могущественных князей для начальствования над окружным войском с правом приводить в исполнение приговоры верховного суда. Земский мир и окружное устройство еще не противоречили интересам Максимилиана, но он весьма неприязненно относился к верховному суду, и вот он создал ему противовес в Вене в виде Reichshofrath'а для наследственных габсбургских земель. Но с особенным нерасположением отнесся он к плану имперских чинов учредить особый правительственный совет, которому принадлежала бы весьма широкая компетенция в охране внутреннего мира и внешней безопасности империи, а также право заведовать государственными доходами. Антагонизм между императорскою и княжескою властью все более и более обострялся. Максимилиану, однако, не приходило в голову опереться на те общественные и народные силы, которые были враждебны княжескому порядку и пошли бы за императором в деле политического объединения и соответственных государственных реформ под условием преобразований и в гражданском быту. Сами по себе изменения, введенные при Максимилиане в устройстве империи, не были настолько серьезны, чтобы ими мог быть решен вековой политический вопрос организации верховной власти в Германии, а тут еще сам император противодействовал всему, что могло внести более определенности, порядка и устойчивости в государственный быт Германии. Когда в 1519 г. в преемники Максимилиану был избран внук его Карл, вопрос о взаимных отношениях между императором, как немецким королем, и князьями оставался, таким образом, нерешенным, хотя, по-видимому, эти отношения и были определены избирательной капитуляцией Карла. Поэтому вопрос опять был поставлен самою жизнью, но решение его на этот раз происходило уже в связи с религиозной реформацией. Ведь ему фактически принадлежала верховная власть в стране, тот и был защитником её национальных и политических интересов против Рима. Дело в том, что перед началом реформации, особенно с царствования Фридриха III, отличавшегося уступчивостью по отношению к папству, представителями политической оппозиции против папства были главным образом курфюрсты и вообще князья, хотя и сам Максимилиан становился также в ряды недовольных вмешательством курии в немецкие дела. В Германии в начале XVI века обнаруживалось стремление не только к политическому объединению, но и к национальному освобождению, а потому для всей внутренней жизни немецкого народа было важно, кто станет во главе этого национального движения – император или князья; так как национальное движение было соединено с религиозным протестом, то это значило также, чья политика в церковном вопросе окажется более национальною, и кто, защищая народные права против курии, на этом утвердит свое политическое значение и, определяя по‑новому взаимные отношения церкви и государства, воспользуется переменою для упрочения своей власти.