Эспер Ухтомский - От Калмыцкой степи до Бухары

Открываются ворота во дворце наместника. Сперва ведут быков, предназначенных на заклание богам, за ними следуют белые лошади * [U8] ) и колесницы Ормузда, Митры (солнца), потом еще повозка с пурпурным убранством коней. Несколько человек несут большой сосуд с неугасимым пламенем.

Кир едет в колеснице с возничим, весь в багряных одеждах, с ярко-желтыми сапогами, развевающимся плащом, повязкой на челе, серьгами, цепью на шее, широкого белою каймой, от головы до ног, на драгоценном платье. Две трети гвардии поворачиваются и открывают шествие перед царем, последняя треть замыкает. По бокам его гарцуют триста вершников с дротиками. Следом движутся двести придворных лошадей в раззолоченной сбруе и пестрых чепраках, 2000 копейщиков и 30000 всадников, между которыми /111/ особенно выделяются парфяне, мидяне, темнокожие белуджистанцы, скифы, армяне. Хочешь себе представить эту картину - и красок не воссоздать: отлетевшая жизнь ускользает от воображения.

По близости к храму, при появлении старшего жреца (в белом, с посохом), царь направляется туда пешком. Но, чтобы он не ступал по земле, лидийские ковры стелются ему под ноги. Над головой его держат парчовый балдахин с вытканными львами и быками, с солнечным крылатым диском по середине. Все вокруг блещет золотом, серебром, слоновой костью. Смежные туранцы, собравшиеся посмотреть на всемогущего повелителя, безмолвны, ослеплены. Ему же, вероятно, грезится, как он совершит никому пока невозможное: пройдет степи, уничтожит кочевников. Ну, мыслимо ли не раздавить варваров‚ которые едят бесполезных старцев своего племени, сварив их вместе с мясом ягнят? * [U9] )

И тускнеет видение, и в туманной дали вырисовывается нечто другое: пески, засыпан- /112/ ные мертвыми телами, истомленное жаждой войско, дикие наездники-истребители, тяжело раненый, беспомощный Кир... А грубые останки Гяур-Калы по прежнему сереют в двух шагах от меня и даже жутко подумать, сколько они видели, сколько знают, насколько простой камень любой твердыни устойчивее вереницы человеческих поколений.

Вскоре после несчастного похода, где пал сам великий властелин, Иран обуреваем междуусобиями. Окраины не признают Дария. В Мерве поднимает знамя мятежа какой-то Фрада. Наступает ноябрь 518 г., до Рождества Христова. Царский полководец Дадарзис одолевает бунтовщиков. Им режут уши, носы, языки, распинают непокорных. Государство переживает время мудрых реформ.

Правительство убеждается, что ему подведомственна масса разнородных элементов и править ими, при помощи одного насилия, есть безумие. Учреждаются сатрапии со строго определенным штатом высших чиновников, в число коих принимаются лишь люди старательно подготовленные, из хороших семейств, воспитанные под надзором царя. Каждая страна сохраняет свои обычаи, верование, родную речь, - и это, от русских скифов до Индии, и на запад до /113/ Ионийских островов, Египта, Абиссинии, Карфагена.

Население колоссальной империи насчитывало приблизительно от ста до двухсот миллионов. Доходы с подданных составляли, по нынешней стоимости денег, около двух миллиардов рублей, хотя подати были очень необременительны. Среднеазиатских жителей в эту эпоху, по-видимому, было значительно больше, чем теперь. Пограничные сатрапы пользовались чрезвычайною властью, но подвергались также грозной ответственности, нередко платились жизнью. Наряду с ними питали много нравственной силы секретари, все проверявшие и обо всем доносившие в столицу, также военачальники. Вдобавок, иногда внезапно являлись царские приближенные, чтобы лично убеждаться, существует ли порядок.

Повсеместно ввелись почтовые сообщение. Гонцы с указами быстро доставляли их, как угодно далеко. Торговля процветала. Товары шли через Сирию и Персию к Нисе и Мерву , затем в Индию, Тибет, Кашгарию, китайские владения. Некоторые писатели, оптимистически глядя на наше движение в Азию, предсказывают, между прочим, и Закаспийской области замечательное будущее. Но ведь едва /114/ ли ей можно разумно пожелать что-нибудь иное на первых порах, как вернуть хоть малую долю былого богатства и блесна? Необъятна держава, владеющая ныне мервским оазисом, - однако он изображал из себя некогда часть большого целого, выдающийся культурный центр, жемчужину в венце персидских государей. Таким положением местность обязана неусыпному труду и мужеству иранцев. Если и у нас здесь пробудится одинаковое рвение, мы отгоним злых духов от Гяур-Калы. Иначе эти неуклюжие развалины еще долго-долго прослужат убежищем для детей Аримана.

Возникает вопрос: есть-ли в русских необходимая упорная энергия, чтобы творить в Средней Азии, на подобие цивилизованных предшественников? До сих пор, кроме проведены железной дороги, которая обратила на себя внимание всего света, мы еще почти ничем не доказали своих способностей в желательном направлении. Оттого-то развенчанный Мерв и стоит передо мною точно укоряющий призрак. Кто вернет ему прошлое? Да и можно ли его вернуть? Если же нет, то зачем европейцы смущают угрюмый сон этой местности? Ведь ей, при виде пришельцев с запада, вспоминаются другие времена. /115/

Сыны Эллады когда-то ступали здесь, добывая Александру наследие Дария. Благоденствующие сатрапии на северо-восточных окраинах Ирана, по слухам, давно были известны грекам, невольно их притягивали.

Когда успех за успехом привел героев во внутрь славнейшего материка и им надлежало испробовать силы в борьбе с кочевыми элементами, македонский вождь, по стопам прежних воителей, вступает в мервский оазис. Вода реки Мургаба (по выражению древних, Маргуса) нездорова для солдат. К счастью, открываются прекрасные источники. Кругом - земной рай, виноделие в отличном состоянии , плодородная почва изрыта канавами и дает урожай сам сот. Одна беда - границы беспокойны. Там‚ где теперь по берегам нагая равнина, две тысячи лет назад виднелись леса. Туда-то маленькими отрядами пробирались и оттуда стерегли добычу степняки. Западные завоеватели стали в Мерве твердою ногой, принялись строить укрепления. Еще в данную минуту около Гяур-Калы заметны следы другой твердыни, и туземцы величают ее в честь Александра Искандер-Кала. Был ли он тут или нет, трудно ответить категорически. Мне думается однако, что отрицать факт /116/ не представляется особенных оснований, раз допускается пребывание царя в пунктах довольно близких. Наконец, где к нему явился с 1500 всадниками хан нынешних хивинских владений Фаразман, предлагая содействовать покорению народов южной Россий? Легче указать на Мерв, чем на Самарканд.

Союзник, предлагавший свои услуги для новых отдаленных походов‚ уверял, будто имеет связи и между кавказскими горцами, и на Дону. Это вполне возможно, если принять в соображение характер тех стран и постоянное их объединение, начиная с проблесков истории. Правители Хорезма, из которого приходили звать македонян, стояли во главе просвещенного население, вкусившего от персидской культуры, и кроме того окружены были массой тяготевших к ним кочевий. Что же удивительного, если власть современных хивинцев простиралась тогда очень далеко!