Ахто Леви - Улыбка Фортуны

Установил он Христа сначала в ногах постели, затем, устыдившись, поставил в угол у письменного стола, где тот отлично смотрелся, и, когда пишешь, можно воображать себя у Христа за пазухой.

Еще заслуживают внимания панно с золотыми ангелочками, белокрылыми, раздобытое Концентратом, и два колоссальных медных подсвечника. И шкура медведя, которую он постелил у кровати на полу. Больше ничего путного ни Серый, ни его приятель обнаружить не сумели. На этом они и успокоились, потому что настало лето и они уехали в Эстонию отдохнуть на природе — единственной и неповторимой. В деревенской глуши они нашли не только отдых, но и кровать, в сравнении с которой кровать Вертинина просто не смотрелась.

Поселились они у премилой костлявой старухи с хитрющими глазами, великой охотницы за мухами. Она убивала их мухобойкой, и особенная страсть к этому занятию овладевала ею, едва они садились за стол. Дом у нее был большой, многокомнатный. Тут они этот шедевр старья и обнаружили. Кровать стояла без дела, заваленная всякой всячиной: овечья шерсть, старые церковные книги, прядильные принадлежности. Что в ней было замечательного — это львы. Это массивное дубовое сооружение украшал орнамент, изображающий львов. Представив себе удивление и зависть Вертинина, Серый решил приобрести кровать любой ценой.

Когда он открыл хозяйке свою симпатию к ее старой кровати, она твердо заявила, что кровать не продаст, ведь на этой кровати она свадебную ночь провела. Напрасно Серый доказывал, что было это давно, что муж ее умер много лет назад, что кровать ей не нужна и навалено на ней барахло. Старуха упрямо твердила свое. Сговорились на том, что если Серый купит и приведет корову, то сможет, пожалуй, увезти кровать.

Немало дней приятели таскались по деревням в поисках коровы или какой-нибудь другой кровати, но коровы нигде не продавались, а кровать они не нашли. Наконец, в пятидесяти километрах от старухиного дома, В глухой-преглухой деревне они приобрели корову — худую, не первой молодости, но выбирать было не из чего.

Еще были трудности с доставкой коровы. Дорога проходила в десяти километрах от деревни, и это расстояние Серый тянул корову за собой на веревке. Концентрату было поручено организовать машину в условленном месте.

Корове вовсе не улыбалась прогулка с Серым. Он ее тянет, а она упирается изо всех сил. Каждый километр стоил им огромного труда. Завидев ручей, скотина круто повернулась и помчалась, закидывая ноги, к воде, довольная, она залезла в ручей, куда Серому в туфлях войти было неудобно. Выручили бутерброды. Он протянул их корове, когда же она подошла с высунутым языком, чтобы их слизнуть, схватил ее, а бутерброды съел сам.

Остальное путешествие прошло организованно, и вскоре они могли бы торжествовать победу. Однако старуха, взглянув на корову, понуро стоявшую в ее дворе, заявила, что это не корова.

— Что же это! — взревел Серый и начал проклинать всех старух на свете и всех коров. Он впал в истерику и орал так, что старуха, опасаясь, как бы его не хватила кондрашка, сжалилась и велела завести «эти кости» в сарай, надеясь как-нибудь нарастить на них мясо. Кровать со львами через неделю перекочевала на квартиру Серого.

После этого диковинные вещи стали сами прилипать к его рукам. Он даже не заметил, как «увел» из музея миниатюрную килограммовую пушку, заменившую на его столе пресс-папье. Из другого музея он чуть было не вынес железные доспехи рыцаря тевтонского ордена. Это ему не удалось лишь потому, что они не подошли по размеру. А жаль — из них вышла бы превосходная вешалка. В дверь своей квартиры он врезал сверхсекретный замок и еще другой, которым запирают сейфы. К этому добавил хитроумное телескопическое устройство, позволяющее рассматривать посетителя сбоку.

А еще какие-то «специалисты» предложили ему установить механизм «капкан» — последнее достижение науки. Когда капкан защелкивается на руке или ноге непрошеного визитера, то одновременно включается аппарат «сирена», вой которого мог бы известить и об атомной войне. Но от этого пришлось отказаться: стоило это таких денег, что срочно нужно было издать еще какие-нибудь «Записки».

Набив дом диковинами, Серый вдруг затосковал, несмотря на фальшивые восторги посетителей. Концентрат — добрый сосед, скромный товарищ — почему-то перестал его приглашать на борщ и заходить к нему. Концентрат был теперь постоянно занят: либо писал свои архитектурные труды, либо катал из угла в угол рояль. А когда он купил себе холодильник, даже не пригласил Серого, чтобы обмыть новый предмет в хозяйстве. Их общение ограничивалось лишь кивком головы, скупыми, общими, ничего не значащими фразами. Причину происходящего Серый понять не мог, но чувствовал — отошел от него, охладел к нему Концентрат.

Чебурашка

Миусское кладбище граничит с Марьиной Рощей, славившейся в давние времена как притон воров и проституток. Нынешняя Роща мало напоминает старую, хотя рядом с большими светлыми башнями новых домов еще ютятся старые деревянные домики с коммунальными квартирами, но их судьба уже решена. Воры же, правда, встречаются, но бывшие и, с точки зрения нормального урки, в непростительных ситуациях: с детскою коляскою, авоськой с молочными продуктами...

Серый часто приходил сюда поразмышлять о жизни, поделиться своими мыслями с людьми, спящими вечным сном, ибо люди они опытные, видели жизнь, страдали и даже умирали, чем никто из живых похвастать не может.

Однажды в пасмурный день, когда настроение у Серого было особенно скверным, он брел среди могил, думая с раздражением, что эти двое — инвалид войны и бывший сотрудник колонии — были, возможно, в чем- то и правы, когда спрашивали, чем он станет заниматься, промотавши гонорар. Ведь он вовсе не стремился снова стать грузчиком, как предполагал когда-то. Да и прежним здоровьем похвастаться не мог. Часто открывались язвы, болели старые раны, полученные в скитаниях. Но чтобы быть писателем, надо писать. Он, хотя и продолжал вести дневник, уже понимал, что этого мало.

Трудно подчиняться дисциплине, навязанной тебе другими, но, оказалось, несравненно труднее подчиняться дисциплине, которую сам себе установил. Теперь он был свободен от чужой воли и подчинялся только собственной. И снова он не свободен... А может, он просто перепутал свободу с бездельем?

Скиталец, арестант, он приобретает свободу, сохраняет ее, ему улыбается Фортуна, и он может жить как подобает. А как подобает? Надо осмотреться, понять. Серый с изумлением начал замечать, что оказался в окружении людей, задыхающихся от скуки и праздной жизни, уверенных в своем интеллектуальном превосходстве. В сущности он был по- прежнему один. Чего стоит, к примеру, циничный совет Вертинина (Серый давно уже сторонился этого своего благодетеля, разгадав под маской общительного светского человека махрового циника, для которого нет ничего святого).