Эдуард Еласов - Зайди ко мне, когда уснёшь (СИ)

С того места, где Роман так удобно устроился, была видна часть двора и стена дома с двумя светлыми окнами на первом этаже. Хоть шторы были и задёрнуты, но не плотно, и в щёлку он неожиданно узрел фигуру Марии. В богатом платье из дорогого сукна, с кружевной шалью на плечах, она скользила по светлице, складывая рубахи на столе, почти так же, как совсем недавно он видел, только в их общем доме, пусть и небольшом полуподвале, но всё же семейном очаге. Это было год назад, может, и меньше, но для него не прошло ещё и нескольких часов, как он лежал в коленях этой женщины, а теперь наблюдал словно незнакомку, в этом чужом доме. Близкая и далёкая одновременно. Как же тяжело стало дышать! Что она там делает? Она ли это? Глаза не обманывали его, это была Мария, отчего на сердце становилось невыносимо больно.

"А что, если она несчастна в своём заточении, не по воле попала в золотую клетку"?! -- осенила Романа неожиданная мысль. Медлить было нельзя, он соскочил с забора, тенью прокрался к светящемуся проёму и осторожно постучал по стеклу. Мария обернулась на шум и откинула занавеску, но из-за кромешной темноты, не могла видеть лица человека, стоящего на улице. Скорее всего, она подумала, что пришёл кто-то из слуг, с поручением. Чуть погодя её силуэт появился на веранде, примыкающей прямо к дому.

-- Кто здесь? -- вглядываясь во тьму, спросила она.

-- Маша, это я! -- сделал шаг вперёд Роман, выйдя под тусклое освещение. Даже в сумерках было заметно, как она побледнела и судорожно, словно озябнув, завернулась в шаль.

-- Зачем ты опять пришёл? -- в её голосе не было ноток радости.

-- Забрать тебя домой! Что случилось, почему ты здесь? -- Роман искренне недоумевал.

-- Тебе ещё в прошлый раз всё объяснили и велели больше сюда не являться, -- Мария тревожно огляделась на мужские голоса, доносящиеся с противоположного конца двора. -- Сейчас вернётся супруг, и я не хотела бы...

-- Супруг!? Какой, к чертям собачьим, супруг? -- вспыхнул молодой человек. -- Я твой муж! И между прочим, обвенчанный с тобой пред алтарём.

Мария устало опустила руки:

-- Ты опять ничего не помнишь. Полгода мы уже не муж и жена. Архиерейским решением брак потерял силу...

-- Что?

-- С душевнобольными брак теряет силу. Тебя смотрел доктор. Но дело не в этом, а в том, что я не могу жить с таким человеком, который не помнит, что было накануне, постоянно говорит бесовские речи, и которому мерещится невесть что. Ты же опасен, для себя и для других, -- слова Маши, как холодный душ, обдали Романа.

-- Как же так!? Ведь всё было хорошо. Я тебя любил и люблю до сих пор, -- он был повержен и рассеян. -- Прости, я что-то, видимо, и в самом деле запамятовал. Что происходило со мной за этот год?

-- Ты стал вести себя очень странно. Пропускал службу, где-то бродяжничал. Ведал о каких-то людях и существах, с которыми постоянно общался. В твоих видениях стал приходить часовой мастер, с которым ты так любил разговаривать. А точнее, сам с собой. Зачем-то ломал часы, доказывая всем, что способен подчинить себе время. А потом и вовсе явился с хронометром на шее в храм со своими бредовыми пророчествами, якобы видишь грядущее... Кто тогда испугал батюшку? По-твоему, это не безумство?!

-- Безумство, -- покорно согласился Роман, -- Но я не помню.

-- Вот именно, "не помню". Тебе бы смириться и обратиться к Богу, глядишь, и восстановил бы здоровье. У тебя же бывают просветы в сознании, и ты неплохой человек... а теперь ступай, -- уже миролюбиво попыталась увещевать его Маша.

-- Я не хочу мириться с таким делом. Мне надо разобраться. Скажи, можем ли мы начать всё сначала? Клянусь, я уже выздоровел! -- не успокаивался Роман.

-- Нет, Ромушка, всё уже позади. Я замужем. У меня есть семья, -- холодно отрезала она и направилась к дверям. Жар нахлынул на лицо покинутого мужа. Душа взвыла от горя и стала чёрной как сажа. Весь мир, вокруг которого вертелась его жизнь, теперь провалился в бездну, и оттуда на него дыхнуло адским пламенем.

-- Я даже не знаю, -- медленно проговорил он, поднимая на бывшую жену пустые безумные глаза, -- Я даже не знаю, было ли тогда благо, когда ты умерла? Вот она, благодарность, за то, что я вернул тебя! Хороша теперь жизнь, рядом с богатым мужем, супротив холодной землицы?

На такие страшные слова Мария отпрянула от него, как от исчадия ада.

-- Ну вот, опять! -- крестясь, зароптала она. -- Уходи немедленно, а не то я позову слуг.

-- Ладно, посмотрим, чья возьмёт! -- Роман и вправду обезумел. -- Ишь, возомнили себе тут... Неблагодарные! Ну ничего, скоро я всё верну по-прежнему... посмотрим, как вы запоёте.

Мария его уже не слушала. Она поспешила спрятаться за дверями и плотно закрыть их на засов. Погасила в комнате свет, задёрнула занавесы и, рыдая, повалилась на кровать, уткнув лицо в подушки.

Безумец что-то ещё прокричал под окнами, когда его услышали мужики.

-- Тю! Чужой во дворе! Держи вора! -- раздались возгласы, а затем топот дюжины сапог.

Роман, как загнанный зверь, сначала метался вдоль забора и едва не получил вилами в бок от набегавших мужиков. Затем сумел перемахнуть ограду, и неудачно приземлившись, повредил ногу. Хромая и утираясь, он что есть мочи припустил в сторону реки. Крики и брань долго доносились за его спиной, пока вовсе не стихли, когда он кубарем скатился по склону.

Там, продравшись сквозь кусты, беглец оказался на насыпи железной дороги. Знакомое место, которое он сотни раз проходил с бригадой путейцев, и помнил каждую шпалу, заменённую на этом участке, каждый поворот и место для привала рабочих. Он был в своей стихии и только тут смог, наконец, перевести дыхание от погони. Нога сильно болела и опухла. Но он не обращал на это никакого внимания, душевная боль терзала его сильнее. Роман осознал каждый момент свидания с женой и с тоской подумал о том, что наговорил лишнего, тем самым усугубив своё положение.

Он остановился и огляделся. За поворотом со стороны пристани послышался натужный равномерный лязг и скрип. Роман по звуку определил, что это катит ручная дрезина, которую обычно путейцы используют для осмотра железной дороги. Так и есть, через какое-то время из-за поворота появились две мужские фигуры, мерно раскачивающие рычаг на платформе, грохочущей железными колёсами.

Он пригляделся и узнал их. Это были рабочие из его депо. Старший, крепкий, коренастый путеец Кузьмич, пользующийся в коллективе беспрекословным авторитетом. Никто, кажется, в депо не знал его полного имени, и поэтому называли просто -- Кузьмич. Второй, молодой подмастерье Иван, ценный не умом и смекалкой, а силой, часто дурной, но необходимой в таком тяжёлом труде. Они тоже узнали Романа.

-- О, Рома, каким ветром? -- панибратски заголосил молодой, но старший так сверкнул на него очами, что тот сразу осёкся и замолчал. Они остановили тележку, и Кузьмич сошёл с неё, чтобы первым поздороваться.