Наталья Долинина - Предисловие к Достоевскому

Но кончается глава ощущением не того вечера, а гораз­до более поздним. Ведь пишет Иван Петрович почти ч-ерез год после событий, когда он уже не предчувствует, а знает. Все время Иван Петрович старался не забегать вперед, не торопить событий, не подсказывать читателю, говорить ему только о том, что он сам уже тогда чувствовал или подозре­вал. Но концовка главы о предложении, сделанном князем Валковским, написана как исключение из принятой рассказ­чиком манеры повествования. Это голос человека, уже не сомневающегося: «Но как, должно быть, смеялся в эту мину­ту один человек, засыпая в комфортной своей постели, — если, впрочем, он еще удостоил усмехнуться над нами! Долж­но быть, не удостоил!»

Так мы, несомненно, узнаем, что все странное поведение князя Валковского было ложью. Но зачем ему эта ложь?

Отступление пятое

«ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ»

Зачем князю эта ложь? — такой вопрос мы задаем себе. Чтобы ответить правильно, понять, нужно, вероятно, вспом­нить страницы из более поздней книги зрелого Достоевского.

«— Извините, что я, может быть, прерываю, но дело до­вольно важное-с, — заметил Петр Петрович как-то вообще и не обращаясь ни к кому в особенности, — я даже и рад публике. Амалия Ивановна, прошу вас покорнейше, в каче­стве хозяйки квартиры, обратить внимание на мой последую­щий разговор с Софьей Ивановной. Софья Ивановна, — про­должал он, обращаясь прямо к чрезвычайно удивленной и уже испуганной Соне, — со стола моего, в комнате друга моего, Андрея Семеновича Лебезятникова, тотчас же вслед за посещением вашим, исчез принадлежавший мне государ­ственный кредитный билет сторублевого достоинства. Если каким бы то ни было образом вы знаете и укажете нам, где он теперь находится, то уверяю вас честным словом и беру всех в свидетели, что дело только тем и кончится. В против­ном же случае принужден буду обратиться к мерам весьма серьезным, тогда... пеняйте уже на себя-с!»

Говорит все это Петр Петрович Лужин, еще вчера счи­тавшийся женихом сестры Раскольникова и вчера же выгнан­ный Раскольниковым из комнат, занимаемых его сестрой и матерью. Речь эта произнесена на поминках по отцу Сони Мармеладовой: то есть при всех гостях, в день похорон отца, Лужин обвиняет Соню в том, что она украла у него сто рублей.

«— Я не знаю... Я ничего не знаю... — слабым голосом проговорила наконец Соня».

После этого Лужин произносит своим нестерпимо канце­лярским стилем длинную речь о том, как он пересчитывал и записывал деньги, как он уверен, что сто рублей взяла Соня.

Речь Лужина занимает больше страницы. Соня в ужасе снова отвечает, что ничего не брала у него. Но уже разгорел­ся скандал. Кричит хозяйка квартиры, сразу поверившая, что Соня украла, кричит мачеха Сони Катерина Ивановна, защищая Соню и требуя, чтобы ее обыскали и убедились: не брала она никаких ста рублей. При этом Катерина

Ивановна принимается сама выворачивать Сонины карма­ны — и вдруг на пол падает сторублевая бумажка. Соня в отчаянии.

«— Нет, это не я! Я не брала! Я не знаю! — закричала она, раздирающим сердце воплем, и бросилась к Катерине Ивановне».

Но все кругом уже поверили. Хозяйка квартиры кричит о полиции и о Сибири, многие вскрикнули, увидев деньги. Один Раскольников молчит. Он верит Соне, предчувствует какую- то гнусную хитрость со стороны Лужина, но что он может сказать? Ведь фактов у него нет!

«— Как это низко! — раздался вдруг громкий голос в дверях. Петр Петрович быстро оглянулся.

Какая низость! — повторил Лебезятников, пристально смотря ему в глаза.

Петр Петрович даже как будто вздрогнул... Лебезятников шагнул в комнату.

И вы осмелились меня в свидетели поставить? — ска­зал он, подходя к Петру Петровичу».

Лужин растерян. А Лебезятников уже прямо называет его «клеветником» и «мошенником». Наконец он рассказы­вает: «В дверях, прощаясь с нею, когда она повернулась и когда вы ей жали одной рукой руку, другою, левой, вы и под­ложили ей в карман тихонько бумажку. Я видел! Видел!» Длинные объяснения Лебезятникова сводятся к одному: он подумал, что Лужин хочет «благодеяние ей сделать». Речь Лебезятникова трудна ему: мы уже говорили, он из тех ге­роев Достоевского, кто «и по-русски-то не умел объясняться порядочно... Тем не менее речь его произвела чрезвычайный эффект», хотя никто так и не понимает, зачем Лужину пона­добилось совершать эту подлость. Объяснение дает Расколь­ников: доказав, что Соня — воровка, Лужин мог поссорить Раскольникова с матерью и сестрой, а следовательно, наде­ялся восстановить свое сватовство.

Итак, совершен поступок низкий, подлый, мерзостный — для чего? Всего только для того, чтобы не потерять давно присмотренную невесту, которую уже начал, было, подчи­нять себе.

Казалось бы, что общего между Лужиным из «Преступле­ния и наказания» и князем Валковским из «Униженных и ос­корбленных»? Гораздо больше общего, чем может показать­ся на первый взгляд. Оба эти человека ни перед чем не оста­новятся, чтобы достигнуть своей цели, чтобы им было удоб­но, или, как часто говорит Достоевский, «комфортно».

Приведенная сцена из «Преступления и наказания» дает очень многое для понимания этой книги. Ведь характер Сони Мармеладовой — один из главных, наиболее важных харак­теров романа. Мы много раз видим Соню в ее обычном, за­битом и униженном состоянии, когда она жертвует своим добрым именем, гордостью, честью ради спасения семьи.

Она — безответная, в ее кротости и смирении заложен глубокий смысл, и перед ней Раскольников чувствует себя больше виноватым, чем даже перед своей совестью. Несколь­ко дней назад он и не слыхивал ни о какой Соне, но несколько дней назад он и не был еще убийцей. События разверну­лись со стремительной быстротой. Теперь он день и ночь ду­мает об одном: действительно ли он имел право убить ни­кому не нужную, зловредную старушонку-процентщицу — для своей идеи, для высшей цели? Но ведь он совсем уж ни за что вынужден был убить и сестру старухи Лизавету. Был ли он прав, когда придумал свою теорию, разрешающую «пе­решагнуть хотя бы и через труп, через кровь?»

Из всех людей, окружающих Раскольникова, он выбрал Соню, чтобы ей рассказать о том, что он совершил. Ни ма­тери, ни сестре, ни своему доброму товарищу Разумихипу он не хочет и не может ничего рассказать. Но Соне решается открыть правду: «Я тебя давно выбрал, чтоб это сказать те­бе, еще тогда, когда отец про тебя говорил и когда Лизавета была жива, я это подумал», — так он сказал Соне вчера. На сегодня он сам себе назначил решающий разговор и свое признание в убийстве. И в этот-то день состоялись поминки по Мармеладову, на которых Лужин осуществил свое подлое намерение оклеветать Соню.