Сергей Семанов - Дневник 1982 года

— Опять показывали Медунова (рожа у него жуткая, Бог шельму ме­тит!), награждал Туапсе Кириленко, к[оторо]го не видели более полугода, с осени. Оживили, стало быть, обалдуя, значит, глупый русский слон им там нужен. Его опять-таки повязывают с вором Медуновым, как и Устинова. Но Черненко поехал — я ведь помню сло­ва Удальцова, что Чак согласовывал сочинскую статью с Черненко. <... >

— Как-то в середине апреля мы с Ганичевым вышли из его дома и обна­ружили явную слежку. Неужели это всё-таки так? Поразительно. Однако мужик средних лет, неприметный, с большим портфелем шёл за нами от дома, а заметив, что мы заметили, про­шёл мимо, потоптался около касс ки­нотеатра и пошагал обратно. Странно. Если уж человек идёт с намерением купить билет, то он его покупает, а не поворачивает обратно прогулочным шагом.

— В Польше опять резкое обостре­ние. Это плохо во всех смыслах: зна­чит, там опять начнётся заваруха, а главное — опять возникнет желание повязать нас на «Солидарность» (т.е. антимарксизм и национализм) и цер­ковь.

— Вдруг в «Моск. комсомольце» вышла хвалебнейшая статья на селез­нёвского Достоевского. Странно. Во-п[ервых], это не просто новая и еврей­ская газета, это масонская ложа, где готовятся молодые кадры на выдвиже­ние. Во-в[торых], авторша — собкор редакции по иск[усст]ву, т.е. свой че­ловек, имеет ребёнка от мутного сионяги «Устинова», детского драматур­га. Т. и Х. дружно считают, что Юра того, вспомнили, что первым пригрел его Кожевников, а потом отпустил в «МГ», что он арестовывался КГБ в юности, любовь к нему Альберта [Лиханова]; они ожидают, что Юру долж­ны сейчас пригреть. Посмотрим.

— Левандовский сделал доклад в Орлеане о Жанне, дал текст, его на­печатали полностью, но сняли только одну фразу: выпад против масонов! А критику католицизма оставили. Как характерно! Вот она — «свобода сло­ва».

— Кочемасов разослал протокол президиума Об[щества]ва [охраны па­мятников], где меня и Селезнёва вы­водят из редколлегии «Памятников». На заседании этот вопрос не обсуждался, сам Кочемасов и вставил, так Иванов говорил. Думал — поднимать ли скандал? Можно: опросить всех, указанных в протоколе, подать в суд, выступить на пленуме Об-ва. Или по­дождать, не суетиться по мелочам? Где предел терпению и выжиданию? Так ведь всю жизнь можно прождать. Плохо, что я тут в паре с Селезнёвым, мне с ним не хочется вместе что-либо делать. Как поступить? И посовето­ваться не с кем.

— Дважды тут гадала мне кукушка, и оба раза оказалось 11 лет. Немного. Впрочем, как они пройдут, вот главное.

— Тут заметил хлопочущего Оскоцкого, устроили что[-то] вроде сбора подписей на даче у Рождественского, туда за этим приезжал Черниченко. Мы с ним познакомились, он вроде бы не похож, но уж больно зол, причём ихней холодно-рационалистической злобой: нужно вводить золотой рубль, это основа. да, рабочая сила товар. пусть будет биржа, а что такого? (Тут я неосторожно сказал: Но власть золота и биржа — это же власть Шейлока, — он тему не поддержал.) Личутин гово­рит, что он полтинник, как и Проханов. Личутин вроде бы понимает главную задачу, хотя кулаковат и хитроват.

— Вот мы жалуемся и плачем (спра­ведливо в общем-то), но как многого добились за последнее десятилетие! Недавно в сионской «ЛГ» появилась подборка материалов, где Агарышев и Саша Рогов писали о необходимо­сти оберегать русские ценности на Афоне, Синае и в Иерусалиме. Ведь об этом помыслить нельзя было совсем недавно. В начале 70-го, я помню, как Агарышев рассказывал о своём посе­щении Афона — это казалось не толь­ко сказкой, но и какой-то ужасной и опасной даже авантюрой! И вот.

— Думал тут о нашем пути в обо­зримое время, о своём в частности. Конечно, действовал я прямолинейно­наступательно и грубо. Защиту док­торской, например, проводил, как мед­ведь прёт на рогатину. Тут напоролся, конечно, а ЖЗЛ? Ведь то был парник Сиона, их оплот и идейная опора, а во что мы это превратили?! И как быстро, и как обнажённо прямо! Да, конеч­но, сегодня мы действовали бы осмо­трительнее и мудрее, но добились ли мы того, что уже стало явью, если бы осторожничали и не принимали уда­ры? Думаю всё же, что нет. <... >

— А всё же нам везёт, просто с неба валятся удачи! Как было всё наоборот в начале века, что вселяет надежду! Вот глупая «война» у островов: опере­точный аргентинский генерал решил сыграть в имперский патриотизм, и что же — Англия бросает чуть ли не все во­оружённые силы на край света, Амери­ка ссорится с латинами, Испания точит зубы на Гибралтар, центральноамери­канские гориллы в смущении, Федя, никарагуанские и сальвадорские ху­лиганы торжествуют, и всё это в нашу пользу, разрядка ещё более трещит, Иноземцевы-Агентовы расстраивают­ся (Бовин посмел даже в телепередаче очень кисло отозваться об Аргентине, ссылаясь, что мы-де воздержались при голосовании в ООН). Конечно, если бы у нас было русское правительство, можно было бы разом перетянуть на свою сторону латинов, послав в Буэнос эскадру — хотя бы для видимости. Но, Бог не без милости, и без того неплохо.

— Наглый зам. Громыко Ковалёв, 57 лет, начал писать стишки, пропихнул книгу через Совпис, подборку и хвалеб­ный отзыв в «ЛГ», взял рекомендации у Исаева и Баруздина (это, кажется, против устава СП?) Если бы он вёл себя по-свойски, устроил бы попойку для поэтов, скромничал бы, то и прошёл бы, жалко что ли. Но фарцовщик об­наглел и стал давить. И вот на приёмке Кожинов произнёс громовую речь, и его почти единогласно отложили. А вот в тот же день состоялось партсобрание поэтов, где выступил Лазарев и обли­чил того под аплодисменты, и письмо в партком МИД направил (это я ему по­советовал). Теперь, оказывается, Ба­руздин хочет ввести Ковалёва в редкол­легию, но пьяница Захорошко донёс, те хотят поднять шум и дать телегр[амму]. Пусть, мелочь, но полезно.

— Черненко проиграл, как и до­гадывались, на место Кащея — ЮВ, а на ЧК посадят Алиева. Это всё против нас, ясное дело. На съезде комсомола Бровастый был еле-еле, в необходи­мых местах то Черненко, то Андропов ему кивали: вставай мол, или садись. Ну что ж, они создали «русский фа­шизм» из сотни столичных юнцов, мо­гут начинать дело. <... >

— Назначение Федорчука порази­тельно: такое ведомство — и даже не в составе ЦК. Сидел в Киеве с 70-го, зна­чит, уже при Андропове, но ещё при Шелесте (правда, тогда Шелест уже шатался, а Щербицкий был предсовмина). Но служил ли он в Днепропетров­ске? Как бы то ни было, но хорошо, что православный и что не из Москвы. Ви­димо, его появление — следствие очень серьёзной борьбы, уж больно неожи­данная личность. Любопытно: Цинев и Чебриков — члены ЦК, а их начальник, так сказать, беспартийный.

— Чазова повысили из кандидатов в члены. Как смешно! Бровастый за изле­чение пожелал, видимо, его наградить, а у лекаря всё уже есть: звезда, депу­татство, чин академика, лауреатство. Осталось только членом сделать. Пав­ловские времена, только смешные! <... >