Джессика Браун - Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим

Наверное, этот магазин где-то здесь, поблизости. Я пытаюсь вспомнить маршрут своего забега, но прошло уже больше двадцати лет… А память подсовывает новую картинку. Десятилетней давности.

Мне тридцать три, и я приноравливаюсь к бегу трусцой. Но ничего не выходит. Я. Не могу. Дышать. Не помогают ни удобные кроссовки, ни мой муж, который, подбадривая, пружинит передо мной. Мой организм вопиет о глотке кислорода, но из воздуха мне его, похоже, не заполучить. Каждый вдох будто бередит рану в горле. И это после какого-то жалкого километра! Я так измучена и разъярена, что хочется броситься на землю и завыть. Тело, которое, сколько себя помню, никогда не жаловалось на серьезную хворь и никогда не подводило меня в самых безумных авантюрах, вдруг зависло. И я подозреваю, в чем дело: сигареты. Вообще-то я из «поздно созревших» — курить начала только в двадцать семь. Зато по две пачки в день. И нельзя сказать, чтобы это приносило удовольствие, по крайней мере теперь. Дорого и неуютно, с тех пор как в 2007 году приняли закон о запрете курения в ресторанах и пивных. Когда мерзну с окурком в закутке перед рестораном, наблюдаю, как родители с детьми переходят на другую сторону улицы. Когда в стеклянном загоне курилки аэропорта жмусь плечом к плечу с такими же серолицыми, вижу, как дети с другой стороны, расплющив носы о стекло, глазеют на «горилл в сизом тумане». Когда мечусь по перрону в поисках наклейки «Вагон для курящих», а стоянка скоростного поезда в Зосте всего четыре минуты, проклинаю всё на свете: пора завязывать. Именно поэтому я присоединилась к мужу на пробежке. Хочу настроить мой организм на жизнь, свободную от курения. Найти занятие, чтобы легче обходиться без затяжки. Но движение и прилипание к смоле несовместимы. Из намеченных пяти километров в гамбургском Шанценпарке один я пробежала и четыре прошлепала пешком, хватая ртом воздух. Дома плюхнулась на диван, повторяя, будто обманутый в ожиданиях подросток: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу!», — и затянулась сигаретой. Что, легкое, не понравилось бегать? Так вот тебе!

Курить — здоровью вредить. В наше время эту истину доходчиво иллюстрируют страшные картинки на сигаретных пачках. Но до меня она дошла, когда на автобусной остановке рядом остановился мужчина и, опираясь на свой роллатор, курил через трахеостому сигарету. Еще в XVI веке табак считался лечебным средством от простуды и заложенности дыхательных путей. Уже в 1761 году, когда потребление табака давно вошло в моду, британский врач Джон Хилл установил, что употребление нюхательного табака приводит к патологическим набуханиям в носу. Новообразование «показывает все внушающие опасение симптомы открытого тумора», и пациент «лишен всякой надежды», записывает Хилл. Но даже описанные в 1795 году немецким анатомом и естествоиспытателем Томасом фон Зёммерингом случаи рака губы у любителей курительной трубки не остановили дальнейшее распространение табака. До середины XIX века курильщики предпочитали нюхательный или трубочный табак, реже — сигары.

Сигареты (а с ними и рак легких) до начала Первой мировой войны очень медленно завоевывали западный мир. В то время работник мог катать вручную лишь четыре-пять сигарет в минуту. Мизерно для большого производства. Поэтому фирма по продаже табака в США предложила вознаграждение в семьдесят пять тысяч долларов за новую технологию в этой отрасли. Конкурс выиграл Джеймс Бонсак. Его машина автоматически скручивала в минуту свыше двухсот сигарет — рынок получил большие объемы более дешевой продукции. К 1929 году в странах Запада курильщики старше пятнадцати лет потребляли от четырехсот до восьмисот сигарет в год каждый. Соответственно, на больничных столах для вскрытия всё чаще встречались пациенты, скончавшиеся от рака легких. Потребовалось еще тридцать лет, пока многочисленные исследования в США и Англии не доказали бесспорную связь между сигаретами и опухолью. С тех пор известно всем и каждому: сигареты могут вызывать рак легких, и чем больше человек выкуривает, тем выше риск. Всё новые и новые скрупулезные исследования ложатся на стол, но курильщики, как правило, равнодушно смахивают их, будто пепел после вчерашних посиделок. В середине шестидесятых прошлого века ординарному курящему уже требовалось 4400 сигарет ежегодно. Так было и в нашей семье. На старых фотографиях бабушка и дедушка вместе с моими родителями весело дымят, сидя за столом, — все в модных брюках со стрелками и водолазках, перед каждым своя пачка сигарет. «К тому времени, как ждали тебя, мы уже все бросили», — напоминает бабушка каждый раз, листая альбом. И я им благодарна за это. Уже тогда знали, что курение вредит развитию легких плода.

Бросить — всегда хорошая идея, что бы ни послужило поводом. Вместе с табачным дымом человек, помимо наркотического никотина, поглощает еще 4800 веществ, из которых более семидесяти канцерогенны или стоят под подозрением. Они могут необратимо повредить геном клеток. К ним добавляются ядовитые ингредиенты: мышьяк, свинец, кадмий, синильная кислота, формальдегид. Наибольший ущерб курильщики наносят своим легким и гортани. Но с ними страдают и другие органы, напрямую не связанные с табачным дымом, такие как мочевой пузырь и печень. У женщин курение провоцирует раннюю менопаузу.

Раньше, когда курение было делом преимущественно мужским, то и рак легких считался их заболеванием. Но сейчас женщины догнали. Похоже, тот факт, что один из «Ковбоев Мальборо» умер от легочной эмфиземы, а другой от ХОБЛ, не удерживает женщин от желания чадить по-мужски. Однако их легкие меньше по объему, и им хватает меньшего количества сигарет, чтобы нанести сопоставимый вред, поэтому они заболевают раньше, чем мужчины.

Вся эта информация доступна курильщикам. Тем не менее меня, например, она от курения не удерживала. Сигареты помогали мне сконцентрироваться. Покуривая, я на всё реагировала спокойнее. Затяжка помогала мне выдержать необходимую паузу в разговоре. Если на вечеринке мне не с кем было поговорить, сигарета оправдывала мое уединение. В общем, причин не бросать было достаточно. Но чтобы бросить — хватило одной. Я больше не хотела курить, потому что стала зависима. В ресторане я не могла усидеть между сменой блюд. Если кончались сигареты, в панике выскакивала за новой пачкой: плевать, что три часа ночи, я уже в пижаме, а за окном сеет дождь. Правда, предложи мне запас сигарет до конца жизни за двухкилометровый пробег — я бы не осилила. Без зажженной сигареты в пепельнице рядом с клавиатурой я уже не могла писать. По меньшей мере, так я думала. Я была порабощена и рвалась на свободу. Командировка в Нью-Йорк давала отличную возможность установить дистанцию между мной и моей токсикоманией. С тех пор я не прикоснулась ни к одной сигарете. Что мне помогло? В первые часы — долгий перелет при запрете курения. В последующие дни — расстояние в тысячи километров от родных мест, прочно связанных в сознании с курением. А еще стратегия малых шагов: «сегодня ты не куришь» лучше переносится, чем «больше ты не куришь». Для страховки я всегда держала при себе электронную сигарету с никотиновым картриджем на случай, когда становилось невмоготу: утром за компьютером или на вечерней прогулке. Впрочем, такие моменты становились всё реже. Вскоре носила эту штучку скорее как талисман. «Вы переехали? Вас совсем не видно», — спросила меня киоскерша, когда по дороге домой я заскочила купить шоколадку для вечернего расслабления. «Я бросила курить», — не без гордости сообщила я. Как-то на дне сумочки я обнаружила электронную сигарету — она пролежала там забытой уже долгие месяцы.