Джессика Браун - Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим

Вот и Петеру Хоферу не хватает воздуха. Как и пять миллионов других немцев, он страдает от ХОБЛ, хронической обструктивной болезни легких. Каждое его утро начинается с мучительного откашливания, чтобы очистить бронхи от мокроты. Он задыхается, поднимаясь по лестнице. Его дыхательные пути «обструктивны», то есть сужены, а «хронически» означает продолжительное время. Обычно ХОБЛ проявляется после сорока лет. Среди людей старше шестидесяти пяти болеет каждый восьмой. Почти девяносто процентов пациентов курили или курят, а потому в народе это заболевание называют «кашель курильщика». Однако причиной болезни могут стать не только сигареты, но и сильное загрязнение окружающей среды — или, как у горняков, профессиональное заболевание от оседающей в дыхательных путях пыли. Лишь в редких случаях болезнь обусловлена генетически. Вылечить ее нельзя, но с помощью лекарств можно хотя бы облегчить протекание. Тем не менее ХОБЛ считается одной из основных причин смертности как в Германии, так и во всем мире.

Когда я познакомилась с Петером Хофером, он лежал на каталке в шлюзе к операционному залу № 6. Волосы пожилого человека убраны под одноразовую шапочку. На нем больничная рубашка, обнаженная верхняя часть туловища заботливо прикрыта простыней. Он еще не под наркозом, но времени хватает только на короткое приветствие. Ему должны удалить часть легкого, и он дал согласие на мое присутствие. Мой первый взгляд в грудную клетку человека.

Незадолго до семи утра я вхожу в клинику «Хелиос» имени Эмиля фон Беринга. Вестибюли в ванильно-желтой гамме еще пусты. Я направляюсь по маршруту, начертанному мне главным врачом отделения анестезии доктором Айке Никелем: мимо автоматов со снеками, вверх по лестнице, через стеклянную дверь с надписью «Посторонним вход воспрещен». Когда мы жмем друг другу руки, Айке всё еще стоит в мотоциклетном прикиде. Ему надо переодеться. Мне, кстати, тоже. Жизнерадостная анестезистка принимает меня в раздевалке медперсонала и выдает стерильную форму для операционной: рубашку через голову с четырьмя карманами, брюки на шнуре, бахилы. Всё нежно-зеленого цвета в контрапункт к красному открытых ран. Зеленый щадит глаза хирургов. Я перебираю шапочки с именами: «Пэгги», «Такки», «Блэр», «Анна». Вытаскиваю из стопки «Анну», напоминающую шапочку для душа. В нагрудный карман засовываю защитную маску для носа и рта — на потом. Теперь я внешне ничем не отличаюсь от штатных спасателей. За «чистым шлюзом» тянется облицованный кафелем коридор с люминесцентными светильниками. Здесь уже не надо создавать «дружелюбную атмосферу». Всё равно любой, кого катят в одну из новых операционных, видит только мелькание света. Я несмело подхожу к каталке Петера Хофера и спрашиваю о его самочувствии перед предстоящей операцией. «Как чувствую? — переспрашивает бравый пенсионер с берлинским акцентом. — Ну, нормально». По всему видно, успокоительное пока не действует. Наверное, из-за возбуждения. Он объясняет свой диагноз: «Легкие раздулись, а рентген показал затемнение. Они хотят отхватить кусок». Для меня все эти объяснения никак не тянут на «нормально», но я радуюсь оптимизму Хофера и желаю ему скорого выздоровления.

Петер Хофер попал в одну из лучших клиник страны по поводу эмфиземы легких, типичного осложнения ХОБЛ. Его патологически расширенное легкое больше не может снабжать организм достаточным количеством кислорода. Малейшая нагрузка перекрывает дыхание. Рентген показал в нем так называемый «круглый очаг», затемнение размером с монетку. Врачи еще не знают, какие изменения обнаружат. Для точного диагноза они берут образцы тканей. Поэтому торакальный хирург доктор Беттина Шлолаут проводит лобэктомию: удалит верхнюю долю легкого, сегмент размером с грейпфрут, а с ней и тот очаг. Если всё пройдет успешно, легкое Петера Хофера снова расправится в грудной клетке. И станет известно, что за пятно поселилось там. По данным Немецкого общества пульмонологии и респираторной медицины, около миллиона человек в Германии, таких как Петер Хофер, страдают эмфиземой легких: их мелкие альвеолы слились в большие. Обычно гроздья альвеол образуют обширную поверхность для эффективного обмена кислорода с углекислым газом. Ежедневно вдыхать вредные вещества, вроде табачного дыма, всё равно что разгуливать в грязных башмаках по персидским коврам. Смолы ведут к воспалительным процессам в бронхиолах, конечных ответвлениях бронхиального дерева. Бронхиолы отекают и не работают как должно. При выдохе не опорожняются, а со следующим вдохом пополняются новой порцией воздуха. Чувствительные мембраны растягиваются и травмируются. Представьте себе пузырьки пены в ванне: проткнешь пальцем один — ближние сливаются. Из многих появляется один общий. Так же теряется площадь поверхности легких, а с ней и возможность свободно дышать. При эмфиземе легкие наполнены воздухом, однако каждый вдох воспринимается как удушье. При хроническом состоянии организм больше не получает нужного количества кислорода: его содержание в крови снижается. В экстремальных случаях губы и пальцы синеют, возникают острые проявления сердечно-сосудистых заболеваний. Отекшие легкие давят на диафрагму — мышцу, поддерживающую брюшное дыхание. В общем, у Петера Хофера нет сил дышать. Надеемся, лобэктомия поможет.

Сейчас Петер Хофер лежит, соединенный множеством трубок с так называемым рабочим местом анестезиолога. Этот пикающий в ритме его сердца аппарат — в операционной незаменимый мастер на все руки. Он отпускает дозу лекарства, искусственным путем поддерживает дыхание пациента, делает замеры функционирования сердца, кровообращения и легких. Торакальная хирургия очень сложна, поэтому двое анестезиологов одновременно наблюдают за пациентом и за аппаратом. Николло Сгерци, выглядящий более суровым, объясняет мне кривые на мониторе. Скачущие, сопровождаемые равномерными «бип-бип-бип», я могу определить сама: частота сердечных сокращений Петера Хофера. А пологие восхождения и спуски пониже? «Это показатели насыщения крови кислородом», — объясняет Сгерци. «А акульи плавники на втором мониторе?» — «Количество выдыхаемого углекислого газа. Для нас приоритет не только контроль дыхания пациента, но и свободы его дыхательных путей». Входит руководитель отделения анестезии доктор Айке Никель, перепроверяет вводимые медикаменты. Операции на легких особо болезненны, поэтому Хофер получает большую дозу снотворного. Наркотическое средство позаботится о том, чтобы он не ощущал всего, что торакальный хирург Беттина Шлолаут проделывает в его грудной клетке. Помимо этого, Хофер получает анальгетики и противосудорожные препараты, чтобы мышцы были расслаблены. Вводятся они инъекциями, что обычное дело в торакальной хирургии. Газо- и парообразные средства могут испариться при вскрытии грудной клетки. Что, кстати, небезопасно и для хирургов.