Джессика Браун - Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим

Мои коллеги-отоларингологи давно отказались от такой процедуры, если только дыхание не нарушает нормальный ежедневный ритм, например у спортсменов». Но по-настоящему проблему храпа это не решает: шестьдесят процентов прооперированных через шесть месяцев снова возвращаются к изначальному состоянию. Но должны ведь быть какие-то способы? Спреи, зажимы, подушки — интернет кишит такими чудодейственными средствами. Бенц отметает всё. Мне предписано раз в два-три года проходить полисомнографию, чтобы проверять, нет ли у меня врожденного стридора, то есть свистящего дыхания. Тогда уж мне не обойтись без СИПАП-маски. СИПАП-терапия — обычное дело при апноэ во сне. Что ж, надо примерить маски.

В отдельной палате сомнолог Беатрикс Маас подгоняет под меня СИПАП-аппарат. Аппарат стыкуется с потоком воздуха пациента и создает повышенное давление в носу и легких, которое облегчает вдох, — а выдох, наоборот, требует усилия. Благодаря этому полость глотки остается открытой, и больше никаких остановок дыхания и хрипов. Аппарат в сером пластиковом корпусе — размером с игровую консоль и не тяжелее ее. Сзади резервуар с водой и нагревательный элемент, чтобы воздух был теплым и влажным. Маас подносит к моему носу пластичную силиконовую маску, с которой свисает трубка длиной с мое предплечье, надевает на голову шапочку из флисовых ремешков и застегивает под ушами на фиолетовые магнитные застежки. Для того чтобы вдохнуть, я должна носом втягивать воздух через узкое отверстие в дыхательном контуре. С усилием. Такая вот замедленная подача кислорода. Будто воздух доходит прямо до верхнего ребра. Пока Маас соединяет маску с трубкой, мне приходится держать аппарат в руках; потом он будет стоять на прикроватном столике. «Сначала немного облегчим выдох, чтобы вы привыкли», — предлагает она. С каждым вдохом в нос навевает теплый влажный ветерок, а вот выдохнуть труднее: аппарат обеспечивает 0,5 миллибара сопротивления, чтобы дыхательные пути остались свободными. Четыре… пять вдохов я еще выдержала. Потом стянула маску с лица. В ушах что-то щелкнуло. Давление подскочило выше горла. Сердце колотится как при атаке или отступлении. «Просто с непривычки, — успокаивает меня Маас. — Соберитесь». «Эта сомнологиня хочет тебя уничтожить!» — вопит организм, оправдывая мою выходку. Конечно, нет. Маас просто демонстрирует работу аппарата, причем по моей же просьбе. «Очень хорошо, фрау Браун, — хвалит она. — Такое давление подойдет?» Я было собралась ответить — и это стало ошибкой. Говорение перенаправляет воздух, чтобы голосовые складки могли вибрировать. Но аппарат не понимает этого и буквально «набивает» воздухом горло. Я захлопываю челюсти, дышу, преодолевая внутреннее сопротивление тому, чтобы провести хоть ночь в этой маске. «Правда, будет похоже, словно вам надели на голову полиэтиленовый пакет», — предупреждал меня профессор Феликс Херт, главврач центра. Могут пройти месяцы, пока пациенты с апноэ освоятся работать с аппаратом в одной связке. Восемьдесят процентов пациентов гейдельбергской клиники тем не менее привыкают к СИПАП-терапии. Сколь же тяжелы их страдания?

Бернхард Ройс на ногах уже с четырех утра. Для него — обычное дело. «Я пташка ранняя», — улыбается каменщик. Ройс, полный, но мускулистый мужчина с добрыми глазами, производит впечатление человека, много работающего на открытом воздухе. Он сидит за столиком в отдельной палате сомнологического центра. Его ночь, под видеонаблюдением и с еще большим количеством датчиков, чем у меня, протекала спокойно. «Отлично выспался», — сообщает он. Так было не всегда. Два года назад его супруга настояла, чтобы он пошел к пульмонологу. «Она сказала, у меня во сне останавливается дыхание, — вспоминает он. — Я не хотел верить». Врач дал ему полисомнограф. На протяжении двух ночей тот записывал все данные о его сне, а также насыщении кислородом. Жена, возвращавшая аппарат, получила строгий наказ: Ройс должен явиться на прием немедленно. «Врач сказал, что у меня дыхание как у фридайвера, и если я не начну лечение прямо сейчас, то не доживу до пятидесяти пяти. — Тогда ему был пятьдесят один год. Ройс задумчиво покачивает головой: — Я-то думал, что в полном порядке. А оказалось, что дыхание останавливается пять раз в минуту. Самая длинная остановка аж семьдесят секунд».

Уже на первую ночь Ройс получил в сомнологическом центре СИПАП-аппарат. Назальную маску и датчики на грудь, голову, руки — засыпать оказалось трудно. Но уже на следующее утро он заметил изменения: «Я просто обалдел, как хорошо себя чувствую». Впервые за многие годы он по-настоящему отдохнул. Состояние, доселе неведомое. И, конечно, непременно хотел его сохранить, пусть даже ценой стрессового использования СИПАП-аппарата. «Два года прошло. Сердце всё еще колотится, когда надеваю маску в постель. Но уговариваю себя: для твоей же пользы, — смущенно признается Ройс. — Жена уже привыкла к тихому жужжанию аппарата на тумбочке». Он научился переворачиваться, не запутываясь в проводках. Не всем удается приспособиться к СИПАП-терапии. Андреас Бенц сокрушается: «Если неправильно использовать аппарат, половина эффекта теряется». Его пациенты после четырех недель применения аппарата проводят контрольную ночь в клинике. Если они нормально приспособились к маске, то, как Ройс, проходят обследование раз в год. Конечно, при этом пациент должен быть настроен на то, чтобы бороться за каждый год жизни. Так и Ройс ежевечерне берет маску, чтобы улучшить качество жизни. «Я всегда думаю о жене и маленькой дочке, — говорит он. — Прогулки с ними и катание на велосипеде снова доставляют мне удовольствие. Работа больше не в тягость. И, наконец, я снова могу ездить на мотоцикле. Прежде у меня не было сил». Из-за многолетнего апноэ во сне его сердце увеличилось, пришлось сесть на медикаменты. И всё равно он в форме — как никогда. В благодарность повел жену покупать новый мотоцикл. Грузный каменщик встает, натягивает куртку и берет со стола мотоциклетный шлем. СИПАП-аппарат он бережно укладывает в рюкзак. Сегодня вечером ему снова придется заступить на смену. «Чувствую себя так, будто могу валить деревья, — говорит на прощанье Ройс. — Чего еще желать?»

Звонит телефон. Я беру трубку: «Алло?» Нет ответа. В который раз только это дыхание. Сдавленное, дрожащее. Глухо гудящее. Кладу трубку. Я чувствую себя пристыженной, будто в чем-то виновата. С чего бы? Мне одиннадцать лет. С тех пор как родители развелись, в телефонной книге остались мы с мамой. Два женских имени, рядом — номер. В Баварии восьмидесятых это действовало на некоторых мужчин как приглашение. Сегодня у каждого мобильный, и в телефонных книгах давно нет нужды. Озабоченным стало сложнее находить по телефону незнакомок, которым можно навязывать собственную похоть. Чему я очень рада. Меня только удивляет, как подобное сексуальное приставание вообще может функционировать: нет ведь ни касаний, ни взглядов, нет даже слов. Одно дыхание. Но его посыл недвусмысленный.