Джессика Браун - Поговорим о дыхании. Дар, который мы не ценим

Шаги на лестнице предвещают ее появление. Изящная дама в умопомрачительно высоких лаковых сапогах протягивает мне руку: «Рада познакомиться». С коротко стриженными светлыми волосами и помадой цвета спелой вишни, Эмма Стил могла бы сойти за клавишника поп-группы восьмидесятых — разве что прикид неподходящий. Темно-зеленая блузка застегнута над пышным декольте. Маленькие крючочки удерживают черную юбку на бедрах. Мы садимся за столик. Стил уже тринадцать лет работает доминанткой и дает мастер-классы интересующимся БДСМ. «Дыхание играет в нашей профессии большую роль, — говорит она. — Когда я контролирую дыхание, то контролирую поток энергии в теле. Глубокое или частое дыхание меняет ощущения, восприятие. Поэтому во время моих сессий я требую от клиента дышать определенным образом». Разумеется, ее услугами пользуются в основном мужчины, но бывает, что и женщины. Всем за тридцать. Отвечая на мой вопрос, Стил начала с ограничения, то есть дросселирования дыхания: «Оно происходит автоматически, когда человек надевает противогаз или латексную маску. Для некоторых клиентов это особая форма подчинения. Другие, хоть и глядят мне в глаза, ищут особого экстаза, возникающего из-за кислородного голодания в головном мозге. Третьи вольны сказать: я, мол, благодаря этому переживаю потрясающий оргазм. И всё это совершенно законно».

Успокаивающим тоном приветливой косметички Стил объясняет мне, что здесь будет происходить. «Если хочешь, можешь тоже надеть маску, — добавляет она. Я пока воздержусь. — Объект еще в душе. Пойду, гляну, готов ли он». Объект — нескладный мужчина за пятьдесят, с трехдневной щетиной и в очках. «Привет, я Пит!» — радостно сообщает он. Снимает клетчатую рубашку и бежевые шорты. Выскальзывает из трусов. Стоит передо мной с безволосой грудью и висящим пенисом. Воодушевленный, будто мы, двое студиозусов, сидим рядком в туристическом автобусе, летящем в неизведанные края, с Эммой Стил в роли вожатой. «Вы давно знакомы?» — спрашиваю я. Своего рода эквивалент невинному: «Вы отдаете предпочтение этому сопровождающему?» Пит с готовностью отвечает: «Три года». Стил прерывает нашу светскую беседу. «Надень одну из твоих масок!» — приказывает она Питу. Тот роется в своем рюкзачке и вытаскивает кучку резиновых лоскутов: «У меня тут одна с металлическим глянцем, миленько полупрозрачная. Или маску дьявола? Хотя сего дня она, наверное, некстати». Стил властно указывает на одну из разложенных на столике: «Эту». Пит натягивает черную латексную балаклаву. Она сидит на голове как кондом, более прозрачный со стороны лица. Его черты словно растворяются под мягко мерцающим материалом. Только рот и глаза четко видны в прорезях. Два крошечных отверстия у ноздрей пропускают немного воздуха. Я слышу, как дыхание Пита становится тяжелее. Или это от возбуждения? Наше путешествие начинается.

Старейшее из известных описаний асфиксиофилии — в переводе с греческого нечто вроде «радость в отсутствии пульса» — пришло не из научных трудов, а из беллетристики. В романе «Жюстина, или Злоключения добродетели» 1787 года маркиз де Сад изображает возникновение эрекции через повешение. Феномен, явно открытый во время широко практиковавшихся тогда публичных казней. В 1838 году дублинский доктор Дж. Макартни писал своему коллеге: «Я также наблюдал два случая сильнейшего приапизма у двух мужчин, принявших смерть через повешение». Очевидно, зрители подобных казней делали собственные выводы: уже в XVI веке проститутки пробовали бороться с мужской импотенцией, ограничивая тем доступ воздуха, отмечено в одном — весьма скупом — исследовании по теме. Во всяком случае, достоверно известно, что в 1793 году, через два года после первой анонимной публикации «Жюстины» в Париже, композитор Франтишек Котзвара умер в лондонском публичном заведении от повешения. Проститутку, найденную с ним, обвинили, но позже оправдали.

В одном из ранних учебников по медицине описывается случай нечаянного самоповешения двенадцатилетнего мальчика в XIX веке, во время его экспериментов с удушением. Подростки склонны к нарушению границ. Игры с обмороками или затягиванием косынки на шее — не что иное, как ограничение дыхания, — курсируют по школьным дворам мира. Школьники одновременно душат друг друга или нажимают на сонную артерию, пока не наступает короткий обморок. У этих игр редко бывает сексуальный подтекст. Скорее, дело в желании испробовать новые состояния сознания, — возможно, пережить экстаз. Выход из обморока способен вызывать чувство эйфории — своего рода наркотическое опьянение без наркотика. Почему организм реагирует на кислородное голодание ощущением счастья, изучено недостаточно. Обычно такие проявления наблюдаются лишь в случае тяжелой болезни или опасного ранения. Возможно, природа дает нам толику добра, чтобы дурманом умягчить смертельную борьбу за жизнь. Разве не все мы желаем уйти «счастливыми и ублаженными»?

Школьницей я тоже разок попробовала эксперимент с ограничением дыхания. Кто-то из одноклассников прослышал, как устроить себе обморок. На большой перемене мы гипервентилировали за мусорными контейнерами и жали друг другу на грудь. Ничего не вышло: потому, наверное, что знали только по слухам и, на счастье, понятия не имели, как всё делается. Во всяком случае, в обморок никто не упал. Интерес прошел сам собой. Сегодня дети могут посмотреть на YouTube, как их сверстники в России или Индонезии отправляют себя в «нокаут». Особенно опасно, когда они экспериментируют, оставаясь дома одни. В 2009 году в Германии такой смертельный случай попал на первые полосы газет, поскольку четырнадцатилетний мальчик удушил себя прямо за компьютером. Когда мать его обнаружила, на мониторе было открыто руководство по странгуляции. Полезный вклад вносят в интернете такие форумы общественных организаций, как французский APEAS [65] APEAS (Association de Parents d’Enfants Accidentés par Strangulation) ( франц .) — Ассоциация родителей, чьи дети пострадали в результате удушья. или G. A. S. P. [66] G. A. S. P. (Game Adolescents Shouldn’t Play) ( англ .) — аббревиатура отсылает к глаголу gasp, означающему «задыхаться». из США, которые занимаются просветительской работой и обучают родителей, как говорить об опасности таких «игр» с детьми. Это чрезвычайно важно. Объяснить, как функционирует дыхание и что происходит, когда оно останавливается, не просто. Но дети интересуются этим, они понимают, что дышать — значит жить. Вот и пробуют, как далеко можно зайти в контроле дыхания, а с ним и жизни. Ребенок склонен считать себя неуязвимым. Чего мы не знали, проводя опыты на школьном дворе: у головного мозга колоссальная потребность в кислороде. На сотню граммов мозговой ткани требуется от трех до пяти миллилитров в минуту. Это около двадцати процентов нашего общего потребления в состоянии покоя. Хотя по сравнению с оставшимися органами наш мозг почти ничего не весит. Когда прекращается доступ кислорода, он использует собственные запасы энергии. Но они минимальны — всего на двадцать секунд. Если кислород перекрыт полностью, уже через несколько секунд отключается сознание — своего рода защитный механизм организма. Как правило, оно возвращается, как только подача кислорода возобновляется. Однако три — шесть минут без этого жизненно необходимого газа наносят клеткам мозга необратимый ущерб. Защемленная вена провоцирует разрыв кровеносных сосудов в мозге вследствие повышения давления, как при инсульте. Пережатая сонная артерия ведет к неврологическим повреждениям. Ограничение доступа кислорода — определенно не игра.