Неизвестно - Попов

Вместе со мною грамоту (и удостоверение о присвоении звания заслуженного деятеля культуры) получит Янка Мавр. Он пришел в Дом правительства в сопровождении Александра Миронова.

Какой крепкий старик. Восемьдесят пять лет, а держится молодцом.

— В детстве ноги у меня были — во! — колесом. Рахитик... И мусколов не было... И физкультурой не занимался... А вон сколько прожил, и еще поживу! До девяноста двух лет поживу!

— Почему до девяноста двух? До девяноста девяти!

— Сначала надо до девяноста двух дожить, а там видно будет. А все отчего? От юмора... Кого не оставляет чувство юмора, тот долго живет!

25 мая 1968 г.

Сколько прошло, как я вернулся из поездки по России (Сибирь ведь тожеРоссия), а не написал ни строчки. Мыслей, картин как будто хватает, хочется сказать много, но это-то, наверное, и мешает сосредоточиться на главном. Нужен кувшин, который бы вместил в себя самое важное, необходимое, придав этому важному и необходимому определенную форму.

31 мая 1968 г.

Удивительное дело! «Неману» нужно два работника — редактор отдела критики и библиографии и редактор отдела прозы, — и не можем найти. Нет и нет! Один языка не знает, другой порядочностью не отличается, тоже не годится, третий сам не идет, хотя условия у нас такие, что лучших, кажется, и не пожелаешь. Или правда, так оскудел мир?

9 июня 1968 г.

Ленка — блудная дочь — возвращается. Вчера дважды звонила из Москвы. Первый раз спрашивала, оставаться ей до понедельника (чтобы побывать в литинституте) или ехать сразу в Минск. Остановились на последнем варианте. И вдруг еще звонок, ночью, — оказалось, денег на билет не хватает, просит прислать. Ну и, естественно, и ехать раздумала, решила остаться, сходить в институт, узнать, как там и что, и оставить свой минский адрес. Как-то у нее все решится?.. Мы с Валентиной боимся и переживаем.

11 июня 1968 г.

Аленка приехала. Жива, здорова... Кажется, изменилась, а к лучшему или к худшему, — кто ее знает! — пока трудно сказать.

13 июня 1968 г.

В редакцию заглянул Иосиф Семеженов. Рассказывал о поездке в Чехословакию.

Бог мой, как все изменилось! В сорок пятом мало было чехов, которые не кричали бы «наздар» каждому русскому, а сейчас, говорит, мало чехов, которые бы не ненавидели тех же русских.

Помню картину. По шоссе из Праги на Моравеку Остраву движется бесконечная колонна пленных немцев. Молодых и старых, оборванных и еще довольно свежих, но одинаково унылых, пугливо-настороженных, точно ждущих выстрелов в затылок. Говорили, их было тысяч сто, не меньше. А по обочинам шоссе там и сям стояли чехи. Цивильные, понятно, но с винтовками, — многие тогда носили оружие. Они, как ястребы, вглядывались в колонну пленных и потом, опять же как ястребы, налетали, хватали, отводили шагов на десять и расстреливали в упор, не целясь. Расстреливали эсэсовцев, которых, как, впрочем, и всех немцев, ненавидели лютой ненавистью.

А сейчас, как рассказывает Семеженов, чуть не вешаются на шею тем же немцам (западным), явно, открыто, почти демонстративно предпочитая их русским. Немцу в гостинице всегда найдется место, русскому (советскому) нет, будь любезен, катись подальше. Немца в ресторане обслужат в два счета, русскому придется ждать час, а то и два. И — попробуй напомнить!

— Чего ты орешь! — оборвет официант.

Непременно «ты» и обязательно «орешь»... Как тут не вспомнить безмерно-гениального Достоевского: «...Не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!»

Вот так-то!

14 июля 1968 г.

Вчера вернулись из деревни Теребуты. И отдохнули, и устали — все вместе, — рады, что снова дома.

Земляники было — навалом! Литров сорок собрали, не меньше. А рыба не ловилась. Мало ее стало. Потравили, выловили сетями. Мертвая река.

20 июля 1968 г.

Наташка уехала в Румынию. Пробудет там две недели. Вернется числа 5—6 августа.

* * *

Ленка готовится к экзаменам. Прошла она два конкурса — во ВГИК и литературный, — в первый не поехала, остановилась на последнем. Но трусит, боится, что завалит, и заранее готовит себя и нас с Валентиной к новым фокусам. На этот раз хочет махнуть в Якутию или куда-нибудь подальше.

31 июля 1968 г.

Проводил Аленку в Москву, и что-то оборвалось внутри. Поступит — не поступит, вот вопрос!

9 августа 1968 г.

Увы!

10 августа 1968 г.

Бог мой, что творится на свете! Вал. Пономарев, первый помощник (или референт, не знаю, как он там именуется), дал нам документальную повесть об Орловском. Мы поправили раз, но этого оказалось мало, пришлось поправить второй раз. Причем, правили архиосторожно, только так, чтобы грамотно было.

И что же? Это его возмутило, он снял повесть, когда уже была корректура. Пришлось сдавать в набор срочно из запаса. Хорошо еще, что была готова повесть болгарина Мишева «Матриархат». Оставалось подписать и свезти

в типографию, что мы и сделали.

Наутро (это было в прошлый четверг, 8 августа) звонит мне на квартиру:

— Когда я могу забрать вторую часть рукописи и фотографию?

Я прикинул и ответил, что это можно будет сделать в половине первого дня. На этом разговор и кончился, рукопись он забрал (не сам, не лично — прислал дочь, великовозрастную девицу), а наутро приезжает Макаенок и — бац! — бросает на стол перепечатанную начисто рукопись злополучной повести с многочисленными ошибками, глупостями и всякой чепухой, — со всем тем, что мы так долго и, оказалось, напрасно вычищали. Все восстановил, все-все, и накал на Макаенка, а тот, при всей своей независимости, не смог устоять. Первый помощник первого секретаря... Это вам не шуточки. Надо печатать.

И — печатаем!

1 октября 1968 г.

Мир полон парадоксов. Люди, считающие себя поборниками мира и демократии, душат малые народы, как, скажем, делают американцы.

Люди, считающие себя правоверными коммунистами, создают себе исключительные условия: квартиры, закрытые распределители, лечкомиссии и т. д. и живут не как все, а как немногие.

Писатели, считающие себя поборниками правды и справедливости, вдруг оказываются бюрократами, стяжателями, подхалимами. Пишут и говорят одно, а делают другое.

И примерам несть числа!

Разлад между словом и делом — вот, может быть, самая характерная черта нашего времени. И что обидно — она, эта черта, присуща не только тому, но и этому миру.

3 октября 1968 г.

Идеологическое совещание в ЦК. Нам позвонили накануне, 1 октября, и передать Макаенку мы не смогли. Он был у себя на даче.

На другой день, то есть вчера, приходит как обычно в два дня, узнает, багровеет. Он багровеет всякий раз, когда начинает волноваться.