Неизвестно - Якушев Место, где пляшут и поют

Едва я успел устыдиться, как он заявился сам, в компании Флягина и Гущина. Кстати, Гущина я знал только по его рассказам, и живьем тот произвел на меня неизгладимое впечатление. Он был огромен и живописен, как смирившийся вулкан. В глазах его странным образом мешались огонь, кротость и тихая мудрость.

Сундуков с порога опять выругал мою повесть и начал клясться, что Гущин, которому он давал рукопись, скажет сейчас то же самое. Гущин, однако, ничего не сказал. Он окинул взглядом комнату и, увидев недоклеенный вульгарный кораблик-ширпотреб из “Детского мира”, пылившийся на книжном шкафу, очень, кажется, расстроился.

Сундуков, между тем, разорался, что на моей стороне, конечно, моральное преимущество, что он пил мою водку, но что он не позволит вечно тыкать ему в нос этой водкой и немедленно угостит всю компанию, если Гущин даст ему денег взаймы.

—Не дам, —со вздохом сказал Гущин и пояснил мне извиняющимся тоном: —У него кронпринц попался —теперь с наркотиками. На учет поставили. Это как снежный ком. Было бы недурно, как говорится, за знакомство… Но со стороны Лехи сейчас неразумно… Он обернулся к надувшемуся Сундукову и рассудительно заметил: — Все-таки надо своим примером…

— Тебе хорошо, — злобно отреагировал Сундуков. — Тебе некому подавать пример.

—Ох, эти дети! —изумленно сказал Флягин. —Взять моих девчонок! На голове —зеленый пух, в пупках кольца, пилюль каких-то нажрутся и всю ночь пляшут под шум стиральных машин!

— В прачечной, что ли? — недоверчиво поинтересовался я, заинтригованный такой необыкновенной прихотью.

—Музыка у них сейчас такая, —снисходительно пояснил Флягин. —Лучше всего идентифицируется с индустриальными шумами…

—А что же им остается делать, если у них папа никак себе маму не выберет! —тут же выдал ему вконец расстроенный Сундуков.

— Перестань кидаться на людей, — сказал Гущин. — Денег все равно не дам.

Сундуков взбеленился и выложил все, что думает о нас, о времени и о себе.

—Я, человек с высшим образованием! —кричал он. —Вынужден выпрашивать подачки, а какие-то держиморды купаются в роскоши!

—А я считаю —это веление времени, —важно поведал Флягин. —Грабь награбленное. То есть, если ты честен, умен и отважен… То есть я хочу сказать —кто смел, тот и съел. И пусть неудачник плачет! Я бы тоже… в смысле отхватил бы свой кусок пирога

— но у меня нет характера! — с гордостью закончил он.

— Ладно, ребята! Давайте закругляться, — миролюбиво, но внушительно сказал Гущин. -Пора на воздух!

Он рассеянно провел ладонью по корешкам книг на полке и, углядев “Паруса над океанами” Фирста и Паточки, бережно взял ее в руки. То, что книга зачитана, произвело на него хорошее впечатление. Он оживился, долго ее листал, а потом застенчиво сказал, что в ней много фактических неточностей. Я великодушно оставил за ним полное право судить об этом.

Мы распрощались почти дружески. Мне понравился этот сильный, умелый и надежный человек, так не похожий на моих вздорных, бестолковых приятелей. И я с легким сердцем простил ему то, что он так ничего и не сказал о моей книге, и то, что после его визита в доме исчезли все деревянные линейки. Он сделает из них каравеллу.