Неизвестно - Untitled.FR11.rtf5

— Не знаю... — нерешительно возражаю на это я. — Хотя из литературы о сношениях человека с дьяволом и известно, что прислужники Сатаны могут при­кидываться священнослужителями, но...

— Никаких но! Только: да! Да-да, молодой человек! Этот священник был наш человек! — и мой оппонент, потирая руки, заливается мелким счастливым сме­хом. — Да, молодой человек, да! И этот наш человек нашел нужного младенца, произвел испытание над ним, испытание удалось, и мы вырастили младенца, и сейчас он послушно исполняет нашу волю!

— Что вы этим хотите сказать? — спрашиваю я тогда. — Вы желаете назвать демократически выбранного президента игрушкой в чьих-то руках? Послушной куклой, которую дергают за ниточки опытные кукловоды? Вы хоть понимаете, что вы оскорбляете всех демократически настроенных людей в нашей стране? Это вы-то, которые даже исповедь Бориса Николаевича не желаете прочесть до конца... Ведь словно заранее предвидя ваши злобные инсинуации, Борис Никола­евич сам пишет: «Церквушка со священником была одна на всю округу»... Теперь вы понимаете, что все прихожане знали священника, и если бы он проводил некие сатанинские обряды, неужто они не заметили бы? Значит, мы должны или обви­нить нашего президента во лжи, хотя для этого, господа, позвольте заметить, у нас нет никаких оснований, или мы обязаны предположить, что все окрестности деревни Бутка были сплошь заселены сатанистами, а это еще более нелепо!

Все эти разговоры и споры я привожу не потому, что они, хотя бы в малой сте­пени, приближают нас к постижению неосознаваемого еще нами масштаба лич­ности Бориса Николаевича Ельцина.

Отнюдь нет...

Ничего эти пустословия не проясняют, а лишь демонстрируют, насколько все перепуталось в обывательском сознании.

Вспомните, сколько было злословия, когда Борису Николаевичу вручали по­четный масонский орден!

Вот-вот!

Вот так мы и живем, так и воспитаны...

Как говорил классик, увы, господа, мы просто ленивы и не любопытны. По­добно букашкам, слетающимся на мед, набрасываемся на статьи о масонстве, а о своих родных, отечественных упырях знать ничего не желаем...

Мой приятель социолог провел недавно социологический опрос. Сто раз в очере­дях и в трамваях, на концертах симфонической музыки и у пивных ларьков задавал он вопрос: «Считаете ли вы Бориса Николаевича Ельцина упырем? Да или нет?»...

И что же выяснилось?

Оказалось: тридцать три человека вообще не знают, что это такое! Пятьдесят пять ответили «да», двенадцать — «нет»...

Интересна уже сама раскладка мнений, но сейчас — вдумайтесь сами! — трид­цать три процента населения не знает, что такое упырь!

В какой, господа, все-таки отсталой стране мы живем!

И, видимо, этой многовековой отсталостью и порождены наши не стихающие вокруг Бориса Николаевича Ельцина споры...

Глава третья

Так что же на самом деле случилось в селе Бутка, когда в феврале 1931 года туда приехал сельский священник?

Вот вопрос, который вправе задать читатель...

Что ж, если такой вопрос задан, я отвечу на него ясно и определенно, но внача­ле позвольте мне выразить свое искреннее возмущение... Какой стыд, какой позор для всех ученых людей нашей страны, долг коих состоит в бесстрашном изучении природы, как не совестно им, что — увы! увы! — до сих пор не составлено ни одной научной биографии упыря!

Конечно, — понимаю-понимаю — сам предмет исследования, так сказать, не­уловим и опасен. Но разве ученые мужи, именами которых по праву гордятся прогрессивные народы, останавливались когда-либо, устрашенные опасностью?

Разве грозные и враждебные силы, что открывались за распахнутой дверью в неведомое, страшили Джордано Бруно и Агриппу, Коперника и Сведенборга, Галилея и госпожу Блаватскую?

Нет!

Бесстрашно шли они навстречу свету Истины... Так чего же боимся мы? Ведь и путеводная нить уже заботливо вложена в наши руки! Бесстрашный Борис Ни­колаевич, не дожидаясь, пока очнется от спячки ученая братия, сам написал авто­биографию — замечательную «Исповедь на заданную тему»...

Признаться, несколько лет назад, когда в программе «Время» сообщили, что Борис Николаевич с двумя букетами упал с моста и не потонул в зимней реке, я чуть не застонал от досады. Мне показалось вдруг, что та истина, счастливым обладателем коей я предполагал только себя, теперь станет общим достоянием и ее захватают на телевидении, растащат по бесчисленным диссертациям и вся моя долгая, кропотливая работа окажется не нужной.

Но в то же мгновение — странно, господа, устроен русский человек! — я ощу­тил и невероятное облегчение.

«Наконец-то, — подумал я, — мои тайные и робкие размышления об упыри- ной сущности Ельцина сделаются всеобщим достоянием, и теперь, наконец-то, демократические преобразования сдвинутся с мертвой точки».

Ах, как я был не прав тогда...

Потребовались долгие годы, необходим оказался величайший подвиг Бориса Николаевича, отважно распахнувшегося перед нами, чтобы робко и все еще пока нерешительно начали уразумевать мы потаенную цель перестройки...

Но мы отвлеклись, отвлеклись...

Я весь горю от нетерпения, стремясь перенестись туда, где так просто совер­шалось одно из важнейших событий всей мировой истории.

Итак: февраль, тридцать первый год, завьюженное село Бутка...

В набросанной Борисом Николаевичем картине не менее, нежели яркие мазки, значимы и сгущения теней, в неразличимых сумерках которых совер­шается главное.

Борис Николаевич воспроизводит этот эпизод со слов Клавдии Васильевны Ельциной и стремится — это ведь еще и настоящий, крупный художник! — со­хранить строй мысли простой крестьянской женщины, ее объяснение не вполне понятного ей события.

Как известно, младенец-Ельцин уже был упырем, когда родители понесли его крестить...

Эта простая и очевидная истина сейчас ни у кого не вызывает сомнения, но совсем недавно мой товарищ, поэт Федор Ш., изучающий демократическую раз­новидность оборотней, немедленно подверг ее критике.

— В «Демонологии» Бодена, — пыжась от начитанности, заявил он, — чер­ным по белому сказано, что упырь рождается от соития оборотня с ведьмой. А разве родители младенца-Ельцина могли быть ими? Разве в деревне Бутка они смогли бы скрывать от односельчан такие свойства своей натуры?

Что я мог ответить на это наивное возражение, свидетельствующее, что изучать подвид оборотней-демократов неизмеримо проще, нежели стремиться постигнуть сокровенные тайны упыризма.

— А кто вам сказал, Федор Михайлович, — спросил я, — что Клавдия Ва­сильевна и Николай Игнатьевич — настоящие родители Бориса Николаевича? Переверни несколько страниц в упомянутой тобою «Демонологии» Бодена, и ты найдешь сведения об обычае ведьм подменять детей... Ты можешь прочитать там, что для того чтобы этого не случилось, необходимо принять специальные меры... А были ли они приняты Клавдией Васильевной и Николаем Игнатьевичем? В том- то и дело, что нет...