Дима - ПОНЕДЕЛЬНИК

Девушка ждет твоего ответа. Посмотрев на упавшего человека еще несколько секунд

(сквозь образовавшуюся толпу зевак теперь видны только его ноги и бледная кисть руки), ты

переводишь взгляд на Адель и говоришь:

77

- Нет. Уже слишком поздно. Едем, куда вы собирались.

Тебе лучше, чем кому бы то ни было, известно, что мужчина этот абсолютно мертв.

Презентация «кое-чего необыкновенного» проходит на закрытой воинской территории в

часе езды от Вышнего по направлению к Москве. Много десятилетий эта лесистая область

оставалась запретной зоной для штатских, какого рода исследования или разработки

проводятся здесь, до сих пор остается неизвестным.

Одутловатый Крайслер Адель подкатывает к воротам с алыми звездами, и еще

пятнадцать минут приходится тратить на разговоры с охраной. Выясняется, что большая

часть территории воинской части по-прежнему закрыта для свободного посещения – вашу

машину до нужного места будет сопровождать мотоциклетный эскорт. Адель показывает

приглашение, имя сверяется со списком (твое было внесено заранее), по рации делается

запрос на подтверждение информации, и только после этого вам дают «зеленый свет».

Солнце уже зашло. С включенными фарами автомобиль медленно продвигается по узкой

асфальтированной дороге (мотоциклист спереди показывает направление, а тот, что сзади, –

препятствует смене маршрута), однако эти предосторожности излишни – ни ты, ни Адель,

кроме дремучего, негостеприимного леса, ничего вокруг себя не замечаете.

- В детстве мы с братом мечтали пробраться сюда, чтобы найти какой-то клад или

захоронение, не помню точно, но так никогда и не решились – больно уж лес жуткий, -

Адель вглядывается в темноту и зевает с закрытым ртом, потом добавляет:

- Будем надеяться, все это устроено не ради отстрела столичного бомонда.

Мотоциклист, находящийся перед вами, взмахивает правой рукой и съезжает на обочину,

прямо в лес, вы следуете за ним и обнаруживаете еще более узкую дорогу, прокатанную в

снегу. Некоторое время Крайслер вихляете по лесу, жалобно напоминая о своей низкой

посадке, и скоро Адель восклицает:

- Смотрите! Там огоньки. Наконец-то хоть какое-то подобие светской вечеринки.

Выезжаете из леса на просторный луг, где уже стоят пятнадцать-двадцать машин,

припарковываетесь. Наконец-то свежий воздух. Снег вокруг плотно утрамбован. В дальнем

конце луга, освещенного факелами, виднеется подобие трибуны, сразу за ней установлены

гигантские прожекторы (они направлены в сторону неестественно темного леса и пока

выключены), перед пустующей трибуной расставлены складные стулья для гостей.

Несколько поодаль виднеется фуршетный стол. Приглашенная публика болтает и гуляет,

некоторые уже сидят, слышны веселые разговоры, дамский смех и шипение военных раций.

Между гостями то и дело снуют мальчики-официанты в модных свитерах с альпийскими

узорами, – они разносят на подносах стопки водки и теплые пледы для желающих.

- Сольемся с толпой, - весело предлагает твоя спутница.

На деле это значит, что ты двинешься к столу с напитками и едой, а Адель отыщет среди

приглашенных своих знакомых, чтобы подставить им раскрасневшуюся щечку для

приветственного поцелуя. Тебе, с ртом набитым канапе и сразу двумя стаканчиками водки в

руках, кажется удивительным, что из всей разодетой публики Адель Семенова выбрала

старика на инвалидном кресле и в каракулевой шапке. Они находятся слишком далеко от

тебя, чтобы услышать их разговор, но ты предполагаешь, что инвалид и Адель давно

знакомы: старик держит ее за руку, а она – гладит его по плечу. Правда, никто из них не

улыбается.

Обогнув стол, ты натыкаешься на двух отчаянно дрожащих и молодящихся дам в

негреющих полушубках. Они не удостаивают тебя и секундой внимания. Светские львицы

зимой, припадая синими от холода губами к пластмассовым стаканчикам, пытаются

выглядеть достойно и ведут неторопливую беседу вибрирующими голосами:

- Никогда не прощу ему, такой холод.

- Простишь, милая. Он ведь богат.

- По крайней мере, здесь есть телевизионщики.

- И только с Первого канала, милая, – репортаж эксклюзивный.

78

- Мартини ни черта не греет.

- Бери пример с мэра Вышнего, милая. Вот сила. Утром он узнал об убийстве сына, тут же

на личном самолете вернулся из Петербурга, несмотря на траур, провел днем важные

переговоры с делегацией из Москвы, а сейчас вот возглавит презентацию. Героическая

фигура, личное горе не дает ему забыть о воззздрожжженных…

- Что, прости?

- … о воззложенных на него обяззанностях. И при всем при этом он – инвалиддд.

Только сейчас ты понимаешь, что женщины говорят о собеседнике Адель.

- А она вовсе не так красива, как утверждают, - это замечание, по-видимому, относится

как раз к твоей знакомой.

- Ведет себя скандально. После случившегося заявиться на светское мероприятие… Я еще

понимаю, мэр.

- И фигура у нее жуткая. Грудь чересчур велика.

- Ну, милая, это же одно из главных условий в их профессии.

Обе дамы заливаются тонким смехом, ледяной воздух проникает им в горло, и хихиканье

тут же оборачивается надсадным, старческим кашлем. Узнав, что Адель Семенова водит

знакомство с мэром города Вышнего, ты решаешь немедленно присоединиться к этой паре,

прекрасно осознавая всю выгоду подобных контактов. Пробираешься к ним сквозь толпу.

Теперь около Адель и мэра стоит еще какой-то мужчина.

- Эхем, - шепчешь ты смущенно.

Девушка рада тебе, или просто вошла в привычный образ светской и приветливой дамы.

Взяв за локоть, она сперва представляет тебя своим знакомым, а затем рапортует:

- Это, как вы, наверное, знаете, – господин мэр. А это мой брат Никита.

Следует взаимообмен кислыми улыбками и слабыми рукопожатиями. В ходе

дальнейшего разговора к тебе никто не обращается, но это не мешает слушать. В мэре ты,

прежде всего, обращаешь внимание на крючковатый нос и слезящиеся глаза. Никита,

высокий и угрюмый мужчина лет тридцати, стоит без шапки и с пунцовыми, хотя красивыми

ушами.

- Филипп явно продвигается в нашу сторону, - тихо предупреждает он то ли Адель, то ли

мэра. Но точно не тебя.

- Я не буду оборачиваться, а то неприлично выйдет, - улыбается Адель. – Кстати, ты

когда-то собирался вызвать его на дуэль за мою поруганную честь. Не забыл? Может быть,

самое время? Лес, зима, поэтично.

Никита хмыкает. В диалог вступает господин мэр. Глухим, низким голосом он ни с того,

ни с сего говорит:

- Дочка, это понятие не личностное. Это общественное понятие. Так, во всяком случае,

было в царской России.