Дима - ПОНЕДЕЛЬНИК

- Вы о дуэли, Степан Михайлович? – догадывается Адель.

- Да. Глубинная суть этого ритуала заключалась не в сведении личных счетов, хотя это

всегда становилось причиной, а в критике самого факта нанесения оскорбления. То есть

вызывавший на дуэль защищал не свою или чью-то честь, а честь как общественное понятие.

Он от лица всего общества в целом пытался наказать или даже образумить человека,

забывшего о нравственных правилах и, таким образом, выпавшего из общества. В этом есть

что-то санитарное. Но, к сожалению, вскоре дуэль превратилась в дурную привычку…

- Опять вы за свое, господин мэр, – обрывает старика Никита, довольно, на твой взгляд,

грубо. Но, как ни странно, Степан Михайлович не обижается.

- Прости, Никита, - только и говорит он.

Адель отвлекает их, сменив тему:

- Я сделала изящное па и теперь тоже могу незаметно следить за передвижениями

Филиппа. Он совсем близко от нас.

79

- Первый день в городе, а ведет себя со всеми, как старый знакомый, - презрительно

замечает Никита.

Девушка смотрит на брата с грустью.

- Зачем он приехал, как ты думаешь? – спрашивает она.

- Еще три человека, и Филипп окажется около нас. Уверен, он сам все расскажет.

Господин мэр нажимает какие-то кнопки на панели управления инвалидного кресла и

обращается к своим знакомым:

- Мне уже пора взгромоздиться на трибуну и начать презентацию. Я вас покидаю,

дорогие.

- Не хотите встречаться с Филиппом? – любопытствует Адель.

- Почему же? Я рад буду с ним пообщаться после стольких лет, но сейчас мне,

действительно, пора работать. Передайте ему от меня привет и приглашение зайти в гости.

До скорого, дети мои.

Степан Михайлович поворачивает автоматическое кресло в сторону трибуны, но Адель

опять его задерживает.

- Я зайду сегодня вечером и помогу вам улечься спать. Я наконец-то получила дубликат

ключа.

- Славно, Адель, буду рад тебе. До свидания, Никита, - мэр уезжает.

Ты не можешь не заметить, насколько все эти люди неулыбчивы, когда общаются друг с

другом. Даже если они шутят, глаза их остаются холодными. В их разговоре, вырванном из

контекста, ты ровным счетом ничего не понимаешь. Становится очень скучно.

- Так зачем всех здесь собрали? – спрашиваешь ты, и примолкшие Адель с Никитой от

неожиданности еле заметно вздрагивают.

- Всему свое время. Скоро узнаете, - мило скрытничает Адель.

В этот момент к вашей тройке присоединяется еще один тридцатилетний мужчина,

коренастый, с открытым лицом и широченной белозубой улыбкой – тот самый Филипп,

которого недавно обсуждали. Ты не понимаешь, за что его недолюбливают. Симпатичный,

бодрый, простой человек.

- Ба! Кого я вижу! Адель! Никита!

- Ну вот, теперь все знают, что я пришла на этот вечер. Зачем так громко, дорогой?

- Тебя и так все заметили, такую красавицу. Но ты мне, кажется, не рада?

Филипп целует Адель в щеку. Она закрывает глаза, когда это происходит. Никите

Филипп весело трясет руку. Тебя – а ты стоишь как-то поодаль – он не примечает.

- Ну, живы? Слушайте, сколько же лет прошло? Господи, как же я по вам соскучился.

- Двенадцать, - отчеканивает Никита.

- Что?

- Прошло двенадцать лет. Твой отец уехал из Вышнего, когда нам было по восемнадцать,

а Адель – семнадцать.

- Вот оно что, - кивает Филипп. – А ты, как я посмотрю, все такой же серьезный.

Адель не позволяет мужчинам продолжить разговор. Неожиданно она хватает тебя за

руку и представляет Филиппу. Назвав твое имя, она зачем-то прибавляет нелепость:

- Это коллега Сысоя.

Ты смотришь на Адель широко открытыми глазами. Филипп, все также улыбаясь, жмет

тебе руку, но неожиданно мрачнеет. Забыв о тебе, он нежно берет Адель за плечо и тихим

голосом произносит:

- Соболезную. Я только недавно узнал. Извини.

- Ах пустяки! – делано восклицает девушка. – Все равно мы больше друг друга не

любили. К тому же по городу распространился слух, что мой Сысой жив-здоров. В

последнее время он был что-то слишком подозрительным, и я не удивлюсь, если ему взбрело

в голову для подстраховки завести двойника. Может быть, убили вовсе не Сысоя, а только

человека, очень на него похожего.

80

- Такая предусмотрительность… Это на него не похоже. Ты понимаешь, о чем я.

- Ничуть. И главное, чего я никак не пойму, это – что ты делаешь в Вышнем? Разве твоя

мать живет не в Туринске? Съездил бы к ней, она, наверное, много лет тебя не видела, - в

голосе Адель слышатся истерические нотки.

- Котенок, ты могла бы не упоминать в приличном обществе, что я из Туринска?

- Зяблик, а почему это тебя смущает? Никак комплекс провинциала? Но ведь Вышний

ничем не лучше, это тоже провинция. Туринск, Туринск! – напевает Адель довольно-таки

громко, и несколько людей на нее смотрят.

Филипп кривится, будто кто-то около него водит железной вилкой по стеклу. Так оно,

собственно, и есть. Вернув на лицо оптимистичную улыбку, он подытоживает:

- Ничего не изменилось.

Затем обращается к тебе:

- Мы так же в песочнице скандалили, еще детьми. Вечно Адель что-то не нравилось в

моих куличиках.

- Филипп, ты бредишь, - вставляет свое слово Никита.

- И ты с нами играл, разве нет?

Филипп по-мальчишески хватает Никиту за шею и пытается его согнуть, но тот, не

утеряв достоинства, вырывается.

- Мы втроем, - продолжает Филипп, - а еще братья-покойнички…

- Ты как всегда невероятно тактичен, - огрызается девушка.

- … Сысой и Генка.

- Гена – муж Лидии, - объясняет тебе Адель. – Он умер несколько лет назад.

При упоминании имени Лидии ты заметно скисаешь.

- Ну, что? Может, опять сыграем в песочнице? Как вам? – Филипп глядит по очереди на

сестру и брата.

- К сожалению, дорогой, - голос у Адель теперь грустный и спокойный, - К большому

сожалению, мы все выросли. Теперь уже поздно возвращаться назад, каждый из нас выбрал

собственное направление в жизни и верно ему следует.

- Верно, - соглашается Филипп с хитрой улыбкой. – Только нас становится все меньше, –

двое уже умерли.

- Паяц, - подводит черту Адель и, резко повернувшись, идет в сторону фуршетного стола.

Филипп, не мешкая, прощается с вами и идет в противоположную сторону.

- Если бы сам не видел, - обращается Никита как будто к тебе, - Никогда бы не поверил,

что в юности эти двое страстно друг друга любили.

Он еще некоторое время молча смотрит на Адель, зло уминающую пирожок, а затем

предлагает тебе поискать свободные места, чтобы увидеть выступление мэра. Вы

усаживаетесь на стульчики, закрываете ноги шерстяными пледами, и через пару минут

начинается презентация.

Степан Михайлович, взобравшийся на трибуну в своем инвалидном кресле, стучит по