Соколова Е.Е. - 13 диалогов о психологии

А.: Есть еще одно средство. Оказывается, если включить процесс запоминания слов, обозначающих некоторые предметы, в игру, например “в магазин”, и как бы давать поручение ребенку купить эти продукты или предметы в магазине, то эффективность запоминания резко повышается. А все почему? Потому что действие, имеющее целью “запомнить нечто”, включается в значимую для ребенка деятельность игры и приобретает для него смысл [48]. Подобные результаты были получены и при изучении развития произвольности поведения и остроты зрения у дошкольников в условиях игровой деятельности и в лабораторных условиях: включение тех или иных действий в игру изменяло их эффективность.

Кстати, упрек Эльконину в “жесткой закрепленности” за каждым возрастным периодом той или иной ведущей деятельности просто некорректен: сам Эльконин неоднократно говорил о ведущей деятельности как конкретно-историческом образовании.

Д.Б. Эльконин: Ролевая игра возникает в ходе исторического развития общества в результате изменения места ребенка в системе общественных отношений. Она, следовательно, социальна по своему происхождению, по своей природе. Ее возникновение связано не с действием каких-либо внутренних, врожденных инстинктивных сил, а с вполне определенными социальными условиями жизни ребенка в обществе… Периоды детского развития, по-видимому, имеют свою историю; исторически возникали и изменялись процессы 18 Е.Е.Соколова

Диалог II. В Деянии начало Бытия

психического развития, происходящие в отдельные временные отрезки детства [49, с. 62-63]. А.: На лекциях по детской психологии Эльконин всегда приводил в доказательство этого общего положения пример из стихотворения Некрасова “Мужичок с ноготок”: мальчонке всего 6 лет, а он уже “мужик” — вместе с отцом занимается заготовкой дров на всю большую семью. По нашим меркам, он еще должен быть дошкольником или младшим школьником, то есть заниматься игрой или учением, он же занимается самым настоящим трудом. Больше я не буду останавливаться на этом вопросе, поскольку он требует более глубокого проникновения в механизмы и закономерности психического развития и развития личности, с которыми ты еще не знаком. Моей задачей было только показать многочисленность точек зрения на одну итуже проблему даже в рамках одного деятельностного подхода. С.:И это тебе удалось.

Проблема единства сознания и деятельности в функционально-генетических исследованиях. Восстановление движений после ранений во время войны

А.: Ноя еще не затронул целый массив исследований Александра Владимировича Запорожца и его учеников по проблемам перцептивного, мыслительного и эмоционального развития в онтогенезе [50], концепцию “развивающего обучения” Василия Васильевича Давыдова [51], которые также следует рассматривать в данной традиции. Впрочем, нам пора перейти к функционально-генетическим, или актуалгенети-ческим, исследованиям проблемы единства сознания и деятельности, которые, в частности, представлены “военными” работами упомянутых мною сегодня лиц.

И здесь нам вновь придется вспомнить о двух планах сознания, о которых мы уже говорили: сознании-образе и сознании-деятельности. В центре функционально-генетических исследований в русле деятельностного подхода все больше становится сознание-образ, то есть образно-смысловая сторона психического. Здесь следует вспомнить и формулу Рубинштейна: “Формируясь в деятельности, психика, созна-

ниє в деятельности, в поведении и проявляется… Сам факт осознания своей деятельности изменяет условия ее протекания, а тем самым ее течение и характер; деятельность перестает быть простой совокупностью ответных реакций на внешние раздражители среды; она по-иному регулируется; закономерности, которым она подчиняется, выходят за пределы одной лишь физиологии…” [13, с. 26].

Это очень ярко иллюстрируется рядом исследований Петра Яковлевича Гальперина, проведенных им вместе с другими психологами во время войны в госпитале, на материале военных ранений, приведших к ограничению подвижности рук. В одном из них, проведенном вместе с Тамарой Осиповной Гиневской, перед испытуемым ставилось последовательно несколько задач: поднять руку как можно выше, при этом глаза должны быть закрыты; поднять руку как можно выше, не закрывая глаз; поднять руку до определенной цифры на экране; взять пораженной рукой какой-либо предмет, который располагался достаточно высоко. И что же оказалось? Раненые, которые при первом задании могли поднять руку до определенной высоты и отказывались сделать еще одно движение чуть-чуть выше, поднимали руку все выше и выше в последующих заданиях (См. [52]). С: Чем же можно объяснить этот интересный факт?

А.Н. Леонтьев: Этот факт свидетельствует о том, что реальные функциональные возможности пораженной руки изменяются в зависимости от характера задачи. Каким же образом задача может определить собой функцию? Дальнейший анализ показывает, что это возможно потому, что разные задачи требуют и разных “механизмов” движения, что, иначе говоря, внешне одинаковое движение совершается в условиях разных задач по-разному [52, с. 33].

С: Значит, физиологически были все-таки разные механизмы? А.: Да, и различие этих механизмов станет тебе более понятным после знакомства с концепцией уровней построения движений Николая Александровича Бернштейна, о которой мы еще будем говорить. Перечисленные в исследовании Гальперина и Гиневской задания требовали разных уровней построения движения, за которые “отвечали” разные физиологические и даже анатомические механизмы. Однако — и это главное — включение в процесс построения движения той или иной анатомической структуры мозга было

Диалог II. В Деянии начало Бытия

обусловлено психологически, а именно - смыслом данного движения в том или другом случае. Отсюда необходимость изучения собственно “динамических смысловых систем”, “смысловых образований”, процессов “решения задач на смысл”, “производства смыслов”, которые становятся центральными в последних исследованиях сторонников деятельностного подхода (См. [34; 35; 53; 54; 55] и др.).

Завершая разговор о деятельностном подходе школы Леонтьева, не могу не упомянуть недавно изданные “Лекции по общей психологии” главы школы, которые он реально читал студентам в конце своего жизненного и творческого пути в 1973-1975 годах [75]. Из них ты можешь, что называется, “из первых рук” получить информацию о точке зрения школы Леонтьева на самые разнообразные проблемы общей психологии. Эта книга является не только историческим памятником теории деятельности — она рекомендована в качестве учебного пособия Министерством образования Российской Федерации. Представление о современном состоянии исследований в школе Леонтьева можно получить по сборнику статей современных психологов, о котором я уже говорил ранее [76]. С: Ты все время говоришь об исследованиях “деятель-ностников” школы Леонтьева. А в школе Рубинштейна разве не разрабатывался эмпирически принцип единства сознания и деятельности?