Николай Гусовский - Песнь о зубре

Хищным животным не ровня, свирепостью ж превосходя их,
Зубр для людей безопасен. Не тронешь его — не затронет,
Но неусыпно следит, как дозорный, за каждым движеньем;
Зверя смелее не сыщешь в лесном нашем крае.
Видишь, бывало, пасется спокойно, глазами ж
Зорко поводит, косит ими вправо и влево.
Ты притаился, охотник, казалось бы, скрыт за кустами —
Где там! Все видит. Ты глазом моргнул — замечает.
Шорох легчайший, нечаянно треснет сучок под ногою —
Сразу же уши свои навострит и напыжится, вздрогнет.
Если твой меч не блестит и копье не сверкает,
Смело иди у него на виду — не затронет.
Только, уставившись тупо, стоит неподвижно
И, не сморгнув, провожает, пока ты из виду не скрылся,
Шага не ступит, следит за твоим поведеньем.
Если ж случайно набрел на зубрицу с теленком —
Чуть шевельнешься, оружие схватишь в горячке —
Сразу ж взбесится, и лес оглашается рыком,
Знаком свирепого гнева: кто смеет тревожить?
Но если ты на попятную дал и укрылся,
Можешь уйти непомятым, он гнаться не станет.
В стаде телки — загляденье, резвятся, бодают друг друга,
Старым телицам испуг нагоняя игрою.
Ах, как понятлив он, зубр! Вот, к примеру, телята
С первого ж шага во всем матерям подражают:
Бегают следом, пасутся со старшими вместе,
Прыгают через завалы, опробуют рожки,
Зверя встречая иль мшистые пни в буреломе.
Так вот в игре и борьбе закаляют с младенчества тело;
Отдых и сон у них, право, едва ли бывают.
Хоть великан терпелив, но усилий немалых
Стоит ему укрощать свою жажду движений.
Любо глядеть, как он легок в стремительном беге
И по полянам лесным, и по тропкам болотным.
С места рванется, как будто пращою подброшен,
В ока мгновенье всем телом назад повернувшись,
Словит помет и стряхнет его тут же, чистюля,
И разметет до того, как он почвы коснется.
Но несравнимое зрелище в стаде зубрином —
Схватки быков из-за самок в бескровном сраженье.
Праздник Венеры проходит в разгар листопада
Каждую осень, и брачные шалости длятся
Больше недели. В период таких наслаждений
Слышится только, как всюду зазывно и нежно
Пуща мычит, и в ознобах земли еле слышно
Трепетным листом шуршат вековые дубравы.
Кто это видел и слышал, тот скажет, наверно, —
Музыка наших лесов сладкозвучнее лиры
И громового звучания труб и призывней и строже.
В хоре бесчисленных шорохов этот ведущий
Голос неистовой крови — ну что же милее?
Мне неизвестно, как долго живут они, зубры, —
Кто же считал долголетие дикого зверя?
Пишут, однако, что где-то отмечен был в стаде
Старый вожак двухсотлетний, приметный по гриве,
Черной, блестящей, с белесою проседью в челке.
Этой приметой его называли все стадо,
Если предания не лишены заблуждений,
Глаз потерял он при схватке и стал однооким.
Это возможно. С сомнительным правом вступают
Сильные в битву за власть и господство, и спора причина
Только с годами становится явной, хоть знаки
У властолюбца остались от боя навеки.
Я не скажу вам, как долго непризнанным в стаде
Он оставался, но в тех же народных преданьях
Предполагаются слишком уж долгие сроки.
Вымыслом часто молва доставляет ушам наслажденье,
Вот потому-то и шепот народных сказаний
Слышен у нас по опушкам, лугам цветоносным и весям.
Я же не вправе писать здесь о малоизвестном:
Тем, для кого я пишу, по душе только правда.

Звери пасутся на воле, свободу вкушая по праву.
Общим усилием зубры себя защищают, а стража
Зорко следит, чтобы в стаде был строгий порядок.
Сильный со слабыми властью не станет делиться,
Сила и опыт дают ему право главенства
Перед противником в стаде, в загоне и всюду.
В смертном бою побеждает обычно сильнейший,
И ни минуты в лесу без тревог не бывает.
Жажда главенства их гнев воспаляет кровавый —
И поединки кончаются смертным исходом.
Тот, кто над слабым взял верх, получает награду,
А побежденный, тревогу учуяв, понуро
Вместе с подругой из стада бредет на чужбину.
Он, разлучившись со стадом, отныне боится
Даже рогатины, в стаде же каждый бесстрашен.
Впрочем, стада не гнушаются и одинцами,
Их и в другие стада принимают без боя.
Если в лесном поединке супруг погибает,
Верность друзей нарушается смертью нежданной,
Может зубрица тогда в свое стадо вернуться.

Княжий указ, охраняющий мать и потомство,
Преумножает тем самым сокровища края.
И на червонное злато народ наш сокровища эти
Не разменяет. Его убеждение твердо:
Наши леса — это кладезь бездонный богатства,
Благо страны. Караваны судов чужеземных
К нам приплывают, блистая заморским товаром.
Щедрая влага из кладезей этих природы
Теплым дождем выпадает на тучные пашни.
В реках от самых верховьев до устьев широких —
Лес на плаву, он — как мост между землями княжеств.
Почвы богатые требуют мало усилий,
Только при жатве вся нива пестреет жнецами;
В рощах тенистых пасутся стада на приволье,
А на лугах — табуны скакунов быстроногих.
Пашен плоды и лесов своих дар за моря мы
Всем продаем, и хотя по достатку мы равны,
Ценим заморское меньше, чем рощи родные.
Край благодатный — великое княжество наше,
Но не одна красота в его море зеленом.
Лес наш приносит большую хозяевам пользу:
Он — кладовая живицы и смол корабельных,
Меха пушного, и меда, и воска, и дичи.
Так что купец чужестранный тугою мошною
Может тряхнуть, не скупясь, на торгах наших людных.
Все тут — сосна корабельная, дуб для поделок,
Тес для богатых домов — королевствам безлесным.
Лес вырастает у нас удивительно быстро,
Вряд ли где встретишь подобных лесных великанов.
Благоухают цветами опушки лесные,
Сельского люда места для забав и гуляний.
Бортники наши под кронами старых деревьев
Выдолбят ствол, и, глядишь — получается улей;
Так приручаем пчелу мы и мед добываем,
Птицы лесной несказанное множество в пуще,
Бьют ее стрелами, а иногда — из мушкетов.
Те петухи, о которых писал еще Плиний,
Водятся стаями, тут их зовут глухарями —
Грузная птица, по весу гуся тяжелее.
Запах особый присущ глухариному мясу.
Большая есть ли удача, чем та, когда видишь,
Как, встрепенувшись, подбитый, он падает наземь.
С тяги охотник уносит двойную добычу:
Пищу желудку и пищу уму в одночасье.
Где ни пойдешь — мастерят то ловушки, то сети:
Если одной не поймаешь, другою добудешь.
Леса закон для добытчиков всех одинаков.
Край наш природа таким наделила богатством,
Что преизбыток дает нам свободу добычи.
У бережливых чрезмерно и птицы и звери
Зря пропадают; я видел не раз в нерестовьях
Груды задохшейся рыбы, просившейся в сети.
Нету досмотра — приходят сады в запустенье,
Поле родить перестанет, где нива не сжата.
Наше отечество — край и чудес и загадок:
То ли так Бог пожелал, чтобы все было вольно,
То ли по воле волшебной растет все и гибнет.
Часто с тревогою думаешь: чем объяснимы
Силы, присущие северным травам и слову,
Песни воздействие мощное? И временами
Кажется все это сказкой волшебной Медеи.
В этих словах моих сущая правда. Я знаю,
Что христианская вера сурово карает
Всех колдунов нечестивых, что связаны тайно
С духами зла, подвергая их пыткам и казни,
Как и сообщников, знавших о чарах волшебных,
Но не донесших тотчас же на злых чародеев.
Хватит того, чтоб мирская молва прокатилась:
Ты, мол, колдун и с нечистыми сносишься тайно.
Тут же несчастного схватят и, руки и ноги связавши,
Тащат к высокому берегу и нечестивого — в омут.
Если увидят, что тонет, считают — оправдан;
Если ж, напротив, — не тонет, считают виновным.
Казни подобные мы наблюдали: в пучине
Жертва в свивальнике борется с волнами, тщится
В бездну уйти с головою, а толпы народа
Жадно глазеют, кричат, посылая проклятья.
Видя такое, я весь цепенел, потрясенный;
Чудилось, будто вода на себя не похожа:
Вот набегает волна и уж, кажется, все поглотила;
Нет, не достала — бежит головы осужденной.
Все же огонь справедливее: ведьму и мага
Он пожирает всегда, как и мерзких злодеев.
Вы сомневаетесь в этих рассказах, возможно?
Верьте, в Литве это все на глазах происходит.
Я воспеваю лишь правду, хотя, как известно,
Даже в обычные выдумки — бабские сказки —
Часто готовы поверить и умные люди.
Россказней бред мы оставим, взяв бремя полегче, —
Бор показать, где глазам и душе — наслажденье.
И красота первозданная трав и деревьев,
Дичь боровая и зверь, что пасется стадами, —
Все вызывает восторг у мужей благородных,
После походов прибывших в осеннюю пущу,
Чтобы охотой развлечься от тягот военных.
Труд в ней и отдых — полезная пища для духа,
Тело она закаляет и немощи сроки
В старость глубокую отодвигает, тем самым
Смертному жизнь продлевая на многие годы.
Это доказано опытом: старость подходит,
Тело же крепкое, слух не притуплен, и ухо
Ловит малейшие шорохи, глаз еще зорок,
Цель безошибочно где-то вдали замечая.
Лучшей наметкой для глаза, лекарством для уха
Служит охота с ее постоянным дозором.
Зоркость и чуткость — помощники наши на случай,
Если, заметив охотника, зубр изловчился
Вас одолеть, коль не хитрой уловкой, так силой.
Он по натуре смекалист, напорист и грозен,
Грудью пойдет — и ничто уже вам не поможет.
К лесу привыкший и сам испытавший все это,
Я воскрешаю живые картины и знаю,
Что для одних это правда, другие ж едва ли
В это поверят. Ну что же, на суд справедливый
Песню я ставлю, и пусть ее судят по праву
Те, кому труд постоянный на поприще музы
Право дает и ценить и писать постройнее,
Нежели я написал здесь за краткое время.